Письма крови - Агамальянц Александр - Страница 31
- Предыдущая
- 31/39
- Следующая
По мере того, как я продвигался в своем расследовании, я все более понимал суть собственной природы и ее ценность. Это не приносило мне особой радости и избавления от тоски, бесконечной, как сама моя жизнь, однако это давало некоторое чувство спокойствия, за счет чего я мог более трезво смотреть на положение вещей. И тем больше я ненавидел и презирал большинство своих собратьев, бесцельно и уныло влачивших свое существование сквозь века. Это чувство возникло у меня гораздо раньше, но тогда оно носило, скорее, эстетическую природу, потому что слишком много было параллелей с противным мне бюргерским обществом, сгубившим меня и Шарлотту. Но, не имея какой-либо цели в жизни и не понимая собственного естества, я не так уж сильно отличался от них, по большому счету. Теперь же мое отвращение было основано на личном опыте познания планов бытия, лежащих далеко за пределами понимания и восприятия среднего разума. Да, открывшийся мне мир был ужасным и противоестественным, но также он был полон поистине бескрайних возможностей. Была ли это гордыня? Возможно. Я никогда не стремился быть праведником.
39
Помимо поисков информации о нужных артефактах, у меня было еще одно направление исследований, также дававшее возможность глубже заглянуть по ту сторону земного бытия. Благодаря Дитеру, я разобрался со своей способностью видеть души умерших – при желании я могу вызывать души самоубийц, находясь либо на месте их смерти, либо на месте захоронения. С прочими мертвецами это почти никогда не работало, но поверьте, счастье мое, мне хватало. Если демоны почти всегда желали моей смерти, то призраки чаще были просто напуганными и отчаявшимися. Многие охотно делились со мной описаниями загробной жизни, жаль только, что эти описания были довольно однообразны, будто сцитированные из описаний дантова ада – тоскливая холодная тьма и постоянное переживание тех эмоций и чувств, которые стали причиной совершения насилия над своим телом. Большая часть духов являлась мне по одному разу и буквально на несколько минут, однако у меня было сильное ощущение, что они очень благодарны мне даже за столь краткий миг спокойствия.
Слушая о страданиях самоубийц, я постоянно размышлял о судьбе Шарлотты. Если мне удастся освободить ее душу от власти демона, какая участь будет ей уготована? Сможет ли она рассчитывать на спасение или будет обречена на не менее страшную участь? Если сатана уже один раз посмеялся и надругался над ее несчастным телом и душой, дозволено ли ему будет сделать это еще раз? Неужели законы мироздания настолько несовершенны, что девушка, отказавшаяся от любви ради исполнения долга дочери перед собственной семьей, приравнена перед Высшим судом к закоренелому грешнику, чья жизнь сама по себе была богохульством? Или Творец специально оставил лазейки в своих законах, чтобы дьяволу и его слугам было позволено творить свои непотребства над душами заблудших праведников? Но какие цели, сохранение какого баланса, или что еще мог преследовать Бог, разрешая такое? Бессчетное множество вопросов появлялось в моей голове, и ни на один нельзя было придумать такого ответа, который бы не породил новых вопросов.
Простому человеку достаточно было смириться с промыслом Божьим и не усложнять себе жизнь поисками правды. Живи праведно, молись о спасении души, искренне кайся в грехах и, возможно, тебя не отдадут на потеху бесам. И, самое главное, не задавай много вопросов – от них появляются сомнения, которые напрямую ведут к грехопадению и гарантируют вечные муки в преисподней. Но я – совсем другое дело. Ценой проклятия и забвения своей бессмертной души, я получил право задавать любые вопросы и сомневаться в чем угодно. Нет, мне не являлись ангелы, передо мной не расступалось море, всего лишь старый добрый faustrecht, право сильного. Я уже потерял все, что только можно было потерять, и это дало мне необходимую силу и свободу выбора. Те же, кто не мог позволить себе пойти наперекор законам Мироздания, могли обрести утешение в своих страданиях только через надежду на прощение и покаяние. Впрочем, некоторым хватало даже этого, чтобы с легкостью распрощаться с жизнью и ввергнуть свою душу в гостеприимные объятия ада.
Среди духов, откликнувшихся на мои призывы, была одна женщина, назовем ее Джульетта. Я уже не помню ее настоящего имени, да оно и не так важно. При жизни она была небогатой горожанкой, которая, однако, не сильно горевала из-за недостатка денег, отсутствия нарядной одежды и покосившихся стенам. Ей повезло выйти замуж за любимого человека, оказавшегося крайне заботливым и трудолюбивым мужем и, в последствии, отцом. У них было трое замечательных детишек, небольшой домик, многое уже переживший, но все еще теплый, сухой и уютный, и главное – они были друг у друга. Нехитрое счастье простого человека. Но однажды все изменилось – однажды муж Джульетты слег с лихорадкой и через две недели мучений умер. Почти все имевшиеся сбережения ушли на лекарства и похороны, и несчастная вдова вместе с детьми оказалась на грани нищеты. Что бы она не делала, какие бы попытки наладить жизнь не предпринимала – всё было бестолку и костлявые пальцы голодной смерти уже вовсю скреблись к ним в окна по ночам.
Джульетта была доведена до отчаяния. Из молодой, красивой и цветущей женщины она превратилась в неуклюжую, чумазую старуху с всклокоченными седыми волосами и пустым рыбьим взглядом. Еда появлялась в доме все реже, несмотря на то, что Джульетта не гнушалась практически никакой работы, не решаясь заниматься разве что тем, что навлечет вечное проклятье на ее душу. Ее спасала только надежда и вера в высшую справедливость. Но в один из вечеров, переступив порог своего все еще сухого и теплого домика, она посмотрела в глаза своих детей и не увидела там ничего, кроме страданий и боли. И тогда ей открылась истина – как бы она ни старалась, все равно, не сможет быть всегда рядом с детьми, оберегать и заботиться о них. Когда-нибудь им придется самим обеспечивать собственное выживание. Но смогут ли они сохранить свои души безгрешными, чтобы, пройдя через все тяготы и лишения мирской жизни, обрести спасение и вечную жизнь на небесах среди ангелов и праведников? Зачем же подвергать их годам страданий и искушений, если сейчас их души еще невинны, а их тела уже достаточно перенесли?
Бедная Джульетта ни минуты не колебалась с принятием верного решения.
Рано утром она затянула три петли на шеях детей и одну – на своей.
Перед смертью она видела, как три светлых души вознеслись к Богу…
Я не раз содрогнулся, пока слушал эту историю. Причем, содрогнулся не от событий, – ничего необычного ни для какого времени в них не было – а от той искренности, с которой о них рассказывалось. Но, спустя некоторое время, я понял, что отпугнуло меня даже не это… По сути, Джульетта совершила один из достойнейших поступков, какие только упоминаются в церковных поучениях. Отринув надежду на спасение собственной души, она заменила ее гораздо более возвышенной и праведной целью – спасением душ своих детей, и воплотила ее, не побоявшись заплатить самую высокую и страшную цену из всех возможных. Не знаю, получит ли она прощение на Страшном суде и будет ли вообще этот суд, могу сказать только то, что увидел в этой истории практически отражение своей. Когда теряешь надежду, ты либо перестаешь существовать, либо заменяешь ее на другую. Возможно, ты начинаешь надеяться на что-то еще более безумное и сулящее верную гибель, но именно оно будет давать тебе силы жить вечно.
40
Спустя год еще полгода, мои труды начали, наконец, давать результат. До меня дошли слухи о некоем монастыре, обитатели которого возносили молитвы вовсе не тому, кому должны были. Я сразу же вспомнил, что призрак Шарлотты упоминал о чем-то похожем, но не мог сказать точно, где находилась это богохульная обитель – во Франции, в какой-то другой стране или вообще была кошмарным сном, посланным черными чарами. Но теперь, когда практически то же самое, я услышал из совершенно другого источника, имело смысл проверить все самому, и я сразу принялся разыскивать подробные сведения о правдивости дошедших до меня слухов и возможном месте нахождения монастыря. Конечно же, как и во всех похожих случаях, никто не мог сказать ничего определенного. Я думаю, что мне очень повезло, что я вообще узнал об этом. Однако, мне удалось выйти на след некоего тайного общества, располагавшегося в Венеции. По сути, это было обычное сборище пресытившихся обыденными развлечениями богачей, которых водил за нос бродячий фокусник, но кое-что отличало его от остальных подобных балаганов.
- Предыдущая
- 31/39
- Следующая