Доктор Данилов в сельской больнице - Шляхов Андрей Левонович - Страница 9

• Предыдущая
• 9/58
• Следующая

Через полминуты он стоял перед Даниловым без обуви и куртки, с раздувшимся пакетом в руках.

— Заходите, — разрешил Данилов.

Он проводил амбала до ближайшей койки и спросил:

— Что сказать заведующему?

— Скажи, что Юра подыхает.

Данилов так и передал. Олег Денисович ничуть не удивился. Встал с дивана, натянул халат и пошел лечить подыхающего. Спустя четверть часа обколотый и посвежевший Юра лежал под капельницей и мурлыкал себе под нос какой-то невнятный мотивчик. Данилов поинтересовался у заведующего, под каким диагнозом пойдет Юра.

— Домой он пойдет, — ответил Олег Денисович. — Мы на таких историй не заводим и диагнозов им не придумываем. Полечили, получили, и до свидания. Юра — наш постоянный клиент, я имею дело только со знакомыми, а то ведь у нас могут и подставу прислать — органам план по борьбе с коррупцией выполнять надо.

— А если сейчас какая-нибудь проверка нагрянет?

— Пусть нагрянет — отбрешемся! Скажу, что пришел самотек с подозрением на инфаркт, а историю пока еще не успели оформить. Только к нам ведомственные проверки ходят по-людски: начинают с кабинета главного врача, и он, предупредив персонал, ведет их куда считает нужным. Экспромтом только ОБЭП нагрянуть может или наркоконтроль, их и опасайтесь.

— И часто навещают?

— Когда как, но раз в месяц кто-нибудь да придет. Наркоконтроль обожает под утро заявляться, часов в пять, когда пофигизм достигает своего пика, а ОБЭПовцы — в любое время. Иногда такие концерты устраивают для правдоподобности — закачаешься! Сразу предупреждаю — с незнакомыми не связывайтесь. И не думайте, что если к вам пришел на промывку явный наркоман, исколотый с головы до пят, то это не подстава. Наркоман или алкаш может быть настоящим, а в роли брата или матери окажется кто-то из сотрудников. Поэтому связывайтесь только со знакомыми. Вот, например, явится в мое отсутствие Юра — лечите его спокойно.

— Я, наверное, никого левым образом лечить не стану, — ответил Данилов. — Не привык до сих пор, нечего и начинать.

— Еще никто не признавался, что любит слевачить, — усмехнулся Олег Денисович, — а под суд на моей памяти столько сотрудников угодило… Даже ветеран нашей районной медицины, Надежда Борисовна, которая у самого Мясникова училась, попалась на оформлении медкнижек!

— Мне главный врач рассказывал об этом.

— Шестьдесят лет врачебного и чуть ли не семьдесят общего стажа, член КПСС с хрен знает какого года, медали и грамоты имеет — и то не устояла перед соблазном! А вы говорите. Так что будьте осторожны…

— Буду, — пообещал Данилов, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.

В конце концов, все люди судят о других по своей мерке, поэтому если заведующий отделением склонен левачить, то, по его мнению, этим должны грешить все.

В половине восьмого утра в служебную дверь снова позвонили, причем позвонили требовательно: два коротких звонка, один длинный. Данилов открыл дверь и увидел высокого мужчину в джинсовом костюме, лицо которого показалось смутно знакомым.

— Будем знакомы, — улыбнулся и протянул Данилову руку. — Доктор Заречный, Виктор Анатольевич, из терапии. Вы не разрешите мне выйти через ваш приемник?

— Заходите, — пригласил Данилов, отступая в сторону. — Через порог вроде как не полагается знакомиться. Очень приятно, а я — Владимир Александрович.

— Я в курсах — был на пятиминутке. Извините за беспокойство, но меня у главного входа ждет злобная фурия, от которой я с вашей помощью надеюсь улизнуть.

— Родственница кого-то из больных? — сочувственно спросил Данилов, пересекая отделение рядом с Заречным.

— Хуже! — вздохнут тот. — Моя родственница, законная супруга, с которой я все никак не разведусь. Обычно она подстерегала меня у ворот, а сегодня выглянул в окно — у корпуса прохаживается. А вы, коллега, женаты?

— Женат.

— Жену с собой привезли?

— В Москве осталась.

— Я-а-асно, — протянул Заречный.

По многозначительности его тона Данилов понял, что одной версией, объясняющей его появление в Монаково, стало больше. Захотелось внести лепту в местное народное творчество, обогатив его какой-нибудь своей версией, ведь выдумывать что-то про себя самого гораздо веселее, чем про кого-то другого.

«Что бы им такого соврать, чтобы они приняли эту версию и больше никаких других не строили? — подумал Данилов, выпустив коллегу на улицу. — Сказать, что приехал искать клад? Не годится, еще прирежут, чтобы карту украсть, да и незачем для поисков клада устраиваться на работу в больницу. Намекнуть, что хочу сделать быструю карьеру? Еще хуже — восстановлю против себя все местное медицинское начальство, начиная с Денисовича, причем совершенно напрасно. Да… Интересней правды ничего не придумаешь, но правду всем сообщать не обязательно…»

В служебную дверь снова позвонили и, не удовлетворившись результатом, громко постучали. Дежурная сестра Нина делала утренние инъекции, поэтому открывать снова пошел Данилов, думая о том, почему здесь, в Монаковской ЦРБ, принято всегда держать двери отделения запертыми.

На сей раз в реанимацию явился доктор Тишин из приемного отделения, тот самый, похожий на воробья.

— Что за дела, доктор?! — гаркнул он, не входя в отделение. — Или у вас в Москве сводку ответственному по больнице подавать не принято?!

— Вот она! — Медсестра кинулась к дверям, на ходу достав из кармана халата вдвое сложенный бланк. — Извините, замешкалась.

— Ты опоздала, а доктор не проследил. — Тишин неодобрительно посмотрел на Данилова. — А то тут некоторые думают, что в Москве порядок, а я так скажу — такого бардака, как в Москве, нет нигде!

Слова бы Данилов еще стерпел, но не победоносный взгляд: «съел, мол, прыщ московский?»

— Спасибо, Нина, я сейчас, — сказал он медсестре и вышел в коридор, плотно затворив за собой двери.

Тишин попятился и попробовал развернуться и уйти, но оказался прижатым к стене. Левой рукой Данилов крепко держал ворот тишинского халата, а правой, сжатой в кулак, резко ткнул Тишина под ребро. Хотел повторить, но увидев испуг в глазах оппонента, передумал.

— Не надо со мной так себя вести! — попросил Данилов. — Пожалуйста.

Тишин замотал было головой, но спохватился, что это может быть превратно истолковано, и дважды кивнул.

— Спасибо за понимание.

Данилов отпустил обмякшего коллегу, разгладил и одернул его смятый халат, улыбнулся и ободряюще похлопал по плечу: все хорошо, свободен. Тишин, не говоря ни слова, повернулся, и, быстро перебирая ногами, даже слегка подпрыгивая от усердия, ушел.

Данилов вернулся в отделение, мысленно поздравил себя с первой победой и отчитал себя за несдержанность. Отчитал чисто для порядка, прекрасно понимая, что на таких козлов, как Тишин, тумаки действуют гораздо лучше слов. Точнее, только тумаки с пинками на них и действуют, а объяснять, взывать, призывать, просить и уговаривать бесполезно — только сильнее выделываться начнет. А тут прижал, ткнул, и полная гармония и взаимопонимание. Как верно сказал поэт:

— Вы на Тишина не обращайте внимания, доктор. — Медсестра уже закончила делать инъекции и сидела на посту. — Он пыльным мешком по башке шандарахнутый, с ним спорить — себе дороже.

— Тишин — нормальный мужик. — Данилов улыбнулся сестре. — С ним только понимание найти надо.

Общий язык был найден настолько хорошо, что после пятиминутки Данилов услышал от Тишина вежливое и дружелюбное:

— До свидания. Счастливо отдыхать.

• Предыдущая
• 9/58
• Следующая