Приемное отделение - Шляхов Андрей Левонович - Страница 1

• 1/50
• Следующая

— Ну, здравствуй, Москва! — сказал человек, выйдя на площадь.

Человеку на вид было лет тридцать или чуть больше. Ничем не примечательный худощавый блондин. Неглубокие залысины, высокий, слегка выпуклый лоб, выступающие скулы, курносый нос, короткая ухоженная борода, на свету отдающая рыжеватым цветом. Зеленая футболка, вытертые до белесой голубизны джинсы, новенькие «безымянные» кроссовки, большой и явно тяжелый рюкзак за спиной. Любопытство во взгляде выдавало приезжего. Ни один москвич не станет наслаждаться видом площади трех вокзалов. Чего он там не видел? Суеты да приезжих?

— Ваши документы, гражданин! — тут же откликнулась столица.

Сержанту Захарову показались подозрительными приветливый взгляд и не менее приветливая улыбка мужика с рюкзаком. Подобное абстрактное добродушие не свойственно нормальным людям, а свойственно только что ширнувшимся наркоманам. Интуиция с опытом, оттолкнувшись от несообразной приветливости и только что прибывшего рыбинского поезда, позволили заподозрить курьера. Вон какой рюкзак здоровущий! Сейчас многие едут кружными путями, пытаясь проникнуть с товаром в Москву с севера или даже с запада. На этих направлениях контроль слабее, не то что на юго-восточном. Кривая дорожка нередко оказывается надежнее, чем прямая.

— Вот, пожалуйста! — Подозрительный гражданин достал из поясной сумки паспорт и протянул его Захарову.

Захарову не понравился взгляд гражданина — пристальный, но не цепкий, ментовский, а какой-то изучающий, что ли. На всякий случай он вскинул руку к козырьку фуражки и привычно невнятно «представился»:

— Сржа-ат Зыхрыв, мскоясское ловэдэ.

Гражданин смотрел все так же. Захаров покосился на напарника, проверявшего документы у двух толстых крикливых теток, обвешанных баулами, раскрыл паспорт, сверил «наличность», то есть сличил фотографию с оригиналом, и спросил, придав голосу максимальную строгость:

— Фамилия?

Недалекий и скорый в выводах наблюдатель решил бы, что сержант полиции Захаров Николай Александрович, одна тысяча восемьдесят первого года рождения, не умеет читать, раз, держа паспорт в руках, задает подобные вопросы. Знал бы он, этот наблюдатель, сколько людей, раздобыв поддельные или краденые документы, не удосуживается выучить то, что в них написано. Предъявит такой фрукт паспорт уроженца солнечной Молдавии на фамилию Струлосяну, а назовется Ивановым. Тут-то ему и капец!

— Боткин, — ответил улыбчивый гражданин и, не дожидаясь дальнейших вопросов, добавил: — Алексей Иванович. Родился первого июня восьмидесятого года…

— Одна тысяча девятьсот восьмидесятого года, — поправил въедливый и дотошный сержант и перелистнул странички. — Место жительства?

— Город Мышкин Ярославской области, — на сей раз гражданин отвечал обстоятельно, — улица Штабская…

Фамилия гражданина показалась Захарову знакомой. Первым делом он подумал про ориентировки, но потом вспомнил, что в Москве, кажется, есть институт имени Боткина. Нет, не институт, а больница, институт — это Склиф, имени Склифосовского. Или не больница, а болезнь? Болезнь Боткина — что-то такое доводилось слышать…

Окончательно запутавшись в медицинской теме, Захаров закрыл паспорт, но гражданину не отдал.

— Цель приезда?

Напарник отпустил теток и остановил двух небритых брюнетов восточной наружности.

— Работать! — Гражданин улыбнулся еще шире. — А вот вам, батенька, надо менять работу.

— Какого х…, — попробовал возмутиться Захаров, которого никто никогда не называл «батенькой», но, сам того не ожидая, осекся на нецензурном слове и спросил цензурно: — Почему?

— Лицо у вас одутловатое, мешочки под глазами и цвет нездоровый. Почки вам проверять надо и избегать работы, связанной с переохлаждением. Летом-то еще ничего, а в остальное время чревато…

— А вы что — доктор? — недоверчиво повел головой сержант.

— Доктор, — кивнул гражданин и снова полез правой рукой в сумку. — Могу диплом показать.

Врачебных дипломов сержант Захаров никогда не видел, хотя работал в милиции-полиции не первый год. Ничего особенного. Синие дерматиновые «корочки», двуцветный разворот, по краям голубой, в середине — желтый. Слева — герб, справа — данные. Ярославская государственная медицинская академия… номер… присуждена квалификация «врач по специальности „лечебное дело“». Чудное название у квалификации.

— Добро пожаловать в Москву! — сказал Захаров, возвращая документы.

Козырнул и поспешил к напарнику. Во-первых, там наступала кульминация — оба брюнета синхронно полезли во внутренние карманы своих мятых черных пиджаков, а во-вторых, развивать тему здоровья не хотелось. По этим докторам только начни ходить — не отвяжешься. Как говорится — коготок увяз, всей птичке хана.

— Прикинь, Сань, а я сейчас доктора Боткина остановил! — похвастался Захаров, когда брюнеты были отпущены. — Наверное, потомок того самого, который…

— Желтуху изобрел?!

— Изобрел! — хмыкнул Захаров. — Ты еще скажи «вывел»!

— А как надо?

— Открыл, — назидательно ответил Захаров. — Она ж была, эта желтуха, а Боткин просто симптомы записал и лечение придумал. Что, не слышал по телику такого выражения: «Ученые открыли интересное явление…»?

— А кто мне дает смотреть телик?! — неожиданно, как человек, которому наступили на больную мозоль, завелся напарник. — Знал бы ты, Коль, как осточертело мне приходить домой с работы выжатым, как лимон, и голодным, как волк, и вместо ужина обсуждать с женой наши отношения…

Напарник изливал душу долго. За это время доктор Боткин успел доехать до Проспекта мира и перейти с кольцевой линии на радиальную. На станции «Свиблово» он вышел из поезда и поинтересовался у строгой дамы в красной шапочке, в какую сторону выходить к Ленинской улице. Вместо того чтобы молча и царственно ткнуть своим «жезлом» в светящийся указатель, читай, мол, а меня не отвлекай, Красная Шапочка указала направление, сказав:

— Туда, пожалуйста.

Доктор Боткин располагал к себе людей с первого взгляда. Не прикладывал к тому никаких усилий, не стремился произвести впечатление, просто располагал — и все, причем не только людей, но и животных. Его никогда не кусали собаки и не царапали кошки. «Мне бы еще с комарами пакт о ненападении заключить», — шутил он иногда…

Виктория Васильевна работала заместителем главного врача по медицинской части уже восьмой год и давно выработала стереотип общения с иногородними докторами, желающими устроиться на работу в городскую клиническую больницу номер шестьдесят пять. Именно с докторами, потому что заму по медицинской части заниматься медсестрами и санитарками не по чину, их нанимает, учит жизни и увольняет главная медсестра.

Первым делом следовало поинтересоваться причинами, заставившими человека сорваться с насиженного места и приехать в Третий Рим. Имели значение не столько причины, причины эти, точнее даже, причина у всех одна — нужны деньги, сколько личность кандидата, прекрасно раскрывавшаяся во время ответа на вопрос. Если человек просто скажет, что ему нужны деньги, то это одно. А если там, дома, вокруг одни сволочи, которые зажимают талантливого человека и не дают ему возможности реализоваться, то это другое. Непризнанные «гении» и вечно и всеми зажимаемые «таланты» никому не нужны, работать эти склочники не умеют и не желают, но ожидания и требования у них всегда запредельные. Слава богу, кадровые реки, текущие в Москву со всей России, не иссякают. Есть из чего, то есть из кого, выбирать.

Затем Виктория Васильевна интересовалась, где живет семья кандидата. Если семья осталась дома, то неизбежны внезапные отъезды по различным причинам — кто-то заболел, что-то случилось. К тому же переезд без семьи — это не переезд, а только «примерка», проба сил. Смогу — не смогу, устроюсь — не устроюсь, пойдет — не пойдет. Не исключено, что через пару месяцев, так толком и не вработавшись, сотрудник или сотрудница уволится. Перебравшиеся в Москву всем семейством, обычно действуют более продуманно и обстоятельно. Работой дорожат сильнее, да и денег им нужно больше, оттого они вменяемы и покладисты.

• 1/50
• Следующая