Восток, запад - Рушди Ахмед Салман - Страница 29

• Предыдущая
• 29/30
• Следующая

— Кто? — спросил Миксер.

— Друзья махараджи Б., — ответил голос. — Ах, простите, случайно солгал. Мы знакомые махараджи.

— Знакомые его дамы, — поправил его второй. — Чтобы уж быть совсем точными.

— По этой причине мы просим аудиенции, — сказал первый.

— Нет, — сказал Месир. — Самолет. Нет. Нет его.

За дверью наступила тишина.

— Самолеты хорошо, пам-па-рам-парам-пам. В Биарриц, в Монте-Карло, куда он улетел, а?

— Будьте любезны, — сказал первый голос, — передайте Его Высочеству, мы с нетерпением ждем его возвращения.

— И наши лучшие пожелания нашему общему другу, — сказал второй голос. — Ждем с нетерпением.

Противник растерян, что делать? В голове бессвязно замелькали фразы из шахматного учебника. Всех сразу не защитить! С какой стороны последует удар? Нужно было видеть, как Месир вынудил Нейдорфа метаться в попытке защитить то правый, то левый фланг!

Хотя в этот раз обошлось без применения силы, Миксер, вернувшись в каморку, заплакал. Потом он поднялся в лифте на пятый этаж и через щель почтового ящика шепотом вызвал Мэри, которая спала на полу на своем матрасе.

— Я не хотела будить сахиба, — сказала Мэри. — Ты и сам понимаешь, а? А бигум так устает за день. Так что скажи нам, баба, ты, что делать?

Какого решения она ждала от меня? Мне было шестнадцать лет.

— Миксер должен вызвать полицию, — неоригинально предложил я.

— Нет, нет, баба, — горячо запротестовала Мэри. — Если у махарадж будет скандал из-за ухажерчика, в виноватых останется только он.

Других предложений у меня не оказалось. Они оба смотрели на меня умоляющими, испуганными глазами, а я стоял перед ними и чувствовал себя дурак дураком.

— Идите спать, — сказал я. — Утром что-нибудь придумаем.

Сначала была тактическая атака, подумал я. Пешки нанесли удар. Потом пошла в ход тяжелая артиллерия, началась стратегическая разработка. Стратег держит противника в напряжении и не дает вздохнуть.

Утром ничего не произошло, тучи рассеялись. Уже не верилось ни в кулаки, ни в угрозы. Днем в закуток к ухажерчику зашли оба махараджи и оба сунули в кармашек жилета по пятифунтовой бумажке.

— Защитил свою крепость, приятель. Молодец, — сказал принц П., а махараджа Б. с чувством добавил:

— Держись. Все в порядке, ачча? Все закончилось.

В тот день после обеда мы втроем — с айей Мэри и ухажерчиком — держали военный совет и пришли к выводу, что никаких действий больше не требуется. В подобных ситуациях привратник всегда на передовой, говорил я, а он свой рубеж удержал. Самое страшное позади. Подтверждение получено. Всё, конец.

— Всё, конец, — с сомнением повторила айя, но ей так хотелось успокоить Месира, что она быстро согласилась и посветлела лицом. — Ухажерчик, — сказала она. — Конечно! Всё в корядке, конец.

От радости она захлопала в ладоши и предложила ему сыграть в шахматы, а Миксер впервые отказался.

На какое-то время бурные события в доме оторвали меня от мыслей о Мэри-Конечно и Миксере.

Для одиннадцатилетней нашей Мунизы несколько рановато началось трудное время. Вспыльчивая, как и отец, она тоже стала подвержена вспышкам ярости и, когда теряла контроль, бывала невыносима. В то лето Муниза, кажется, не упустила ни одного случая сцепиться с отцом и, несмотря на свой нежный возраст, почти на равных мерялась с ним силами. (Однажды, когда я вмешался в их схватку в кухне, Муниза схватила кухонные ножницы и недолго думая запустила в меня. Ножницы пропороли мне ногу. С тех пор я старался держаться от их ссор подальше.)

Наблюдая за этими баталиями, я начал сомневаться в смысле семьи как таковой. Я смотрел на вопившую сестру и думал, до чего успешно она справлялась с задачей разрушения и себя, и отношений с людьми, в которых нуждается больше всего на свете.

Смотрел, как кривится лицо отца, и думал о британском гражданстве. По тогдашнему своему индийскому паспорту я мог ездить только в несколько стран, аккуратненько перечисленных на страничке справа. Но вскоре должен был получить новый, британский, и тогда собирался уехать от них от всех. Я не желал больше видеть ничьих искривленных лиц.

В шестнадцать лет еще думаешь, будто от отца можно сбежать. Еще не замечаешь в своем голосе его интонаций, не видишь, как повторяешь его походку и жесты и даже расписываешься, как он. Не слышишь отцовского шепота в голосе своей крови.

В тот день, о котором я сейчас собираюсь рассказывать, они опять довели до крика двухлетнюю Кхоти Шехерезаду, маленькую Шухерозаду, которая всегда начинала плакать во время ссор. Мама с айей быстренько подхватили ее на руки, посадили в сидячую коляску и удалились.

Они ушли на Кенсингтонскую площадь, где, устроившись на газоне, вполне философски дали ей выплакаться и устать. Когда наконец начало смеркаться и малышка уснула, они двинулись домой. Возле дома подошли два модно одетых парня в застегнутых пиджаках с круглым вырезом без воротника, как у «Битлз», и с такими же, как у них, стрижками. Один, очень вежливо, спросил у моей матери, не является ли она женой махараджи Б.

— Нет, — ответила польщенная мать.

— Думаю, все-таки это вы и есть, — не менее вежливо сказал второй «битл». — Поскольку вы направляетесь в дом Ваверлей-хауз, где и проживает махараджа Б.

— Нет-нет, — ответила мать, зарумянившись от удовольствия. — Мы совсем другая семья, хотя тоже из Индии.

— Понятно, — понимающе кивнул первый «битл» и, к великому изумлению матери, потер себе переносицу и подмигнул: — Мадам инкогнито. Хорошо, никому ни слова.

— Простите, — сказала мать, начиная терять терпение. — Вам нужны другие дамы, не мы.

Второй «битл» подставил ногу под колесо коляски.

— Известно ли вам, мадам, что «другие дамы» нужны вашему мужу? Да, да. И даже, если позволите, очень нужны.

— Очень и очень, — сказал первый «битл», потемнев лицом.

— Говорят же вам, я вовсе не махарани-би-гум, — неожиданно испугавшись, сказала мать. — Мы даже не знакомы. Пожалуйста, позвольте пройти.

Второй «битл» подошел еще ближе. Изо рта у него пахло ментолом.

— Одна из понадобившихся ему дам наша, с вашего позволения, подопечная, — пояснил он. — Такой у нас договор. Дама под нашей защитой, с вашего позволения. Следовательно, мы и несем ответственность за ее благополучие.

— Ваш муж, — с жутковатой улыбкой сказал первый «битл», повысив голос на тон, — ваш долбаный муж кое-что ей попортил. Слышите, ваше величество? И хорошо попортил.

— Фрошу вас, это не наш вид личности, — сказала Мэри-Конечно. — В Ваверлей-хауз много семей из Индии. Мы корядочные леди.

Второй «битл» что-то достал из внутреннего кармана. Блеснуло лезвие.

— Чурки долбаные, — сказал он. — Понаехали сюда, мать вашу, а вести себя не умеют. Сидели бы себе, мать вашу, в своем долбаном Чуркистане. Задницы долбаные… А теперь, леди, — сказал он вдруг снова спокойно, держа перед ними нож, — расстегните блузки.

В эту минуту у подъезда Ваверлей-хауз раздался громкий вопль. Все четверо, они повернулись и увидели, как из дома выскочил Миксер, голося что есть мочи и размахивая руками, будто взбесившийся гусь.

— Привет, — сказал «битл» с ножом, явно забавляясь сценой. — Это еще кто? Что за долбаный идиот?

Миксер пытался заговорить, от усилия его затрясло, но изо рта вылетали лишь нечленораздельные звуки. Проснулась Шехерезада и присоединилась к нему. Парням это не понравилось. Вдруг у Миксера внутри что-то замкнуло, и он жуткой скороговоркой выпалил:

— Сэры, сэры, нет, сэры, нет, это не те женщины, женщины махараджи на четвертом этаже, сэры, нет, Богом клянусь. — Это была самая длинная фраза, какую ему удалось произнести с той поры, как инсульт затронул речевые центры.

Из дверей, привлеченные воплями привратника и плачем Шехерезады, вышли люди, и оба «битла» с серьезным видом закивали головой.

• Предыдущая
• 29/30
• Следующая