Последняя республика - Суворов Виктор - Страница 31
- Предыдущая
- 31/75
- Следующая
Через много лет после первых публикаций глав из «Ледокола» архивы чуть приоткрылись, и выплыли подтверждения: речь Сталина 19 августа 1939 года. Доступа к ней я иметь не мог. Если бы на меня работали все разведки мира, то они тоже к сталинскому архиву (надеюсь) пробраться не могли. Но много лет назад эту речь я вычислил. Она должна была быть: до 18 августа 1939 года включительно была одна политика, а 19 августа она резко изменилась. В этот момент Сталин должен был в ближайшем кругу соратников объяснить свой маневр. Вираж был крутой до головокружения, а каждый член Политбюро должен понимать свой маневр, иначе руководить страной и Мировой революцией невозможно: после такого виража все члены Политбюро должны были потерять ориентировку. И Сталин, как любой командир в непонятной обстановке, должен был начинать решительно и просто: «Ориентирую!»
Я не предполагал, а просто знал, что выступление Сталина в этот день было. И знал — о чем. Меня не волновало, что подтверждений нет, не беспокоил даже вопрос, была записана сталинская речь или нет, и если записана, сохранилась ли в архиве или была уничтожена.
Я говорил и писал об этом выступлении как об установленном факте. Признаю, в моей уверенности присутствовал элемент нахальства…
Вся официальная наука отрицала возможность такой речи и самого заседания Политбюро в тот роковой день 19 августа 1939 года.
И вот в 1994 году речь найдена. В ней товарищ Сталин сказал: «Позже все народы, попавшие под „защиту“ победоносной Германии, тоже станут нашими союзниками. У нас будет широкое поле деятельности для развития Мировой революции».
19 августа 1939 года Сталин знал, что начинает Вторую мировую войну, знал, что Германия начнет захваты и тем самым превратит все страны, как захваченные, так и не захваченные, в союзников СССР. Поэтому начиная с 19 августа 1939 года антигитлеровская коалиция не могла не возникнуть. С этого момента она была обречена на неизбежное возникновение.
Вы можете меня называть любыми словами, но я восхищен и очарован Сталиным. Это был зверь, кровавое дикое чудовище.
А еще — гений всех времен и народов.
ГЛАВА 11
КАК Я ВОЕВАЛ С МАРСИАНАМИ
И потом все видели эту бездарную, позорную финскую кампанию, когда наша огромная страна тыкалась, тыкалась около этой самой линии Маннергенма. Всем показали, что мы воевать… и противники наши видели, что мы воевать не готовы.
В одном весьма знатном и в военном мире известном учебном заведении где-то в конце восьмидесятых завершился учебный год. Отгремели экзамены, счастливые выпускники распрощались с родными стенами, разъехались. Опустели коридоры, затих смех в садах тенистых…
Красивое место. Если вам не расскажут предварительно, куда это вас судьба занесла, то так сразу и не сообразишь: сады, парки, озера в камышах, кедры в небеса, океаны цветов, вдоль аллей то тут, то там — пушки, танки, самолеты всех времен и народов. Идешь как по музею: вертолеты, морские мины, торпеды. И вовсе не рядочком, а для каждого танка свое местечко облюбовано, каждый так вписан в сады и лужайки, словно китайская беседка над гремучим ручейком, — с понятием. А вот и наша родная 76-мм полковая пушка образца 1942 года на железных немецких колесах с немецким дульным тормозом — немцы захватывали и использовали в боях — у них такого чудо-оружия просто не было. Иногда трофейные советские пушки немцы использовали в том виде, в котором захватили, а иногда вносили изменения в конструкцию. По каким-то, только им известным причинам снимали наши колеса, наполненные гусматиком, и ставили свои немецкие — железные. Видимо, резина у них была не в изобилии. И дульный тормоз меняли… И использовали против Красной Армии. Много немцам досталось первоклассного оружия и боеприпасов в приграничных районах Советского Союза в первые дни войны. А потом — под Харьковом и в Крыму — в 1942-м. А в конце войны эти пушки, эти сокровища попали в руки Британской армии в качестве боевого трофея, и вот одна из них стоит в кустах сирени, вроде как в засаде.
Это уже история. И цены ей нет, той пушечке. А рядом в ангарах — наши тридцатьчетверочка и «Королевский тигр» и много-много еще штук, от прикосновения к которым у любого нормального человека кружится восторгом голова.
Если по аллеям пройти, то тут не только танки и пушки, но и мортира времен Крымской войны и много еще всяких чудес.
Итак, завершился учебный год — ремонт по всем учебным корпусам, стены красят, полы, в старинном корпусе реставрация, чтобы все было так, как во времена давние, а рядом в новом корпусе перестраивают компьютер чудовищной мощи на новые программы.
Нашему брату преподавателю раздолье — забирайся на целый день в библиотеку и грызи гранит наук, никто не помешает. Библиотека — мечта. На стенах — коллекции орденов, любой музей позавидует. И коллекции личного оружия знаменитых генералов, под стеклом — форма парадная с аксельбантами и эполетами. Полки книжные бесконечного протяжения. Тишина, как в космосе.
Обложился я томами, словно бастионы вокруг себя возвел, оборону неприступную, чтоб не заметили меня, чтоб от работы не отрывали.
Но нашли меня и оторвали: есть возможность отличиться.
Вызывает большой начальник, ставит задачу: помогать инженерам тот самый компьютер перестраивать. «Я, — говорю, — в компьютерах не очень…»
А начальник отвечает, что этого от меня и не требуется: там уже шесть электронных экспертов два месяца колдуют, чародействуют — одного из Японии выписали, двоих из Америки доставили, остальные — свои. И меня к ним — великолепная семерка. Интернационал. Компьютер перестраивают на другую программу. Две недели срока осталось. Свою работу электронную инженеры крепко знают, но им нужен кто-то, кто бы фантастические военные ситуации придумывал, что-нибудь вроде войны миров: наши против марсиан или что-нибудь в этом роде. Компьютер специально создан для моделирования боевых операций. Их на всю Британию, может, всего пара такой мощи: один боевой, где-нибудь в подземелье для планирования войны, и один тут — для подготовки операторов, программистов и высшего командного состава. Если правду сказать, я не знаю, сколько их, таких компьютеров, в Британии. Просто предположение высказываю. А во всем мире (на мой взгляд дилетанта) их, может, не больше десятка наберется.
«Ты, — говорит начальник, — у нас известный чудак, и все в твою голову какие-то сумасбродные идеи приходят, парадоксальные. Нам твоих идей не понять. Но твоей способностью сумасбродствовать мы воспользуемся. Иди к электронным экспертам и выдумывай. Чтобы зря твои идеи не пропадали, иди и воюй с марсианами».
И я пошел.
Тут надо отвлечься. Отступить от темы.
Мне иногда вопросы задают насчет преподавательской деятельности. Опять же — участие в настройке военного компьютера невероятной мощи… Это для ядерной войны. Вопрос мне прямо не формулируют, но как-то связывают: лекции читаешь, учишь офицериков вражеских, и тут же — про совесть, про брошенную родину…
Вопрос понял. Отвечаю: если моя милая родина и в новом тысячелетии не откажется от идеи Мировой революции и бросится во всем мире устанавливать коммунистические порядки, так я не только вражеских офицериков учить буду и участвовать в настройке военных компьютеров, но и с автоматом в руках пойду воевать против коммунизма.
Ну а если Мировой революции не случится, если моя прекрасная родина не бросится в припадке бешенства на всех своих соседей, то мои лекции никому вреда не принесут. И компьютер тот будет мирно жужжать в прохладном подземелье.
Итак, спускаюсь я туда, где колдуют электронные корифеи. Сначала вроде с обидой — от работы отрывают. А потом сообразил: к компьютеру такой мощи в двадцатом веке вряд ли какой историк будет допущен. Слишком удовольствие дорогое. Не для игрушек такие штуки создают. И не для исторических исследований. Я не историк, я просто любитель военной истории. Но получается, что я один из всех историков, профессионалов и любителей, на всей земле в двадцатом веке имею возможность доступа к такому чуду. Через две недели, когда его полностью перестроят и отладят, таким сверчкам, как я, доступа не будет и загрузят его серьезной работой, о содержании которой можно только догадываться. А пока….
- Предыдущая
- 31/75
- Следующая