Ребрендинг юродивой - Алексеева Марина Никандровна - Страница 17
- Предыдущая
- 17/49
- Следующая
— Так и будешь всю жизнь старой девой, — повторяла, как попугай, Светлана Федоровна. — И чего ты такая непутевая?
— Не переживай, бабушка…
Личность Настиной бабушки была наглядным примером того, что в жизни никогда не известно, что будет завтра. То, как за пару лет изменился характер Светланы Федоровны, подтверждало, что человек лишь предполагает, а господь располагает.
Всю свою долгую жизнь бабушка была бессловесной и застенчивой женщиной. В любой ситуации она предпочитала промолчать, никогда не спорила и не скандалила, никогда не навязывала своего мнения и вечно боялась кого-нибудь обидеть.
Настя бабушку любила и очень жалела, чувствуя в ней родственную душу. Обижали Светлану Федоровну всегда и везде — все, кому было не лень, — в магазинах, в транспорте, в домоуправлении и любых других конторах… Люди словно чувствовали — от этой женщины они не услышат ни одного грубого слова, значит, можно говорить ей все, что угодно… Можно хамить! Безнаказанно! И хамили… Настины родители тоже не понимали, как можно быть такой рохлей, и воспитывали не только дочерей, но и бабушку заодно с ними… Они называли Настю и Светлану Федоровну недоделанной парочкой — обе были безответны и ранимы, обе совершенно не могли постоять за себя…
А потом вдруг бабушка начала наглеть. Наглеть прямо на глазах. Видимо, под влиянием изменений, которые происходят в старческом мозгу, наружу вылезло все то, что копилось и прессовалось всю долгую жизнь. Все, что старательно заталкивалось внутрь, все, что Светлана Федоровна боялась или стеснялась сказать или сделать, теперь буквально поперло из нее, как прет из кастрюли подошедшее тесто…
Одним из первых ее подвигов оказался неожиданный концерт на балконе. Настя была занята проверкой тетрадей, когда вдруг услышала протяжное, заунывное, похожее на вой помоечного кота пение. Она подняла голову и прислушалась. Голос доносился вроде бы с улицы, но был знакомый — бабушкин. Но ведь Светлана Федоровна совершенно точно дома. Настя видела ее пять минут назад на кухне. Да и не пела бабушка никогда.
Что случилось? Настя пошла на голос и увидела: Светлана Федоровна стояла на балконе и пела! Пела во всю глотку, получая от этого удовольствие! Бабушка покачивалась в такт своим руладам и плавно размахивала руками… Этого быть не могло, но это было…
— Бабуль, ты что? Тебе плохо?
Настя подумала, что бабушка, наверное, сошла с ума. Бывает же такое…
— А? Пою я, Насть. Давай вместе!
Бабушка заголосила что есть мочи: «Парня молодого полюбила я… Он живет, не зная ничего о том, что одна дивчина думает о нем…»
Настя смотрела, как зачарованная, на это представление и ничего не понимала. На вид Светлана Федоровна была совершенно нормальна.
— Бабуль, а ты не пила ничего? Вина или водки? — поинтересовалась Настя, пытаясь найти разумное объяснение хулиганству пожилой женщины.
— He-а… А что? «Будет, девка, пла-акать, ночки ко-ро-отать…»
— Бабуль, а соседям, наверное, слышно… — Настя робко попыталась вразумить бабушку.
— Соседям? А мне все равно, — махнула рукой Светлана Федоровна, продолжая петь, причем делала это все громче и громче.
Настя подумала, что ей-то не все равно, но ничего бабушке не сказала…
Вот так начала меняться Светлана Федоровна. Медленно, но необратимо. Из скромной и застенчивой пожилой женщины она превратилась в наглую, хамоватую, говорящую все, что придет в голову, склочную старуху.
При этом Светлана Федоровна стала счастлива. Счастлива по-настоящему. Перестав всего бояться и стесняться, она словно слетела с невидимых катушек и пустилась во все тяжкие. Бабушка материлась и говорила гадости всем подряд с таким удовольствием, что Настя просто не могла сердиться или обижаться на нее. А ругалась с соседками Светлана Федоровна с таким смаком и ловила от этого такой кайф, что Настя только головой качала и обреченно думала, что, наверное, ее саму тоже ждет именно такая старость. Она же тоже скромная и боится всего на свете… Бабушка была такая же… И вот что из нее получилось…
Настя представила, как она в старости смачно матерится и орет дурным голосом песни с балкона, и хмыкнула. Неужели с ней действительно такое может случиться? Но ведь случилось же с бабушкой… Значит, и с Настей может… Нельзя зарекаться…
И еще… Неизвестно, что к лучшему, а что к худшему. Вот Светлана Федоровна всю жизнь переживала из-за всякой там ерунды, мучилась мнительностью, все боялась, кто что скажет и подумает… И только на старости лет она ощутила настоящий драйв от жизни. Она отпустила все свои комплексы и стала по-настоящему счастливым человеком…
Вот валяется сейчас в кровати бабушка хулиганского вида и смотрит на Настю неправдоподобно огромными из-за увеличивающих стекол очков, плутовскими глазами. Сложная штука жизнь…
— Бабуль, ты не видела мою зеленую блузку? Она вроде бы на спинке стула висела? — Настя рассеянно оглядывалась по сторонам.
— Зеленую? Такую, с ленточками? Да?
— Да, — подтвердила Настя, уже почувствовав неладное…
— Ее Ольга брала. Она в гости в ней пошла. Сказала, что тебя все равно нет и спросить не у кого, вот она и взяла.
— Ясно…
Настя подумала, что если воспитанным людям спросить не у кого, то тогда воспитанные люди чужую кофточку не берут… Это воспитанные… А Ольга… Что уж тут говорить…
— Настенька, ты мне чаю с мятой заваришь? А то я что-то расклеилась с дороги совсем. — Светлана Федоровна с совершенно несчастным видом смотрела на Настю и демонстрировала изо всех сил нечеловеческие мучения. — И не покормил меня никто… Может, ты мне к чайку сырничков сделаешь? С тыковкой? А?
— Сделаю, если творог купили. — Настя побрела на кухню.
Она очень надеялась, что там никого нет. Ну, или хотя бы Стасика чтобы не было.
А на крайний случай надеялась, что если бы и был, то чтобы не в трусах, а в каких-никаких штанах…
Надеялась Настя зря. Стасик восседал на табуретке в голубых трусах и ел воблу, запивая ее пивом из большой пластиковой бутылки. Чешуя и кости от рыбы разлетались по всей кухне, но Стасик не обращал на это никакого внимания. Он обратил его на Настю.
— Здорово! Как жизнь молодая?
— Привет. Хорошо.
Настя открыла холодильник, стараясь думать только о твороге и совсем не думать о том, как раздражает ее Стасик. Хоть бы не было этого проклятого творога. Тогда можно было бы не печь никаких сырников, быстро сделать чай и сбежать с этой кухни…
Творог был. И кто его только купил? И кого это угораздило?
— Стас, бабушка хочет сырников. Этот творог можно взять?
— Конечно. Нам же ничего не жалко ни для тебя, ни для бабушки, — любуясь своей щедростью, ответил Стасик. — Да я уже привык ваш бабский кагал содержать.
— Спасибо.
Настя благоразумно промолчала о том, что она сырников есть не будет. Ни одной штучки! Принципиально! Она никогда ничего не возьмет у Ольги и тем более у Стасика… Так что о том, что он кого-то там кормит, — это он погорячился… Настя даже ложку подсолнечного масла у них ни разу не отлила, никогда она ничего не брала у них и не просила…
А вот Настины запасы поедались бессовестно. Здорово, например, было, когда она покупала кусок сыра, рассчитывая, что будет питаться им целую неделю, и обнаруживала на другой день, что сыра нет.
«Кто еще кого кормит», — подумала Настя, вываливая творог в миску и добавляя туда яйца.
Еще тыкву надо почистить… Как же трудно срезается кожура… Почему у Стасика нет аллергии на тыкву? Вот было бы здорово, если бы началась! Тогда бы Насте не пришлось, ломая ногти, чистить этих оранжевых монстров.
— Насть, а чего ты дома в лифчике ходишь? — поинтересовался Стасик, похотливо разглядывая Настину грудь под футболкой.
Она набрала побольше воздуха и начала медленно считать до десяти. Главное — не заплакать. Где Ольга, в конце концов? При ней Стасик хамить опасается и сексуальные темы не затрагивает — боится…
— Тело должно дышать. Вот я, например, голым бы всегда ходил, если бы не ты с бабкой. Жить не даете нормально. — Стасик погладил себя по толстой ляжке. — И спать надо голым. Чтобы все дышало. Ты голая спишь?
- Предыдущая
- 17/49
- Следующая
