Том 4. Письма. Семь лет с Бабелем (А. Н. Пирожкова) - Бабель Исаак Эммануилович - Страница 41

• Предыдущая
• 41/104
• Следующая

Не могу тебе сказать, как огорчают меня вести о твоем нездоровьи. Печень — с чего бы это? Я всегда думал, что это болезнь пожилых людей. Лечишься ли ты, поправляешься ли? Как здоровье Тани? Бедная девочка, как подумаешь, что с ней приключилось, — страшно становится. Изменилась ли она?

В каком клубе ты работаешь? Теперь, мне кажется, никакой работой не надо брезговать. Я знаю, что очень трудно сохранить достоинство, когда нету денег, когда надо клянчить, бегать, биться, унижаться. Я решил сам зарабатывать как можно меньше, — это хорошее решение, но тебе буду посылать сколько смогу, п. ч. я хочу, чтобы это самое достоинство, независимость ты сохраняла, чтобы жизнь ваша была сколько можно легка, независима, достойна, чтобы и ты смогла подумать о душевной, хорошей, а не халтурной работе. Я верю, что дружбу нашу, если ты сможешь мне быть другом, я никогда не предам, никогда.

Преданный вам И. Б.

Киев, 13/XI-28

13 ноября 1928 г.,

Киев

Прости, Тамара, я не могу приехать в Москву. Знаю, что ставлю тебя в ужасное положение, и все-таки не могу. Очень горько, что нельзя оказать этой услуги.

Завтра рассчитываю послать вам двести рублей.

Больше не могу писать — голова болит. Завтра напишу подробнее.

И. Б.

Киев, 16/XI-28

16 ноября 1928 г.,

Киев

Тамара, послал тебе 200 рубл. Прошу подтвердить получение этих денег. Вчера не мог написать подробнее, п. ч. голова очень болела. Я теперь часто хвораю. Очень часты головные боли, очевидно, у меня мозговое переутомление. Тут бы работать, а голова часто отказывается. Часто мне бывает от этого очень грустно. Но так как я упрям и терпелив, то надеюсь, что вылечу себя.

Теперь о деньгах. Посылаю сколько могу. Это главная моя забота — чтобы вам не только было более или менее удобно жить, но главнее этого, чтобы ни к кому не прибегать с просьбами, быть независимыми, не быть жалкими. Я не знаю, сколько смогу послать в будущем месяце; первый месяц после приезда из-за границы был у меня благополучный — подсобрались от Вуфку и от заштатных каких-то издательств долги, так как я еще несколько месяцев зарабатывать не буду, то, может, дальше будет хуже. Впрочем, буду стараться.

О посылке, право, ничего не могу сказать. Когда получишь от таможни извещение, тебе все объяснят; как я уже писал, ты сможешь обратиться к А. Винокуру, в Главное Таможенное Управление. С моим чемоданом тоже беда, все еще не прибыл, наверное, распатронили его здорово. Беда, не во что одеться, да и заметок, вырезок в этом чемодане тьма.

Как здоровье Тани? Что наш орел поделывает? Прости меня, но я не думаю, чтобы у тебя, Тамара, могло быть органическое, хроническое заболевание. Рано еще как будто. Если суждено тебе войти в норму, тогда, я думаю, все исчезнет.

Поступок Ник<олая> Вас<ильевича> я объясняю себе так, что он, боясь новой своей жены, хочет, чтобы деньги автоматически вычитались, а то добровольно она, может, и не отдаст (нету чернил, окончу карандашом). А, впрочем, может, есть и другие причины, о которых я не догадываюсь.

Есть ли у тебя уже работа?.. Хорошо было бы набрести на что-нибудь прочное, постоянное... Я пока остаюсь в Киеве, вернее, за Киевом, живу, можно сказать, в губе у старой старухи, отшельником — и очень от этого выправляюсь душой и телом. Может, и хворости пройдут. До свиданья.

И. Б.

Киев, 23/XI-28

23 ноября 1928 г.,

Киев

Исачок. Давненько от тебя нет писем. И в особую мрачность погружает мою жизнь то гнусное обстоятельство, что ты не присылаешь мне беговых программ. Ну что стоит? Ну где «человечество»? Лень и затурканность советских служащих не поддается описанию. Видно, что ты не читаешь в «Правде» листка РКИ — под контроль масс. Я читаю аккуратно и ненавижу вас, разгильдяев, бюрократов и комчванцев. Честно говорю тебе — купи программу, все равно жить не дам... Я тебя угадаю. В дополнение к вышеизложенному — прошу передать прилагаемое письмо адресату. Телефон ейный, кажется, 2-56-44. Я получил от нее очень милое письмо, а адреса своего она не дала. Если позвонишь, она, я думаю, пришлет за письмом.

Получил только что известие, что чемодан прибыл. Завтра полечу за ним на вокзал. Трепещу — в каком-то виде он прибыл, не общипаны ли мы... Отпишу немедленно...

Что слышно в Госиздате? Не давай этим сукиным сынам покою. С ними добром ничего не сделаешь. Угрожай, а если угроз они не испугаются — то так и будет. Ты мне не сообщил, кто там теперь заведует, кто пастух и кто подпасок?.. Чувствую я, что в Москве литературные дела таковы, что нервные люди большими массами скоро стреляться начнут. Пастухи от этой стрельбы почешут сапогом за ухом и неукоснительно станут пасти оставшихся...

Объясни мне толком: где ты служишь, что рационализируешь, где плачешь и кому даешь фиги в кармане?

Я, как говорится, тяну лямку и поживаю очень превосходно.

Завтра по выяснении чемоданной эпопеи напишу.

Внемли критике и ответь на интересующие вопросы. Стиль не важен. Пиши, если желаешь, протоколом. Дамам твоим шлю тысячу поклонов.

И.

P. S. Мама была очень больна. Сердечный припадок. Теперь лучше.

Вот, брат, наши дела...

Киев, 28/XI-28

28 ноября 1928 г.,

Киев

Дорогой Вячеслав Павлович!

В третий раз принялся переписывать сочиненные мной рассказы и с ужасом увидел, что потребуется еще одна переделка — четвертая, на этот раз явно последняя. Ничего не поделаешь. О том, как мне солоно приходится, не хочу и говорить.

Голова побаливает часто. Былой работоспособности нет, маленько, видно, переутомился. Все же, думаю, преодолею.

Анонс Ваш на 29 год будет выполнен. По совести могу сказать, что делаю все от меня зависящее. Изредка попадаются мне на глаза отчеты о литературных совещаниях. По-моему, нервным людям стреляться впору, а веселым только и остается, что гнуть свою веселую линию. Так как я причисляю себя ко второй категории, то и живу безмятежно.

Противоестественных, антилитературных переворотов в своих мозгах не допускаю и чувствую себя поэтому превосходно. Впрочем, все то, что говорится о распространении массовой литературы, — правильно. Спасибо, что из десяти мыслей — одна верна. Если принять в расчет, что вещают одни только должностные лица, то придется признать, что процент велик. В Киеве пробуду еще недолго. Собираюсь двинуться на Северный Кавказ. О всех моих начинаниях и передвижениях буду Вас извещать.

Мой адрес пока: «До востребования. Главный почтамт. Киев». Очень обрадуюсь, если напишете. От всего сердца желаю Вам бодрости, здоровья, веселья. Веселый человек всегда прав.

Ваш И. Бабель

Киев, 29/XI-28

29 ноября 1928 г.,

Киев

Милая Анна Григорьевна. Подарки Ваши возбуждают в Киеве общее восхищение. Дай Вам бог здоровья за Вашу ласку.

Вексель завтра оплачу по телеграфу.

Получил ли Илюша кофту?

Деньги на сохранение я Вам своевременно вышлю. Самый лучший адрес — до востребования, Главный почтамт. У Финкельштейнов я бываю реже, чем на почте.

Номера «Правды» с письмом Буденного у меня, к сожалению, нету. Не держу у себя дома таких вонючих документов.

Прочитайте ответ Горького. По-моему, он слишком мягко отвечает на этот документ, полный зловонного невежества и унтер-офицерского марксизма.

Живу благополучно, тружусь в мире и тишине. Скоро, верно, двинусь из сих мест. О всех шагах моих Вы будете извещены. Обнимаю мужчин и целую Вашу ручку, заступница, благодетельница и умнеющая дама.

• Предыдущая
• 41/104
• Следующая