Железная маска (сборник) - Готье Теофиль - Страница 70
- Предыдущая
- 70/200
- Следующая
Внезапно Изабелле почудилось, что в темноте за окном блеснули два человеческих глаза. Затем в проем между брусьями просунулась взлохмаченная черная голова, за которой последовала худая детская ручка. Далее с трудом протиснулись сначала одно, а потом другое плечо – и вот уже девочка лет десяти, ухватившись обеими руками за край окна, повисла, вытянувшись щуплым тельцем вдоль стены, отпустила руки и бесшумно, как падает на землю перышко, спрыгнула на пол комнаты.
Окаменевшая от ужаса Изабелла не шевелилась, из чего девочка сделала вывод, что та крепко спит. Но, приблизившись к постели, чтобы убедиться, так ли глубок сон молодой женщины, как кажется, она вдруг застыла, а на ее смуглом личике появилось выражение глубокого изумления.
– Дама с ожерельем… – пробормотала она, и ее рука невольно потянулась к бусам, мерцавшим на ее худенькой шее. – Дама с ожерельем!
Изабелла, едва живая от страха, в свою очередь, узнала девочку из таверны «Голубое солнце», которую позже видела еще раз на пути в замок Брюйер вместе с незадачливым бандитом-чучельником Огастеном. Она хотела было крикнуть, позвать на помощь, но девочка закрыла ей рот ладошкой.
– Не надо кричать! – вполголоса проговорила она. – Разве ты не помнишь, что сказала Чикита: я ни за что не перережу тебе горло! Ведь ты подарила мне то ожерелье, которое я хотела украсть.
– Но здесь-то что тебе понадобилось, несчастное дитя? – спросила Изабелла, немного придя в себя. Это немощное и истощенное существо вряд ли могло представлять серьезную опасность. К тому же маленькая дикарка явно питала к ней симпатию.
– Мне приказали отодвинуть задвижку, на которую ты закрываешься каждый вечер, – объявила Чикита. – Я же тощая и верткая, как ящерица. Нет такой щели, в которую я не пробралась бы!
– А зачем тебе велели открыть мою дверь? Чтобы что-то украсть у меня?
– Украсть? – презрительно фыркнула Чикита. – Чепуха! Это нужно, чтобы сюда могли войти мужчины и забрать тебя с собой.
– Боже правый, я погибла! – Изабелла в отчаянии заломила руки.
– Да не бойся ты – ничего такого не случится! – поспешно заверила ее Чикита. – Задвижка останется на месте, а взломать дверь они не посмеют: на шум сбегутся гостиничные слуги и схватят их. Разве они дураки?
– Но ведь я все равно начала бы кричать, звать на помощь, сопротивляться! Меня бы услышали!
– Если в рот забить кляп потуже, кричи не кричи, толку не будет. А если человека плотно завернуть в плащ, он и пальцем пошевелить не сможет! – пояснила девочка с превосходством истинного художника, посвящающего невежду в тайны своего искусства. – Это все проще простого. А еще они подкупили конюха, чтобы он отворил ворота…
– И кто же затеял эту гнусность? – спросила несчастная, с ужасом представляя, какая опасность ей в действительности грозила.
– Тот знатный вельможа, который дал Огастену деньги. Много-много денег, полные пригоршни золота! – При упоминании о золоте глаза Чикиты сумрачно вспыхнули. – Но мне на это наплевать: ты подарила мне жемчуг, и я скажу им, что ты не спала, а в комнате у тебя был мужчина. После этого они уйдут… Позволь мне еще немного поглядеть на тебя! Ты очень красивая, и я тебя люблю, очень сильно люблю, почти как Огастена… Ай! Так вот он где! – вдруг вскрикнула девочка, заметив на столе маленький складной нож, который Изабелла нашла после метели в фургоне. – Это я потеряла – мне его оставил отец. Пусть он останется у тебя – это добрая сталь. Вот, гляди сюда: чтобы лезвие крепко держалось, надо повернуть кольцо, а бить надо снизу вверх – так острие легче входит в тело… Держи его всегда при себе, но так, чтобы никто не видел. Вдруг злой человек вздумает тебя обидеть, а ты – р-раз! – и вспорешь его паршивое брюхо!..
Все эти слова девчушка подкрепляла энергичными и красноречивыми жестами.
Урок владения маленькой навахой, преподанный среди ночи полудиким ребенком из разбойничьей шайки, да и сама по себе эта жуткая до неправдоподобия ситуация показались Изабелле каким-то полуночным кошмаром, от которого никак не удается очнуться.
Чикита тем временем продолжала:
– Покрепче зажми нож в кулаке и держи вот так. И никто ничего не сможет сделать с тобой! Запомнила? А теперь я ухожу! Прощай и помни Чикиту!
Маленькая сообщница Огастена пододвинула к стене стул, взобралась сначала на сиденье, а потом и на спинку, приподнялась на носках, ухватилась за перекладину, сложилась пополам, упираясь потрескавшимися от холода босыми ступнями в стену, – и через мгновение уже была в нише слухового окна. Затем она нырнула в отверстие, через которое, казалось, не пролезет и кошка, и исчезла.
Изабелла едва дождалась рассвета, не смыкая глаз ни на мгновенье. Однако остаток ночи прошел совершенно спокойно.
Утром за завтраком вся труппа была поражена ее бледностью и болезненной синевой вокруг глаз. Но лишь после настойчивых расспросов Изабелла рассказала о том, что с ней случилось ночью. Сигоньяк пришел в полное неистовство и уже был готов по меньшей мере предать огню и мечу особняк герцога де Валломбреза и всех его обитателей. Тут особо и гадать не приходилось, кто мог решиться на столь подлое дело.
– А я считаю, – резонно возразил Блазиус, – что нам необходимо срочно упаковать декорации, погрузиться в фургон и попытаться раствориться в океане, который зовется Парижем. Дело, похоже, принимает скверный оборот.
Вся труппа согласилась с ним, и отъезд был назначен на следующее утро.
Было бы слишком утомительно шаг за шагом описывать весь путь, который проделала колесница комедиантов до великой столицы. Тем более что в дороге не случилось ничего, заслуживающего особого внимания. В Пуатье актеры сколотили кругленький капиталец и могли путешествовать без всяких приключений и проволочек, меняя лошадей и делая большие перегоны. В Type и Орлеане труппа задержалась, чтобы дать несколько представлений, и сборы вполне удовлетворили Тирана: как директора и казначея его в первую очередь интересовал финансовый успех.
Блазиус успокоился и даже начал посмеиваться над страхом, который внушил ему де Валломбрез. Однако Изабелла все еще трепетала, вспоминая обстоятельства неудавшегося похищения. Когда труппа останавливалась на постоялых дворах, она делила комнату с Зербиной, но и теперь ей постоянно снились зрачок слухового окна, растрепанные космы дикарки Чикиты и белозубый оскал ее улыбки. Изабелла просыпалась с криком, и подруге приходилось долго ее успокаивать.
Что касается барона де Сигоньяка, то он, внешне ничем не показывая своей тревоги, всегда старался получить комнату по соседству с той, в которой ночевали девушки. Он спал одетым, положив рядом с собой шпагу без ножен на случай ночного нападения негодяев. Днем он чаще всего шагал впереди фургона, внимательно осматривая заросли, старые руины и заброшенные хижины, где могла оказаться засада. Если же на дороге попадалась подозрительного вида группка путников, он возвращался к фургону, где располагался более внушительный гарнизон, состоявший из Тирана, Скапена, Блазиуса и Леандра, несмотря на то что Педант был стар и немощен, а первый любовник труслив, как кролик. Бывало и так, что Сигоньяк, как умудренный опытом полководец, умеющий предвосхищать коварные маневры противника, занимал место в арьергарде, ведь опасность могла появиться и оттуда.
Но все эти меры оказались излишними: никто не попытался напасть на актеров в пути. То ли герцог не успел разработать новый план, то ли, поразмыслив, совсем отказался от своих намерений, но могло быть и так, что все еще не зажившая рана ограничивала его предприимчивость.
Зима в этом году выдалась не слишком жестокой. К тому же актеры были постоянно сыты, а теплая одежда, которой они разжились у одного расторопного старьевщика, противостояла холоду более надежно, чем театральные плащи из тонкой саржи. Лишь северный ветер неумеренно разрумянивал щеки женщин, а порой не щадил и их нежных носиков. Впрочем, хорошеньким молодым женщинам все на пользу, а старухе Леонарде, чья кожа была безнадежно испорчена четырьмя десятилетиями гримировки, уже ничего не могло повредить.
- Предыдущая
- 70/200
- Следующая
