Одним ангелом меньше - Рябинина Татьяна - Страница 21

• Предыдущая
• 21/74
• Следующая

— Мне позвоните. — Иван, уже почти стопроцентно уверенный, что дела об убийстве Колычевой и Ремизовой объединят и свалят на их голову, протянул Евгении визитку.

— Логунов Иван Николаевич, — взяв ее, прочитала Женя. — А может, все-таки чаю? Или кофе?

— Да нет, спасибо, нам пора.

Выходя на лоджию, Иван оглянулся. Евгения стояла в дверях и смотрела ему вслед.

… — У нее даже имя такое же противное, как и она сама, — Юля Ремизова! Нос к небу, патлы по ветру — вот я какая, замечательная! Смотрите все! Кто вы по сравнению со мной?!

— Машенька, успокойся. Тебе нельзя так волноваться.

— Мне уже все можно! Господи, ну зачем, зачем меня спасли? Какой кретин вызвал эту чертову «Скорую»? Ну скажи, зачем мне теперь жить?

— Не знаю… Всегда есть зачем.

— А мне незачем!

— Маша, ну нельзя же так. Это, наверно, со всеми хоть раз в жизни да бывает. Нет таких, кого ни разу в жизни любимый человек не бросал.

— Да?! А много таких, кого любимый человек бросал за неделю до свадьбы, да еще на седьмом месяце беременности?

Маша почти кричала, крупные слезы катились по щекам, стекали по шее на подушку.

— Уйди, пожалуйста! Не надо меня жалеть! Нет, подожди. Посиди со мной немного… Ты знаешь, ведь это был мальчик. А я так хотела мальчика…

— Маша, как это случилось?

— Не знаю. Просто вдруг стало очень плохо. Я сознание потеряла, наверно. Не помню. Я ведь так хотела этого ребенка. А теперь у меня никого не осталось. Кроме мамы.

— А что все-таки произошло? Или тебе неприятно об этом говорить?

— Да мне уже все равно. Я же сказала — приятельница увела. Мы с ней работали раньше вместе, в страховой компании. Я оттуда ушла, а она осталась. Как-то раз забежала ко мне на работу, а у меня Влад сидел. Ну и… вот. Он ей приглянулся, а уж своего она не упустит. Не знаю, как там все у них за моей спиной шло. Короче, Влад пришел… Представляешь, я как раз свадебное платье примеряла! Пришел и говорит: «Прости, но я люблю Юлю». Я так и села. «Ты понимаешь, — говорит, — что я не могу теперь на тебе жениться? Не хочу врать — ни тебе, ни себе. А ребенка я признаю своим, буду помогать…»

— И что ты сделала?

— А что я могла сделать?! Выставила его на хрен. А знаешь, что самое смешное? Что Юлька его тоже выставила. Туда же. «Хватит, — сказала. — Побаловались, и будет. Или ты думал, что я за тебя замуж выйду?»

— А ты откуда знаешь?

— А она мне сама сказала. Прикинь, позвонила, так и так, говорит, извини, конечно, что так вышло, но очень он мне понравился, не удержалась, да и сам он не возражал. Я говорю: «Юля, но ты же знала, что у нас скоро свадьба, что я ребенка жду!» — «Ну и что? — отвечает. — Это же не значит, что он твоя собственность!»

— Милая девочка…

— Не говори! Стерва та еще. Понимаешь, Влад, конечно, сволочь, но… Он все-таки мужик, а мужики, извини, все одинаковы. Но эта… Как я ее ненавижу! Своими руками бы задавила! Не из-за Влада даже. На черта мне такая дешевка, которую первая попавшаяся блядь уведет. Но ведь это из-за нее мой маленький умер!

И Маша заплакала снова…

Все это так живо промелькнуло передо мной, когда на том конце провода назвали имя похожей на Ладу блондинки. Юля Ремизова… Та самая? Страховая компания… Маша Пелевина тоже работала когда-то в страховой компании. Неужели бывают такие совпадения?

Она умерла через три дня от сильного кровотечения. Стояла жара, в воздухе носился тополиный пух. К ночи несколько дней подряд собирались тучи, гремел гром, но дождя так и не было… Маша умерла, умер ее неродившийся ребенок. А Юля Ремизова жила себе дальше, спокойно перешагнув через досадную помеху на пути.

С Машей мы были знакомы с детства. Ходили в один детский сад, вместе играли во дворе, бывали друг у друга в гостях. Учились, правда, в разных школах. Мы не были друзьями, просто хорошими знакомыми. Но с ней ушел кусочек прошлого, какая-то часть меня… Все это казалось таким ужасным, таким несправедливым. Неужели этой самой Ремизовой все сойдет с рук? Неужели она будет продолжать идти по трупам, уверенная в своей безнаказанности, как и Лада, растоптавшая меня? Неужели никто не остановит ее?

Кроме того… Если Лада считает ее своей частью, то, убив Ремизову, я получу ее силу и смогу дольше бороться с Ладой. Ей понадобится больше времени, чтобы оправиться от удара и снова начать тянуть меня к себе, в бездну. И тогда мне снова придется искать Ее воплощение, чтобы почувствовать горячую кровь на руках, посмотреть в тускнеющие глаза…

Сотрудники фирмы начали выходить из подъезда — рабочий день закончился. Пора! От долгого стояния в будке ноги давно окоченели, голос сел — очень кстати!

— Можно попросить Юлию Ремизову?

— Я слушаю вас…

…Она не успела ничего сказать, даже удивиться. Не успела ничего понять. Приоткрыла рот, уродливо выпучила глаза — и все. Главное — точно и сильно пережать сонную артерию. Достаточно одной, левой. Мозг реагирует моментально. Несколько секунд человек еще в сознании, но не сопротивляется, его будто парализует. А потом — глубокий обморок. Артерия под пальцами, кровь бьется в руку — часто-часто, сердце изо всех сил пытается спасти умирающий мозг.

Приподняв тяжелую волну волос, я освобождаю кровь от уз тела. Она алая, праздничная, бьет фонтанчиком — как родничок. Сколько ее бежит по жилам! Она уходит — и вместе с ней уходит жизнь. Лицо бледнеет, становится тонким и удивительно красивым — таким, каким никогда не было при жизни. Как будто вместе с кровью из тела ушла вся подлость, низость, вся грязь…

Конечно, проще было бы убить ее в лифте — как ту, у парка. Но, по закону подлости, лифт не работал. Отложить, подождать другого случая? Кто знает, когда он подвернется, этот случай? Не насторожится ли Ремизова, когда поймет, что ее разыграли? Следить? Но это небезопасно. Если до сих пор мне везло, еще не значит, что так будет вечно. Полагаться только на удачу — уподобиться этой самой Юле. Меня могли видеть еще в тот раз. Конечно, было поздно, темно, но все равно кто-то мог заметить, что я иду за той женщиной, запомнить. Мне казалось, что кругом никого нет, но тогда мир вообще казался мне пустыней.

Удивительно, как легко это оказалось сделать. А ведь сейчас не было никакой черноты в глазах и прочего. Преднамеренное, хладнокровное убийство… Наверно, курицу зарезать было бы тяжелее. Человек, красивая молодая женщина, она могла бы любить, быть любимой, дарить радость, дарить жизнь. Но она дарила радость только себе — за счет страдания и даже жизни других. Теперь с этим покончено.

В ее сумке лежал красный блокнот. На последней странице адрес. Блокнот придется выбросить, где-нибудь подальше отсюда. Интересно, не записала ли она адрес еще где-нибудь? Впрочем, это уже неважно.

Ну что, Лада, как поживаешь?

Следуя замысловатой траектории, по стене полз таракан. Он то быстро бежал вниз, то останавливался, будто задумавшись, потом вдруг круто менял курс и медленно, как одышливый старик, карабкался вверх. Иван покачивался на стуле и следил за тараканом.

«Вот так и мы мечемся — вверх-вниз, а толку…»

Он завидовал сыщикам из детективов. Влезут в одно дело и мусолят его до победного конца. А когда их, дел этих, у тебя только «живых» десяток, а «дохлых» вообще полный сейф? Ведь надо хотя бы вид делать, что по «глухарям» работа ведется. Они, «дохлые», на шее будут висеть до морковкина заговенья, пока сами случайно не раскроются или срок давности не истечет. А может, и вообще не раскроются никогда. Самое милое дело, когда какой-нибудь бандюган расколется и пару-тройку старых «висяков» на себя возьмет. Правда, по закону подлости, обычно эти дела пылятся в чужом сейфе. Конечно, один за всех и все такое, всем ура, но… А уж про текущие дела и говорить не хочется. Попробовал бы какой-нибудь сочинитель детективов писать десяток книг одновременно.

• Предыдущая
• 21/74
• Следующая