Чужие миры (авторский сборник) - Васильев Владимир Николаевич - Страница 37
- Предыдущая
- 37/180
- Следующая
Богуслав пошарил глазами, узрел Дементия. Тот призывно махал рукой. Венед, не подозревая ничего худого, пошел к нему, осторожно раздвигая неподатливые ветви. Приблизился и обмер: вовсе это не Дементий! Старик какой-то. Кожа морщинистая, словно кора древнего дуба, глаза горят-полыхают ровно угольки. И уха правого нет вовсе.
«Леший! Настоящий лесовик-хозяин! Вот попал-то!»
— Здорово, соседушка! — скрипуче поздоровался леший. Прищурился, поглядел. — Ба! Да это и не сосед!
Богуслав похолодел, но испуга старался не казать.
— Откуда ж ты забрел, родич? Из каких лесов? — допытывался старик.
Венед несмело указал перстом на восток:
— Из-за Лойды да из-за Тялшина я…
«И вовсе он не востроголовый, — подумал Богуслав растерянно. — Черти ж все востроголовые. А этот — нет. Может, впрямь переодетый?»
Однако присмотрелся и зажмурился в отчаянии: у старика не было тени. Точно, леший!
Нечистый приблизился, шумно дыша, Богуслав едва не пошатнулся — от него разило крепким пивом!
— В гости, значит? — молвил леший и вдруг громко икнул. — Хик-к!
Богуслав бестолково хлопал глазами. Старик вздохнул:
— Пошли выпьем, что ли? Именины у меня сегодня, родич.
Венед покорился. А что оставалось? Едва ступить успели, закружились вокруг них елки да дубы, учинили хоровод, тропа с оврагом пропали, как и не было, а стала поляна широкая с рубленой избушкой посредине. С каждого бревна сивыми-гроздьями свисали мохнатые лишайники; у стен возвышались здоровущие ядовито-красные мухоморы. Сама собой отворилась дверь, заскрипела на весь лес.
— Входи! — пригласил хозяин, полуобернувшись на пороге.
«Пропаду!» — отчаянно подумал Богуслав, ныряя вслед.
В избушке было тепло и сумрачно. Из-под ног шарахнулся толстый удивленный заяц. Леший на него по-разбойничьи засвистал.
— Садись, родич!
На столе румянились блины, полная миска, стояла резная деревянная чаша со сметаной и другая со смородиновым вареньем. И еще небольшая ендова с солеными крепкими грибочками.
Богуслав с опаской опустился на грубую дубовую скамью, словно на ежа. Леший грохнул на стол объемистую бадью с хмельным и мигом наполнил устрашающих размеров кружки.
— За именинника? — несмело предложил Богуслав.
Леший благодарно кивнул, поднял кружку и порядком отхлебнул. По буйным его усам потекла обильная пена.
Отведал напитка и венед, довольно крякнув, — не какое-нибудь деревенское полпиво. Знатное питье!
— Ух! Куда как с добром! — восхитился Богуслав совершенно искренне. Леший только хмыкнул.
Выпили еще по одной, закусили грибами. Страх незаметно улетучился, старик вдруг стал милым и дорогим, что твой родич. Шумит слегка в голове, однако ж здорово!
К четвертой кружке Богуслав встал.
— Какие именины без подарка? Держи, хозяин, носи не переноси!
С этими словами снял венед расшитый атласный пояс, какой мать ему подарила прошлой весной, вещь любимую и красивую, и протянул старику. Тот принял, глаза сверкнули, видать, понравился подарок.
— Ну, спасибо, родич. Уважил! Никто мне доселе подарков не делал…
За второй бадьей гуляки обнялись.
— А знаешь, друже, — сказал Богуслав, осоловело глядя на лешего. — Не скрою от тебя правды (буль-буль).
Старик попытался сосредоточить взгляд на венеде. Удалось, хотя и не сразу.
— Я ведь человек! Ж-живой!
— Ну и что? — ответствовал леший. — Я знаю. Сразу понял. Дак ведь и среди людей хорошие попадаются. Давай лучше за лес мой выпьем? Чтоб стоял он, всех перестоял! А?
— А-гей!
Со стуком встретились кружки.
— Уф-ф! Наливай еще, хозяин!
Пиво с клокотанием полилось из бадьи.
— Я ведь быстро смекнул, что ты не леший, а людского роду-племени…
Венед захохотал:
— А я наоборот, тебя за человека переодетого принял. Вот потеха!
Посмеялись. Леший, обняв Богуслава, изливал ему душу (ибо и черти спьяну имеют душу):
— Ты не думай, я не злюка, даром что нежить. Людей редко трогаю. Те конники едва пол-леса не сожгли, злодеи. Как не проучить? А вот намедни заблудился мужичонка в дальней пуще. Проклинал меня, страсть, хотя я его и не думал водить. Показался. Так, мол, и так, объяснил бедняге, что ни при чем. Домой отвел; а он мне из селения блинов вон приволок. «Держи, говорит, жена передала. Ешь на здоровье».
Леший вновь взялся за кружку.
— Ты молодец, однако, что не испужался. Не люблю пужливых! Давай теперь за смелость выпьем!
Бам-м! Выпили.
Приговорили помалу и вторую бадью. Третью леший, пошатываясь, выкатил наружу и вышиб кулаком крышку. Сели, обнявшись крепче прежнего, на пороге, черпая кружками прямо из бадьи и глядя на потемневшую стену леса.
— Споем, что ли? — предложил леший. — Люблю я ваши людские песни петь.
— Непременно споем! Вот эт-ту: «Ой, на горе ветер свищет!»
Леший подхватил зычным дивным голосом. На славу спели. Потом и «Походную» затянули, и «Чудный месяц», «Веселого зайца» (эту леший с особой радостью пел, даже кружкой по бадье ритм отстукивал), и «Реченьку».
Спели, выпили, отдышались.
— А нашу венедскую слободскую знаешь?
Леший закивал:
— Ну а как же!
И завели с самого начала:
Тут и услыхали их Тарус и близнецы, сбившиеся с ног, разыскивая пропавшего Богуслава. А над лесом гремело:
— Наша песня, венедская, — прошептал Вавила чародею. — Слободяне ее поют.
Тарус прислушался к далеким голосам и покачал головой: ишь, выводят!
Выводили в два голоса:
И Боромир с товарищами-побратимами удивленно вслушивались в пение, не особо вроде и громкое, однако слышимое по всему лесу. Стемнело; круглый лик луны, желтый, как масло, взирал свысока на землю. Беспокойно вертели головами песиголовцы, ставшие на ночь юго-восточнее; повскакивали на севере даты, хватаясь за оружие и внимая непонятным словам.
- Предыдущая
- 37/180
- Следующая
