Теория всего с перспективы просветленного видения (ЛП) - МакКенна Джед - Страница 3
- Предыдущая
- 3/33
- Следующая
Во время этого путешествия я хотел навестить место, и мы с Майей выехали в сторону государственного парка, через который можно было добраться до бывшего моего счастливого уголка. Я ожидал увидеть это место полностью вернувшимся в состояние первозданной природы, каким оно и было, когда я его обнаружил почти два десятилетия тому назад. Но вместо этого я нашел его намного более ухоженным, чем когда я его оставил. Я не ожидал, что встречу кого-либо, но это был день-когда-люди-не-ходят-на-работу, и оказалось, что Карл и его семья иногда устраивают там пикник по выходным. Итак, как это часто бывает, то, что как я надеялся, не произошло, все же произошло, и оказалось очень удачным.
За несколько ночей до этой ностальгической воскресной поездки, я лежал в номере отеля с Майей. Мы наполовину смотрели научную программу и наполовину дремали, когда случилось то, что не случалось уже много лет, и что, как я был уверен, уже никогда не случится снова.
Популяризатор науки Митио Каку рассказывал о бозоне Хиггса и Большом Адронном Коллайдере ио том, как наука надеется сократить большую неуклюжую Стандартную Модель Вселенной, приведя ее к изящной маленькой теории всего, когда Майя пихнула меня, и слова Теория Всего впились шипами в мой мозг. Это их термин, ученых, введенный в обиход физиками, но он настолько грандиозный, и, говоря откровенно, настолько далеко выходит за рамки науки, что когда я услышал его в своем полупробужденном состоянии, это запустило во мне что-то, что по ощущению было похоже на новый писательский проект. Я не ожидал подобного.
Небольшая предыстория. Несколько десятилетий назад я совершил путешествие, которое делают очень немногие, и написал три книги о нем. Как это бывает, одной из вещей, которую ты получаешь после этого особого путешествия, это совершенное знание; полное и абсолютное понимание всего. Я никогда не говорил об этом моменте раньше, но сейчас, я полагаю, я это сделаю.
Итак, я слушал, как доктор Каку говорит о теории всего, и хотя я безусловно слышал о ней и раньше, в этот раз это запустило во мне какой-то процесс. Я со всей очевидностью знаю, что у науки нет и не может быть теории всего. Точно так же очевидно, что у меня она должна быть. Я имею в виду, что либо у меня есть теория всего, которая на самом деле не теория, и действительно объясняет всё, и является истинной и безупречной, или же я полон дерьма и всегда таким был. Это было бы чертовски интересным поворотом событий, хоть и не слишком вероятным. Я упомянул об этом, поскольку это то, что должно вас интересовать. Любой, кто утверждает что он реализовал истину или просветлен, должен быть в состоянии привести непоколебимое, не требующее веры объяснение абсолютно всего. Это не должно быть сложной задачей, так как существует только одно объяснение.
Затем мне пришло в голову, что да, разумеется, у меня есть теория всего, но нет, я никогда ей не делился ни с кем. И теперь, впервые, это показалось мне немного странным. Теперь, впервые, это показалось мне чем-то, что я должен выразить. Итак, теперь, впервые после завершения трилогии, мне показалось, что есть что-то еще, что необходимо высказать.
“Это все, что у тебя есть?” - спрашивает Карл, перетасовывая небольшую стопку напечатанных листов.
“Я только начал”, ответил я.
“А как же первоначальная версия, которую ты упомянул?”
“В ней было около тридцати страниц рукописи, сгорели синим пламенем”.
“Могу поспорить, она была хороша”, - говорит он, “История о том, как мы нашли тебя возле прудов, грустного и одинокого, забрали тебя с собой, и дали крышу над головой, и вдохновили писать снова, и приучили пить хорошее пиво.”
“Это звучит совсем иначе в твоих устах”, сказал я. Кстати, в устах Карла всё звучит иначе. Английский - его четвертый или пятый язык, и у него уникальный акцент. Он хронически веселый и странно большой, как будто бы он меньший образец некого большего, счастливого вида.
Мы сидим в выходящей на открытый воздух гостиной на заднем дворе Карла. Майя и я уже несколько дней гостим в его отдельно стоящих апартаментах.
“Ты пишешь некую теорию всего”, - спрашивает Карл таким тоном, что знак вопроса ставить не нужно.
“Не просто некую теорию”, говорю я, “единственно возможная теория всего это истина. Это довольно очевидно, не так ли? Я имею в виду, что нам может быть известно, как истина? Cogito, верно? Единственный факт - что я существую. Я Есть.”
“Да, я это понимаю”.
“Тогда что может быть известно науке как истина”?
“Ничего более этого, я думаю”.
“Да, верно. Я Есть - это фундаментальная универсальная константа знания. Все остальное - это допущение, мнение. Скорость света - это не константа истины, но константа знания.”
“Почему ты говоришь, что скорость света - это не константа?”
“Потому что время, пространство и свет не существуют”.
Он вылупился на меня на секунду, как будто ждал продолжения.
“Это звучит безумно”, говорит он.
“Несомненно, так и есть”, соглашаюсь я и вспоминаю о высказывании Шерлока Холмса, которое мы использовали в одной из книг: “Когда вы исключите все невозможное, - то что останется, сколь бы невероятным оно не казалось, должно быть истинным”.
И вот я снова раскачиваюсь в гамаке на заднем дворе Карла, пишу заметки о теории всего и всём-всём-всём. Вот что я получаю за то, что смотрю на ночь научные программы. Конечно, я не ученый или философ, или религиозный или духовный мыслитель, или даже очень умный или воодушевленный этим вопросом. Кто я есть - это реализовавший истину, так что если вы прочитали трилогию и вы все еще со мной, значит я ваш уполномоченный туристический гид - но также вы знаете, что вам это не нужно. Как всегда, все, что вам нужно - это только смотреть на себя.
А если вы не читали трилогию, не волнуйтесь. Эта теория всего - вполне самостоятельная штука.
Я не должен называть ее просто теорией всего. Это не совсем верно. Это единственная теория всего, и на самом деле это вовсе не теория. В ней нет теоретических элементов. Это познается непосредственно, как четкая и очевидная истина, людьми даже с мозгами совершенно обычного размера, и чтобы ее увидеть самому, мы должны просто перестать видеть тайны там, где их нет.
“Так для тебя тут больше нет никаких тайн?”, спрашивает Карл.
“Нет”, отвечаю я, “Если бы оставались еще какие-то тайны, я бы не был готов, когда я был готов. Тогда все еще оставалось бы “дальше”. Я надеюсь, из книг вполне ясно, что “готов” означает “готов”. Это конец времени, конец вопросов, конец знанию.”
“Я знаю это из твоих книг”, говорит он, “но сложно поверить, что такая штука возможна”.
Карл и Сэнди предложили мне оставаться в отдельном жилище за их гаражом так долго, как мне захочется. Оно было переделано в музыкальную студию, но оставалось очень комфортным и для жилья. На их заднем дворе обустроена гостиная под открытым небом, с диванами, столами, лампами, потолочными вентиляторами и гамаком. У них живет славный черный лабрадор по имени Дюк, который очень тепло отнесся к Майе. Но в том значении, в котором я человек-собачник, Майя не собака-собачник. Ей не то чтобы не нравятся другие собаки, она просто не видит в них никакого смысла. Она может то и дело обнюхивать им зад, но без особой увлеченности. Так или иначе, гостевой домик Карла - прекрасное место, где я могу поработать, Майе он нравится, так что мы приняли приглашение побыть там некоторое время.
Я качаюсь в гамаке, играю идеями, дремлю, бросаю игрушки Майе и записываю то, что приходит в голову. Я заполняю примерно десять страниц небрежно нацарапанными заметками, пока не чувствую, что иссяк, после чего расслабляюсь и позволяю уму дышать. Затем, освеженный, я привел свои каракули к этому концентрированному путанному бардаку:
- Предыдущая
- 3/33
- Следующая
