Приемное отделение - Шляхов Андрей Левонович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/50
• Следующая

— Алексей Иванович, а какие свои стороны вы считаете сильными и какие — слабыми?

— Стороны? — немного даже растерялся Алексей Иванович. — Ну с сильными сторонами у меня провал — я обычный, ничем не выдающийся человек… Может, любовь к чтению? Но для врача это естественно…

Виктория Васильевна стрельнула глазами в сторону висевших колонной книжных полок, одна из которых была уставлена детективами Донцовой и Марининой, и подумала, что художественную литературу в рабочем кабинете лучше не держать на виду, надо бы ее назад, а спереди заставить медицинскими справочниками и руководствами.

— …Ну, привычек вредных у меня нет, — продолжал самоанализ Алексей Иванович, — но это же не достоинство, это нормально… Ну, расхождений диагнозов никогда не было…

— За последний месяц? — поддела Виктория Васильевна.

Расхождение диагнозов — это когда клинический, прижизненный диагноз не совпадает с патологоанатомическим, посмертным. Грубо (и упрощенно) говоря — лечили от одного, а умер от другого. Расхождения диагнозов случаются у любого врача, непосредственно занимающегося диагностикой и лечением. Время от времени. У кого-то чаще, у кого-то реже. Даже в Москве, напичканной светлыми «остепененными» умами и компьютерными томографами, случаются, чего же говорить о глубинке с ее узкими возможностями? А доктор Боткин хвастунишка, определенно хвастунишка.

— За все время, — глядя прямо в глаза Виктории Васильевне, ответил Боткин. — Начиная с ординатуры.

— Ни разу? — откровенно усомнилась Виктория Васильевна.

— Ни разу.

— У вас там что, Алексей Иванович, всех умерших без вскрытия хоронят или патанатомией ваш лучший друг заведует? — Виктория Васильевна не любила, когда ей откровенно вешали, что называется, лапшу на уши, вот и посуровела.

— Патанатомией у нас заведует Павел Захарович, человек исключительно дотошный и принципиальный, — принялся обстоятельно объяснять Боткин. — Дружбы с ним у меня никогда не было, да и быть не могло из-за тридцатилетней разницы в возрасте и расхождения во взглядах…

— В каких, позвольте узнать, взглядах? — сразу же уцепилась Виктория Васильевна.

— Во взглядах на жизнь. Павел Захарович пессимист, а я стараюсь смотреть на жизнь реалистично…

— И оттого вы оптимист? — Виктория Васильевна удивилась еще сильнее.

— Да, а как же иначе? — в свой черед удивился Боткин. — Ведь хорошего в жизни гораздо больше, чем плохого. Так что, если вы, Виктория Васильевна, думаете, что Павел Захарович мог закрывать глаза на мои ошибки, то ошибаетесь. И вскрывают большинство умерших в стационаре, главный врач старается без вскрытия никого не отдавать. Просто мне везет, наверное, я пока еще не ошибался…

Доктор Боткин потянулся было рукой к железной ножке стула, на котором он сидел, но ножка оказалась металлической, и пришлось Боткину стучать по выступающей столешнице рабочего стола заместителя главного врача. Стучал он едва слышно, смутившись от своего нахальства. Виктория Васильевна отнеслась к этому поступку с пониманием, потому что сама тоже была суеверной.

— А слабых сторон у меня много. Я неспортивный, немного ленивый, в музыке совсем не разбираюсь… — Как ни странно, но свои слабые стороны Боткин перечислял куда охотнее, чем сильные. — Руки у меня не из того места растут, я ведь на первом и втором курсах хирургом хотел стать, но даже узлы толком вязать не научился, руки корявые, к ювелирной работе неспособные…

— В приемное отделение дежурным врачом пойдете? — перебила Виктория Васильевна.

— С удовольствием! — не раздумывая, ответил Боткин.

— У нас в приемном не санаторий, а конвейер. Учтите, Алексей Иванович.

Кто знает, какие там поступления в мышкинской ЦРБ?[1] Может, там норма три человека в сутки?

— Я понимаю, Виктория Васильевна, — кивнул Боткин. — Одно слово — Москва!

— Временную регистрацию вы уже оформили?

— Нет, еще не успел, я же к вам сразу явился, прямо с поезда. Решил сначала устроиться, а потом уже комнатку поискать поблизости. Чтобы ходить на работу пешком, как дома. У меня и пятнадцать тысяч отложено на это дело, чтобы за первый месяц заплатить…

Виктория Васильевна окончательно поняла, что никакого двойного дна у доктора Боткина нет. Простак из провинции — любимый герой комедий. Пятнадцать тысяч он отложил, ха-ха!

— Алексей Иванович, с пятнадцатью тысячами вы поблизости никакую комнатку не снимете. Для этого вам нужно тысяч шестьдесят.

— Что — так взлетели цены? — ахнул Алексей Иванович, мгновенно меняясь в лице. — Как так? Я же перед самым отъездом смотрел, комнаты в «Свиблово» от двенадцати тысяч предлагались… Что, опять кризис?

Растерянным видом, особенно округлившимися от непонимания глазами, доктор Боткин напомнил Виктории Васильевне сына Борю, студента Московской медицинской академии, но не нынешнего двухметрового оболтуса, а маленького, трехлетнего. Когда у заигравшегося Бори отбирали игрушки и отправляли в кроватку, он точно так же недоумевал, удивляясь несовершенству мира.

— Никакого кризиса. Да, комнаты так и стоят, как вы говорите, но для того, чтобы снять комнату за пятнадцать тысяч, вам надо будет дать задаток за три месяца вперед и заплатить комиссионные агенту в размере месячной арендной платы. Пятнадцать на три — сорок пять, плюс еще пятнадцать, получается шестьдесят.

— Ничего себе! — сокрушенно покачал головой Боткин. — За три месяца! Агент! Комиссионные! Где ж мне взять шестьдесят тысяч? У меня всего двадцать с собой — пять на житье…

— Простите, а как вы собирались снять комнату?

— Да я думал — похожу по окрестным дворам, у бабушек поспрашиваю…

— Ходить и спрашивать вам никто не запрещает, но боюсь, что вы только зря потеряете время, — жестко сказала Виктория Васильевна. — Имейте в виду, Алексей Иванович, что в окрестностях нашей больницы с комнатами напряженно. Два рынка, Экономическая академия, наша больница — хватает желающих снять недорогое жилье. Но даже если вам повезет и вы найдете что-нибудь приемлемое, то задаток с вас потребуют непременно. Хотя бы за два месяца. Так что тридцать тысяч — это минимум миниморум[2] в самом удачном случае.

Доктор Боткин совсем расстроился, даже голову руками обхватил. Виктории Васильевне стало его жаль, чисто по-человечески. По отношению к посторонним, не бывшим членами семьи, она испытывала это чувство крайне редко. А тут вот — накатило.

— Из любого положения есть выход, Алексей Иванович…

Алексей Иванович отнял руки от головы, уперся ладонями в колени, поднял голову и с надеждой посмотрел на Викторию Васильевну.

— Это, конечно, не практикуется, — сказала Виктория Васильевна, давая ему возможность проникнуться и осознать, — но для вас мы, вероятно, сможем сделать исключение. Думаю, что в приемном отделении найдется свободная каморка и списанная койка. А Надежда Тимофеевна, старшая медсестра приемного отделения, поможет вам с регистрацией. У нее муж в миграционной службе работает, она многим помогает.

— Виктория Васильевна! — просиял доктор Боткин. — Спасительница вы моя! Как же мне вас отблагодарить?..

— Хорошей работой, — ответила Виктория Васильевна.

Пройдет совсем немного времени, и Виктория Васильевна будет проклинать свою минутную слабость, жалея о том, что вообще связалась с доктором Боткиным, а не дала ему от ворот поворот. Но это будет потом, а пока что Виктория Васильевна имела все основания гордиться собой. Делать добрые дела всегда приятно, а если они еще и ничего тебе не стоят, то приятно вдвойне. В шестьдесят пятой больнице была далеко не одна такая «каморка», предназначенная для проживания сотрудников, большей частью врачей. Тяжелая ситуация с кадрами вынуждает администрацию идти на различные ухищрения (в том числе и на нарушения), лишь бы обеспечить бесперебойное функционирование родного учреждения. Иначе прозвучит свыше грозное, раскатисто-громоподобное: «Не справляетесь, так проваливайте!» — и придется покидать теплые, выслуженные и насиженные места.

• Предыдущая
• 3/50
• Следующая