Книга крови 6 - Баркер Клайв - Страница 25

• Предыдущая
• 25/26
• Следующая

Голоса внизу становились все более раздраженными. Баллард открыл дверь, чтобы лучше слышать. До него донесся голос Саклинга, язвительный, но и угрожающий.

– Все кончено… – говорил он Криппсу. – …Ты что, по-английски не понимаешь?

Криппс хотел что-то возразить, но Саклинг грубо оборвал:

– Или ты пойдешь как джентльмен сам, или Гидеон и Шеппард тебя выволокут. Что ты выбираешь?

– В чем дело? – возмутился Криппс. – Ты никто, Саклинг. Ты смешон.

– До вчерашнего дня, – ответил тот. – Теперь кое-что изменилось. Один раз повезет и собаке, не так ли? Ты должен знать это особенно хорошо. На твоем месте я бы надел плащ, на улице дождь.

После минутной паузы Криппс сказал:

– Хорошо. Я иду.

– Послушный мальчик, – издевательски-ласково сказал Саклинг. – Гидеон, пойди проверь наверху.

– Я здесь один, – сказал Криппс.

– Не сомневаюсь, – ответил Саклинг, и снова повернулся к Гидеону. – Пошевеливайся!

Баллард слышал, как кто-то сделал несколько шагов по коридору, и сразу затем резкие движения нескольких человек. Или Криппс совершил попытку к бегству, или набросился на Саклинга, – одно из двух. Саклинг что-то выкрикнул, завязалась борьба. Затем, покрывая шарканье ног, прозвучал выстрел.

Криппс вскрикнул, и послышался звук его падения.

Затем снова голос Саклинга, тонкий от ярости.

– Идиот!

Криппс что-то простонал, но Баллард не разобрал слов. Возможно, он просил добить его, потому что Саклинг ответил:

– Нет. Ты отправишься в Лондон. Шеппард, останови кровотечение. Гидеон – наверх.

Баллард отпрянул от перил, когда Гидеон начал подниматься по лестнице. Он плохо соображал и чувствовал слабость во всем теле. Из этой западни не было выхода. Они загонят его в угол и уничтожат. Ведь он зверь – бешенная собака в западне. Надо было убить Саклинга, когда была такая возможность. Но что бы это дало? В мире полно людей вроде Саклинга, выжидающих время, чтобы обнаружить свое истинное лицо; подлые, недалекие, скрытные людишки. И вдруг как будто зверь пошевелился в нем, он вспомнил и парк, и туман, и улыбку на лице Мироненко и почувствовал прилив горя, оттого что никогда не жил – не жил жизнью монстра.

Гидеон был уже почти наверху. Чтобы отсрочить неизбежное хотя бы на несколько мгновений, Баллард скользнул по коридору и открыл первую попавшуюся дверь. Это оказалась ванная. На двери была задвижка, и он ее закрыл.

В ванной журчала вода. Кусок водосточной трубы оторвался, и на подоконник бежала ручьем дождевая вода. Этот звук и холод в ванной снова напомнили ему о видениях той ночи. Он вспомнил боль и кровь, вспомнил душ – как вода лилась на голову, освобождая его от укрощающей боли. При этой мысли его губы непроизвольно произнесли три слова: «Я не верю».

Его услышали.

– Тут кто-то есть, – крикнул Гидеон, он подошел к двери и ударил в нее. – Открывай!

Баллард слышал его хорошо, но не отвечал. В горле он чувствовал жжение, а в голове снова нарастал гул турбин. В отчаянии он прислонился спиной к двери.

Саклинг моментально поднялся по лестнице и уже стоял за дверью.

– Кто там внутри? – раздался его требовательный голос. – Отвечай! Кто там?

Не получив ответа, он приказал привести Криппса. Опять возникло движение – выполняли его приказ.

– В последний раз… – сказал Саклинг.

Баллард чувствовал, что его череп распирает изнутри. На этот раз нарастающий шум казался смертоносным, глаза пронзило болью, как будто они сейчас выдавятся из глазниц. Он заметил что-то в зеркале над умывальником – что-то с горящими глазами, и еще раз пришли слова: «Я не верю», но теперь его пылающая глотка не справилась с ними.

– Баллард, – произнес Саклинг с триумфом в голосе. – Боже мой, Баллард тоже здесь. Нам сегодня просто везет.

Ну, нет, подумал человек в зеркале. Здесь не было существа с таким именем. И вообще с именем, ибо не имена ли – первый шаг к догме, первая доска в ящик, в котором ты хоронишь свободу? То, чем он становился, не должно иметь имени; и не должно быть заколочено в ящик; и не должно быть похоронено. Никогда.

На мгновение он потерял из виду зеркало и обнаружил себя парящим над могилой, которую они заставили его копать; и в ее глубине ящик танцевал, когда его содержимое боролось с преждевременным погребением. Он слышал, как трещат доски – или это звук выламываемой двери?

Крышка гроба вылетела. На головы похоронной команды посыпался град гвоздей. Шум в голове, как будто понимая, что экзекуция дала результат, внезапно стих, и вместе с ним исчезло видение. Он снова был в ванной, перед распахнутой дверью. У людей, что уставились на него, отвисла челюсть – видя, во что он превратился. Видя его пасть, его волосы, его золотые глаза и желтые клыки. Их ужас вдохнул в него силу.

– Убей его! – крикнул Саклинг и толкнул Гидеона в дверной пролом. Тот уже достал пушку из кармана и собирался нажать на спуск, но его палец был слишком медленным. Зверь схватил руку, держащую вороненую сталь, и превратил ее в кровавое мясо. Гидеон завизжал, и пошел, шатаясь, вниз по лестнице, игнорируя команды Саклинга.

Зверь поднес лапу к морде и стал втягивать носом запах крови, тут прогремел выстрел, и он почувствовал удар в плечо. Впрочем, Шеппард не успел выстрелить еще раз, перед тем как его жертва рванулась к двери и оказалась возле него. Выронив пистолет, он сделал жалкое движение к лестнице, но зверь, легко ударив его по затылку, раскроил череп. Тот повалился навзничь, наполняя коридор своим запахом. Забыв про остальных врагов, зверь набросился на мясо и принялся есть.

Кто-то произнес: «Баллард».

Зверь блаженно, одним глотком, проглотил глаза мертвеца, как великолепных устриц.

И вновь, то же слово: «Баллард». Он не стал бы отрываться от своей трапезы, но его слух был задет всхлипываниями. Он был мертв по отношению к себе – но не к горю. Отбросив пищу, он обернулся и посмотрел на коридор.

Плачущий человек лил слезы только из одного глаза, другой, пристально-неподвижный, был неуместно сухим. Но боль в здоровом глазу была неподдельной. В нем было отчаяние, и зверь знал это: слишком близко он был от боли, и эйфория превращения не могла стереть ее полностью. Всхлипывающего человека крепко держал другой человек, приставив пистолет к голове своего пленника.

– Если ты сделаешь еще одно движение, – сказал захватчик, – я разнесу его голову на куски. Ты понимаешь меня?

Зверь облизнулся.

– Скажи ему, Криппс! Это твое дитя. Заставь его понять!

Одноглазый пытался говорить, но слова не слушались его. Кровь из живота струилась сквозь его пальцы.

– Ни одному из вас не нужно умирать, – продолжал захватчик. Зверю не понравилась тональность его голоса; он был навязчивый и коварный. – Вы больше интересны Лондону живыми. Так почему бы тебе не поговорить с ним, Криппс? Скажи, что я не причиню ему вреда.

Плачущий человек кивнул.

– Баллард… – простонал он. Его голос был слабее, чем у другого. Зверь прислушался.

– Скажи мне, Баллард, – сказал он, – что ты чувствуешь?

Зверь не мог понять смысл вопроса.

– Прошу тебя, скажи мне. Просто из любопытства…

– Черт тебя возьми, – сказал Саклинг, плотнее прижимая пистолет. – Здесь не дискуссионный клуб.

– Тебе хорошо? – Криппс не обращал внимания на пушку.

– Заткнись!

– Ответь мне, Баллард. Что ты чувствуешь?

Зверь все смотрел и смотрел в глаза Криппса, полные отчаяния, и постепенно до него стало доходить значение звуков, которые тот издавал, слова становились на свои места, как стекла мозаики. «Тебе хорошо?» – повторял человек.

Баллард услышал, как смеется его глотка, и нашел там несколько звуков, чтобы ответить.

– Да, – сказал он плачущему человеку. – Да. Мне хорошо.

Не успел прозвучать ответ, как рука Криппса метнулась к руке с пистолетом. Что было у него на уме – самоубийство или побег – уже не узнает никто. Палец на спусковом крючке дернулся, и пуля пробила навылет голову Криппса и разбрызгала его мысли по всему потолку. Саклинг отбросил тело и стал поднимать руку с пушкой, но зверь был уже рядом.

• Предыдущая
• 25/26
• Следующая