Дао Кенгуру - Розов Александр Александрович "Rozoff" - Страница 8
- Предыдущая
- 8/110
- Следующая
– Оули, когда ты так делаешь, я вздрагиваю! – слегка упрекнула его Олив Метфорт.
– И напрасно, моя нежная пчелка, – сказал Лукас, – ведь кэп Оули друг Осбера.
– Точнее сказать, я не только друг вашего сына, но и ваш друг, – поправил капитан.
– Конечно, я знаю, – Олив протянула руку и коснулась его ладони, – но у меня в голове крутятся мысли о людях, убитых из этих твоих револьверов.
– Только из того, что справа, – ответил он, – а тот, что слева, это экспериментальный. Я получил его две недели назад, и стрелял пока только по некондиционным кокосам.
– Экспериментальный револьвер? – переспросил профессор Метфорт, – Я полагал, что револьверы, как концепция, остановились в развитии еще до Второй Мировой войны.
– Извините, док Лукас, но это не так, – капитан-инструктор Оули Техас сделал стремительное движение, в его руках оказались два длинноствольных револьвера, – я поясню: справа «Ruger-Single-Ten», модель 2011 года USA, 10-зарядный, калибр 5.6 мм, под патрон .22LR усиленный. Слева «Iota», наш новый, 20-зарядный, калибр 10 мм, под сферическую пулю. Толкающая смесь тут подается в цилиндр за хвостовиком ствола.
– Хм… – профессор посмотрел на оружие в левой руке капитана, – …Тут порох и пуля отдельно, как в эпоху мушкетов?
– Так точно, только не порох, а топливо в смеси с воздухом. Типа, одноцилиндровый движок, а вместо поршня – пуля. Пушка-зверь. Шарик вылетает втрое быстрее звука.
Профессор Метфорт покивал головой
– Диалектика. Развитие по спирали. Унитарный патрон вытеснил схему с раздельным комплектом из пули и пороха, а на новом витке развития опять раздельная схема.
– Типа того, док Лукас. Дизельные ружья отлично показали себя на Зимней войне.
– Мужчины, – вздохнула Олив, – только бы вам играться с оружием. Лукас, милый, мне будет так приятно, если оружие окажется в стороне, а кэп Оули сядет за стол.
– Да, наверное, ты права, моя тревожная стрекоза, – произнес Лукас Метфорт.
– Я уловил, – добавил капитан Техас, убрал револьверы в чехлы, снял пояс, и аккуратно положил на полочку, накрыв оба оружейных чехла своей шляпой. После этого, он тихо уселся за стол и улыбнулся жене социального философа, – так лучше?
– Гораздо лучше, кэп Оули. Теперь я могу налить тебе рюмочку рома.
– Буду признателен, – он снова улыбнулся, – ты зря так нервничаешь, Олив.
Она вздохнула, пожала плечами, налила ему в рюмку коричневого рома из фигурной бутылки, и негромко сказала:
– Знаешь, мне неспокойно. Как-то все очень быстро происходит. Всего год назад мы с Лукасом прилетели из Сиднея на Раротонга, купили там небольшую яхту, назвали ее «Лимерик», пригласили нашего друга, Эгерта Дэвиса, 3D-художника-янки, вместе с туземной подружкой Вави, и пошли в круиз по островам Кука. Мы хотели вернуться в Сидней в сентябре. Но, будто судьба задержала нас в лагуне Сувароу, и мы отложили возвращение на месяц, на другой, а потом началась Алюминиевая революция.
– Нет, – возразил профессор Метфорт, – это была не судьба, а движение психики. Нас захватила идея анти-системной революции, и мы влипли, все четверо.
– Вави не влипла, она местная, – поправила Олив.
– По-моему, – сказал капитан Техас, – вы все не влипли. Разве тут хуже, чем в Сиднее?
– Ты, – ответила Олив, – сейчас говоришь в точности, как наш сын Осбер. Знаешь, он подарил нам фрегантину, а мы подарили «Лимерик», нашу первую яхту, Эгерту и Вави. Получилось неплохо, хотя, я не знаю, правильно ли это. Вави в положении, мало ли…
– Через два дня, – заметил Лукас, – мы будем на Футуна, и ты можешь провести с Вави беседу о правильном образе жизни юных беременных женщин.
Капитан Техас щелкнул зажигалкой, прикурил сигару, и сообщил:
– Я слышал, они на «Лимерике» не уходят от берега дальше полста миль и там хорошая компания: Вителло Фалерно, художник из Калабрии, с одной из своих подружек. И еще неподалеку всегда крутится легкий боевой экраноплан королевской береговой охраны. Улукаи, король Футуна, верит, что картины Вителло и Эгерта влияют на будущее.
– В чем-то он, наверное, прав, – задумчиво произнес профессор Метфорт.
– Ну, – капитан Техас положил сигару на блюдце, и сделал глоточек рома из рюмки, – я в прогнозах больше доверяю ученым, чем художникам. Это, типа, намек, док Лукас.
– Скорее, это небольшая провокация, – уточнил профессор Метфорт.
– Может быть, – согласился капитан.
– Очень своевременная провокация, – высказалась Олив.
– Ладно, если все желают услышать прогноз…
– …Да, милый. Ты же видишь.
– То, – продолжил он, – мне полагается, по крайней мере, чашка кофе.
– Конечно, милый Лукас! К счастью, тут можно варить кофе, не отходя далеко, – Олив вскочила с кресла, и сделала шаг к кофеварке, – так мы уже слушаем.
Профессор Метфорт покивал головой.
– Что ж. Начнем с того, что выясним, как отражается Меганезия в кривом зеркале СМИ Первого мира. От этого многое зависит, поскольку политики условного Запада давно не замечают реальность, а видят лишь Матрицу, создаваемую СМИ по их же заказу.
– Ты хочешь сказать, что западные оффи сами себя обманывают? – спросил капитан.
– Абсолютно верно, Оули! О том, как сложилась такая схема, можно было бы прочесть отдельную лекцию, а пока просто примем к сведенью. Так вот, СМИ называют Конвент «ультралевой партией полинезийских нацистов», что уже сильно искажает картину.
– Это не искажение, а просто кретинизм, – заметила Олив, – даже дилетанту понятно, что Конвент никогда не был ни ультралевым, ни нацистским.
– Дилетанту понятно, – согласился социальный философ, – а репортеру любого крупного западного TV-канала понятно совсем другое. Он отмечает национализацию природных ресурсов, аннулирование земельных залогов, конфискацию собственности иностранных концернов, роспуск всех политических партий, запрет на любую кредитно-банковскую деятельность, и отмену денег, или точнее, замену денег весовым алюминием. В системе координат, принятой у западных репортеров такие действия однозначно ультралевые.
– А нашу Великую Хартию они что, вообще не листали? – спросил Оули Техас.
Лукас Метфорт негромко похлопал в ладоши.
– Отличное замечание, кэп Оули! Они именно листали Хартию, читая по диагонали, и отмечая знакомые пункты. Так репортеры отметили пункты против крупного бизнеса – «финансовой олигархии», против буржуазно-юридической пирамиды – «адвокатского произвола», и против буржуазной религиозной морали – «сексуально-политического пуританства». Предельно репрессивные пункты. Они также видят, что революция без колебаний внедряет культуру Tiki, и ликвидирует группы евро-христиан и мусульман. Отсюда репортеры делают вывод: Алюминиевая революция – левацкая и нацистская.
Олив Метфорт покачала головой, потом поставила на стол кофейник и спросила:
– Что мешает репортерам прочесть первые пять артикулов Хартии, потом сравнить с определением анархизма в Глобопедии, и сделать тривиальный вывод, что Хартия это анархистский документ, где ключевая идея – ликвидация всех институтов государства?
– Точно! – поддержал ее капитан Техас, – И что мешает им посмотреть недавние видео-хроники, и убедиться, что Алюминиевая революция была проведена вовсе не силами полинезийцев. Какой, к чертям, нацизм, если даже Конвент интернационален?
– Оули, ты читал Киплинга, чудесную детскую книжку «Маугли»?
– Да, док Лукас, я читал лет двадцать назад. А при чем тут Маугли?
– Сейчас ты поймешь. Вспомни: как звери в джунглях называли огонь?
– Красный цветок, – мгновенно ответил капитан Техас.
– Правильно. А как ты думаешь, почему?
– Ну, это понятно. По логике, звери редко встречались с огнем, и для них он был, типа бешеного хищного цветка-мутанта. Языки пламени чем-то похожи на лепестки.
- Предыдущая
- 8/110
- Следующая