Дом на городской окраине - Полачек Карел - Страница 49

• Предыдущая
• 49/116
• Следующая

Лучи юного солнца играли на оконных стеклах, воробьи возбуждено переговаривались, голуби на карнизах раздували зобы, а дым из труб столбом поднимался в чистое небо. Между домами суетливо металась пестрая бабочка, случайно занесенная в город ветром.

— Эй! С дороги, тащишься как черепаха! — неожиданно взвизгнул рядом клаксон автомобиля. Бухгалтер отскочил на тротуар. Мимо профырчала машина. Михелуп побледнел. Почувствовал, как на миг остановилось сердце. Успел заметить пренебрежительный жест шофера. Девица, сидевшая рядом с шофером, высокомерно улыбнулась. Бухгалтер перевел дух и стал браниться. Он был полон горячей ненависти ко всем самовлюбленным, спесивым автомобилистам и сопровождающим их девицам, которые презрительно, сверху вниз взирают на мрачную, покорную толпу пешеходов. В ту пору весь мир разделился на два лагеря — Медленноходящих и Быстроездящих, тех, кто отнял у богов их силу и спустил ее с небес на землю. Род Быстроездящих обдает род Медленноходящих тучами пыли, вынуждая их к торопливым движениям. Каждый Быстроездящий имеет свою даму, которая боготворит господина, ставшего покорителем пространств.

Михелуп размахивал руками, обзывал автомобилистов разбойниками и убийцами, агрессорами, попирающими общественный порядок.

— В тюрьму их, всех в тюрьму! — кричал он. — Содрать с них кожу заживо! Не будет людям покою, пока они не сотрут с лица земли последнего автомобилиста!

Коммивояжер Кафка смеялся. Да и на лицах супругов Гаеков забрезжила вялая улыбка.

— Смеетесь? — удивился бухгалтер. — Уверяю вас, здесь не над чем смеяться. Читали сегодняшнюю газету? Шофер ехал с превышением скорости и вовремя не просигналил. Сбил школьницу, смертельно ее ранив. Получил шесть месяцев заключения. Всего-то и делов! Да таких надо вешать на месте. Кто вернет родителям их дитя?

Дошли до набережной. Толпы людей, опирающихся о решетку, смотрели на воду. По широкой мирной реке, пыхтя, двигался веселый пароходик, уносивший экскурсантов. Под вышгородской скалой белели парусные яхты, урчали моторные лодки. Все радовалось приходу буйной, взбалмошной весны. Издали доносились звуки шарманки. Заунывная, протяжная мелодия звучала на удивление четко. С баррандовских скал потянуло горячим дыханьем — предвестием близкого лета. Это напомнило бухгалтеру, что пора позаботиться о даче. Общество вело оживленную беседу. Всплыли воспоминания о прошлогодних дачах, подробно анализировались красоты природы, цены на питание и квартиры.

Отвечая на вопрос бухгалтера, Макс Гаек не скрыл, что ежегодно проводит лето в Ишле.

— Нам эти места очень понравились, — заметила его жена.

Но в нынешнем году она не знает, удастся ли туда поехать: из-за валютных затруднений сейчас очень нелегко ездить за границу.

Бухгалтер с интересом выслушал их и принялся расспрашивать, какие скидки предлагают в курортах Ишля. Мак Гаек пожал плечами. О скидках он ничего не слышал. Михелуп был поражен. Получили ли они хотя бы скидку на проезд по железной дороге? Пани Гайкова объяснила, что они ехали за полную стоимость. Бухгалтер покачал головой и заметил, что не в силах этого уразуметь. Обменялся взглядами с женой, их глаза говорили: грешные, легкомысленные люди! Едут на чужеземный курорт и даже не поинтересуются скидкой! Было бы удивительно, если бы после этого они сберегли какое-то состояние…

На семью Михелупа опустился вечер, дети поцеловали родителям руки и отправились спать. Маня, свернувшись в клубок, мгновенно уснула, а очкастый гимназист уложил в постель удрученное сердце, отягощенное неприятными мыслями о предстоящем уроке ботаники. Бухгалтер же, сидя за столом, листал журнал «Uber Land und Meer».[10] В прихожей у него было несколько годовых комплектов этого журнала, которые он получил от торговца по цене макулатуры. Он рассматривал портреты немецких князей и изображения известных зданий; картинки из жизни цветных народов и фотографии диких животных; улыбался остротам о французах, которые проиграли войну с пруссаками, изучал моды восьмидесятых годов. В который уже раз перечитал любовную историю о дочери пастора, вышедшей замуж за майора гренадерского полка, и мир воцарился в его душе.

Потом, погасив свет, он улегся рядом с супругой. За окном что-то шептал весенний ветер, вдалеке послышался визг автомобильного тормоза. В спальне мигали светлые тени: это ветер играл лампами уличных фонарей.

Бухгалтер всматривался в мягкую тьму, благословляя прожитый день и прося судьбу даровать ему еще бесчисленное множество таких дней, непрерывное благоденствие, без тревог и всяческих треволнений. Он был поклонником постоянства, неизменности и врагом торопливых действий.

Однако не всегда удается лежать спокойно; бухгалтера тревожит мысль, спят ли дети, не угрожает ли что их беззаботным снам. Встав, он на цыпочках идет в детскую. Маня лежит, зарывшись лицом в подушку, свернувшись калачиком, как кошка. У гимназиста открыт рот, точно он вслушивается и не может разобрать чью-то невнятную речь. Воспоминание унесло бухгалтера в недалекое прошлое: он видит своих детей морщинистыми красными комочками, орущими и прожорливыми. Растроганный, он носит их по комнате, напевая безыскусную песенку, без конца что-то им говорит, рассказывает, считая, что младенцы его понимают.

Михелуп тихонько подошел к окну и выглянул на площадь. Два полицейских стоят и разговаривают. Какой-то мужчина несет футляр с музыкальным инструментом, торопится домой. Михелуп прислушался к порывам ветра, беспокойно пробегавшего по улицам затихшего города.

Потом вспомнил, как впервые вел мальчика в школу. Он купил сыну пенал с пестрой картинкой. Мальчик был восхищен, ему казалось, что нет ничего на свете прекраснее этого пенала. Маня получила передник из черного сатина, была необычайно горда и отважно покинула дом. Но, едва увидев здание школы, разревелась. Напрасны были все уговоры — пришлось увести ее домой.

Спит Карлин, отдыхая на солидном геологическом фундаменте; он ничем не напоминает Никарагуа, где живут дикари и неистовствуют землетрясения. Поэтому Карлин редко попадает в газеты. Полицейские патрулируют улицы, а на автостоянке шоферы играют в «орел-решку», переругиваясь сиплыми голосами.

Михелуп опять лег и осторожно повернулся на бок, стараясь не разбудить супругу. Она заслужила свой отдых, эта решительная, деятельная женщина. Он выбрал ее одну единственную их всех женщин мира, и нигде не найдется ей равной. У нее карие, ласковые глаза и улыбчивый рот; она всегда в хорошем настроении. Родня сетовала, что он берет в жены христианку, словно мало невест — евреек. Родня шелестела как тростник, но он был неумолим. Отстаньте от меня… со своими невестами, я знаю, что делаю.

Родня крутила головой, вздыхала и предсказывала бухгалтеру погибель. Разумеется, денег он в приданое не получил. Она состояла в обществе, заботящемся о приданом для невест, но это общество обанкротилось, и жена лишилась приданого. Жаль, но денег лишились и другие.

Его мысли перескочили на супругов Гаеков, потерявших большое состояние на военных займах. Михелупа интересовали точные цифры. Он несколько раз осторожно заводил об этом речь, но Макс Гаек молчал. Фантазия бухгалтера рисовала цифру со многими нулями, которую он был готов внести в графу расходов. Это его возбуждало и наполняло беспокойством. Мистическая власть цифр притягивала его, как иных притягивает черная магия.

Супругов Гаеков должен был бы сокрушить удар судьбы, но не сокрушил. Они должны были чувствовать себя растоптанными роком и раненными неизлечимой печалью. Должны были от горя иссохнуть и превратиться в пепел. Но они дышат, говорят и смеются, как все прочие люди. Другой питался бы сухой коркой и рыдал о потерянном состоянии. Они же спокойно едут на дачу в Ишль и не позаботятся даже заполучить какую-нибудь скидку. Легкомысленные, грешные люди эти супруги!

— Хотелось бы мне знать, — неожиданно произнесла пани Михелупова, — на что Гаеки живут? Как они могут позволить себе дорогое путешествие за границу? Я себе не представляю! Наверно, у них там, в Ишле, какие-нибудь родственники, иначе это вообще невероятно.

• Предыдущая
• 49/116
• Следующая