Шекспир мне друг, но истина дороже - Устинова Татьяна Витальевна - Страница 55

• Предыдущая
• 55/58
• Следующая

– Ты меня удивила, – сказал наконец сосед. – Ей-богу, удивила!.. Я тебя такой и… не видел никогда.

Она взяла его под руку, очень крепко.

– Я сама себя давным-давно не видела. Или никогда не видела!

– Вот это точно.

– Давай выкинем это все?.. – Она подбородком показала на пакет. – Вот прямо сейчас!

– Давай, – моментально согласился он. – Хорошо бы с моста в речку, да только лед кругом!

– Что мы, не найдем, куда выкинуть?

– Найдем, – сказал он. – Конечно, найдем!..

Солнце, пробив белые зимние облака, вдруг ударило по глазам, и Ляля зажмурилась изо всех сил. Когда она открыла глаза, мир вокруг был совершенно другой, яркий, сверкающий, объемный, как будто кончилось черно-белое кино, снятое на скверной зернистой пленке.

– Пойдем гулять, Егор, – предложила Ляля. – Куда-нибудь подальше!.. В кремль пойдем?.. Или вообще на ту сторону? Мне очень нужно, очень! Или ты по делам ехал?..

– Да подождут мои дела, Ляля!.. Вот куда твоей душе угодно, туда и пойдем. Сколько хочешь, столько и будем гулять, что нам!..

– Ты поговори со мной, – попросила Ляля и посмотрела ему в лицо. – Хочешь, я расскажу, что у нас в театре происходит? Юриваныч еще до всех этих… катастроф одну пьесу одобрил, я тебе не рассказывала?

Он помотал головой – нет, ты ничего и никогда мне не рассказывала!.. А я так ждал, так надеялся, что когда-нибудь расскажешь. Вот оно и наступило, это «когда-нибудь», а казалось, уже не наступит.

…Какой сегодня странный день!

– Молодой драматург ее написал, совсем мальчишка, по-моему, из Екатеринбурга. Я поначалу даже читать не хотела, думаю, что там он мог написать, наверняка какая-нибудь чепуха, их всех в постмодернизм тянет и в левацкие настроения. И такая прекрасная оказалась пьеса, про дачу!.. Я взялась читать, оторваться не могла, потом Юриванычу дала, он очень обрадовался. Хорошая пьеса по нынешним временам редкость, знал бы ты какая!.. Решили ставить, он под постановку хотел даже молодого режиссера пригласить из Питера. Ну, чтоб окончательно молодежный спектакль был! И Виталий Васильевич согласился, даже звонил этому питерскому. А потом… потом… все случилось, и стало нам не до пьесы.

– Да погоди немного, – отозвался Атаманов, – сейчас разгребемся, и будет тебе пьеса.

– Ты думаешь?

– Уверен.

Ляля вздохнула и прищурилась на солнце.

– Хорошо, что ты уверен. А то мне стало казаться, что больше уже ничего и никогда… Что ничего не будет, понимаешь?..

– По мне, все только начинается. Ну, в смысле, самое интересное.

– Выходит, ты оптимист, Егор.

Он покрепче прижал локтем ее руку.

– Смотри, вон мусорка! Ну чего? Решай давай! – И он в разные стороны помахал объемистым пакетом. – Выбрасываем? Или, может, еще сгодятся вещички-то? А то выбросим, потом жалеть будешь. А?..

Ляля перехватила пакет, и вдвоем, раскачав как следует, они запулили его в высокий кузов мусоровоза.

– Вот так, – сказала Ляля, отчего-то страшно гордясь собой. – Вот так-то!..

Когда Озеров и Величковский позвонили в дверь, вдова Верховенцева играла на рояле. На площадку доносились далекие звуки, которые смолкли, едва задребезжал в глубине «адвокатской квартиры» старинный колокольчик.

– Что ни говорите, шеф, – пробормотал Федя, хотя Озеров молчал, – а режиссер-то наш покойный умел жить!.. Умел!.. Вот вы где живете? В панельной многоэтажке в Дегунино Восточном?

Озеров быстро на него взглянул.

Распахнулась высокая створка, и перед ними предстала вдова Верховенцева. На этот раз Федя Величковский все оценил сразу. На ней были джинсы, порванные, скорее всего, кем-то из пары Дольче – Габбана или тем, или другим собственноручно, и темно-синяя рубаха с закатанными по локоть рукавами. Волосы распущены по плечам.

– Здравствуйте, Федор, – сказала она как ни в чем не бывало. – Я правильно запомнила ваше имя?

– Абсолютно! – с излишней пылкостью вскричал смущенный ее видом Федя. – Абсолютно правильно, Лариса Николаевна. А это мой начальник Максим Викторович Озеров, он в прошлый раз… отсутствовал.

Вдова пристально посмотрела на Максима, даже голову немного склонила набок.

– Вы подрались? – неожиданно спросила она и спохватилась: – Проходите, проходите, пожалуйста.

Федя почему-то думал, что в квартире на этот раз будет пыльно и неуютно, – хозяева уехали, пропали, никто не смотрит за домом, и он постепенно приходит в запустение.

И ошибся.

В квартире стало еще уютнее. Даже на крышке рояля, которую Лариса бесшумно опустила, когда они вошли в гостиную, не было ни пылинки. Она немного помедлила, повернулась и сложила руки на груди.

– Вы хотите еще поговорить со мной о Виталии?

– Мы топчемся на месте! – объявил Федя. Фраза явно была заготовленной. – Мы не можем найти… причинно-следственных связей.

Озеров неслышно хрюкнул и покачал головой.

– Помогите нам, Лариса Николаевна! Пожалуйста.

Она вздохнула.

– Я бы помогла, но… чем? Чем я могу помочь? И все-таки, что с вами случилось? – обратилась она к Озерову.

– Ну, меня тоже пытались… убить. Но я не давался. Вот результат, – то, что вы видите на моей физиономии.

Она кивнула, принимая объяснения.

– Хотите кофе? Так положено спрашивать, когда приходят гости! Или вы не гости, а… расследователи?

Тут вдруг Озерову пришло в голову, что он, пожалуй, не знает, о чем именно станет ее спрашивать. У Федьки, кажется, была какая-то идея, но, увидев вдову, Озеров совершенно позабыл, какая именно.

– Лариса Николаевна была актрисой, – вступил Федя, как будто рассказывал Максиму о своей давней приятельнице. – Они познакомились с Виталием Васильевичем, как раз когда она играла на сцене. Потом Виталий Васильевич специально для нее ставил спектакли. А потом появилась… Валерия, и все изменилось. Я правильно рассказываю?

Она кивнула.

Озеров прошел к полосатому адвокатскому креслу и сел.

– Получается, – сказал он вдове, – что мотив для убийства есть только у вас. Вы это понимаете?

– Я не думаю об этом, – Лариса Николаевна улыбнулась совершенно искренне. – Я не могла его убить, и я его не убивала. Вы это понимаете? – в тон ему спросила она.

– Честно сказать, не очень.

Она пожала плечами, как бы говоря – ничем не могу помочь.

– Я все же сварю кофе. И у меня есть превосходный порто! Виталий любил хорошие вина. С кофе очень вкусно.

Лариса вышла.

– Ну что? – в нетерпении зашептал Федя. – Что вы думаете?

– Необыкновенная женщина.

– А! Что я говорил?!

– Ты много чего говорил, Федька!.. На леди Макбет она не похожа, тут ты прав.

– Вы так говорите, потому что она вам нравится, или потому, что она правда не похожа?

Озеров не знал ответа на этот вопрос. Он был уверен, что все поймет по ней с первого взгляда, все ему станет ясно – как с Лялей или Валерией Дорожкиной. А тут – полная загадка.

…Или она так уверена в своей силе? И всегда знала, что Верховенцев-Бочкин никогда и ни за что ее не бросит, что Дорожкина просто эпизод в жизни «увлекающегося, талантливого человека»? Таланту же положено постоянно кем-то увлекаться! Это называется – гореть. Талант должен все время пылать от любви, холодеть от ненависти, стискивать зубы от отчаяния, плакать от счастья, всякое такое. Проделывать все это он должен прилюдно, публично, лучше всего в Интернете, чтобы охватить эмоциями как можно больше народу. Если человек ничего этого не делает, кто поверит, что он настоящий талант?!

Лариса внесла поднос с кофейником, чашками и узкими хрустальными рюмками. Она все делала очень ловко, красиво и почти бесшумно. Озеров смотрел на нее, не отрывая взгляда.

– Я вам не нравлюсь? – спросила она, расставляя чашки и не поднимая глаз.

– Нравитесь, – бухнул Максим. – Должно быть, вы всем нравитесь! И я никак не могу понять, как Верховенцев мог вас бросить!

– Он собирался, но не успел, – доброжелательно объяснила Лариса.

• Предыдущая
• 55/58
• Следующая