Атлантия - Каунди (Конди) Элли - Страница 35

• Предыдущая
• 35/60
• Следующая

У меня комок подкатывает к горлу, когда я слышу все это.

– Ты знала, что это они сделали, и позволила им забрать маму? Как ты могла?

– Я сделала то, что должна была сделать.

Единственным достойным ответом Майре сейчас может быть только моя выработанная годами выдержка. Я не позволяю эмоциям вырваться наружу.

– Ты знаешь, кто убил твою сестру, но ничего не сделала для того, чтобы злодеи за это ответили. Ты продолжаешь работать с Советом и с Невио. Почему? Скажи мне, Майра, что тому причиной?

– Любовь.

Ну конечно: Майра ведь никогда не скрывала, что любит в целом свете лишь одного-единственного человека, ради которого готова на все. Себя саму.

Поэтому Майра время от времени спокойно сидит в своей камере и не открывает замки. Порой ты не можешь говорить, но не потому, что другие тебе не позволяют, а потому что боишься того, что можешь сказать. Ты не доверяешь собственному голосу. Не доверяешь себе самой. И предпочитаешь помалкивать ради собственной безопасности.

Самое удивительное, что я ее прекрасно понимаю: мне бы и самой сейчас хотелось выйти на улицу и закричать во весь голос, рассказать всем и каждому о том, что сотворил Совет. Однако я проявлю благоразумие и не сделаю этого. Потому что тогда может сорваться мой план побега.

Я, ну в точности как Майра, забочусь о собственной безопасности.

Но я хотя бы не уйду Наверх вместе с ней. Я поднимусь сама. Так, как это сделала моя мама.

Никогда не думала, что Майра сможет заменить мне маму или сестру. Но где-то в глубине души я все-таки надеялась, что смогу полюбить тетю. Теперь я понимаю, как глупо было рассчитывать на то, что и она тоже сможет полюбить меня.

Пока ты не умер, всегда есть что терять.

Сама того не ожидая, я задаю Майре еще один, последний вопрос:

– Если ты сирена, то значит ли это, что ты всю жизнь будешь одинока?

– Да, – отвечает Майра.

Она права.

Я всегда была одинока.

Даже когда Бэй еще была здесь, я часто чувствовала себя одинокой.

Чего уж греха таить, даже когда я испытываю симпатию к другому человеку и мне хорошо с ним, какая-то часть меня все равно остается сама по себе. Может быть, правы те люди, которые говорят, что у сирен нет души.

Ведь если у тебя есть душа, значит у тебя есть пара.

Но потом я понимаю, что даже если бы у меня была душа, это вовсе не означало бы, что рядом со мной появился кто-то еще. Просто меня стало бы больше.

– Итак, ты готова выступить сегодня вечером? – спрашивает Альдо.

Я киваю в ответ. После нашего последнего разговора с Майрой я полностью сосредоточилась на подготовке к сегодняшнему вечеру. К зрелищу. К торжеству. Так я называю свое выступление, когда беседую с Тру. Это придает мне сил, делает более похожей на Океанию. Я много тренировалась на дорожках и работала с рыбками и угрями Тру. А еще я, ориентируясь на слепок, сделала орден, хотя, честно говоря, у меня получилось не очень хорошо, я ведь не мастер. Одним словом, я готова на все сто процентов.

Альдо смотрит на бирюзовую ткань у меня в руках.

– Это для твоего костюма?

– Да.

Я потратила несколько монет на покупку этой ткани и заплатила швее, чтобы та пришила ее к моему обрезанному гидрокостюму. Получилось больше похоже на ленты, чем на платье, но в воде они должны сливаться друг с другом, благодаря чему, когда я поплыву, будет казаться, будто я одновременно часть воды и нечто отдельное от нее. Я представляю, что мой костюм – мантия Верховной Жрицы Океании. Мама всегда выходила на кафедру в мантии бирюзового цвета. И точно в такой же мантии мы провожали ее тело из шлюзовой камеры.

Альдо открывает шкафчик, где я собираюсь хранить свой костюм. До работы я уже приходила сюда и оставила кое-какие нужные для сегодняшнего выступления вещи. С минуты на минуту должен подойти Тру с ведрами, полными рыбок и угрей. Думаю, Альдо постарается, чтобы все было в целости и сохранности, но допустить, чтобы кто-то трогал замки или ту единственную рыбку, которая принесет мне ключ, я не могу. Поэтому до самого последнего момента они будут у меня в комнате.

– Толпа сегодня точно соберется приличная, – говорит Альдо. – Игроки просто как с ума сошли. Уже интересовались: что ты придумаешь в следующий раз?

– Там видно будет, – неопределенно отвечаю я.

На Нижнем рынке развешены плакаты с объявлениями о моем сегодняшнем выступлении. Когда я прохожу по торговым рядам, люди начинают меня узнавать. Известность принесет больше денег, но в то же время именно из-за нее я должна действовать как можно быстрее. Внимание людей для меня – реальная угроза.

Но одного без другого не бывает. Сегодня вечером я вернусь на дорожки. А потом на заработанные деньги куплю у Эннио баллон с воздухом и отнесу его домой.

Если мой план сработает, очень скоро у меня будет все, что нужно для побега.

После сегодняшнего вечера останется только ждать, когда кто-нибудь умрет.

К нам подходит Тру с тележкой. Он кивает Альдо и снимает с тележки два ведра. Одно – с рыбкой, ключом и замками – он отдает мне, а второе оставляет себе.

Все это время губы у моего друга плотно сжаты, один раз я уже видела его таким.

– Ну, стало быть, вы готовы? – еще раз уточняет Альдо.

– Да, – говорю я. – Увидимся вечером.

Мы с Тру идем обратно на рынок. Идем молча, и я не уверена, что знаю, о чем он сейчас думает. А потом он берет меня за руку и увлекает за собой в пустую палатку.

– Это тебе, – говорит Тру и подает мне ведро.

Он не улыбается.

– Что-то новенькое придумал? – интересуюсь я.

– Нет. Это не для выступления. Тут пять сотен. Теперь тебе не обязательно участвовать вечером в заплыве.

У меня даже дыхание перехватывает. Он это серьезно? Я опускаюсь на колени и аккуратно снимаю с ведра крышку. Тру не шутил. В ведре пять больших дисков чеканного золота, каждый достоинством в сотню монет.

– Где ты это взял? – спрашиваю я.

– Благодаря твоим заплывам люди стали проявлять огромный интерес к моим рыбкам, – объясняет Тру. – Как говорится, спрос превышает предложение. Но это я отложил специально для тебя, и теперь ты можешь выкупить кольцо. Прямо сейчас. И отменить сегодняшнее выступление.

Я прикидываю в уме: эти деньги, а также те, которые оставила мне Бэй, да плюс еще то, что я успела заработать на дорожках, – сумма получается приличная, я вполне смогу купить баллон с воздухом. Тру прав. Если бы все упиралось в деньги, вполне можно было бы отменить сегодняшнее выступление.

Но мне нужно тренироваться. Необходимо усложнить программу и больше времени провести под водой.

А ведь Тру даже не подозревает, что я делаю все это не ради кольца.

– На эти деньги ты мог бы купить палатку на рынке, – говорю я. – Или запастись материалами для производства рыбок.

– Я хочу, чтобы ты их взяла. Пожалуйста.

– Почему ты это делаешь? Мы же все как следует заранее просчитали и убедились: никакого риска нет.

– А что, если случится нечто непредвиденное? Вдруг слишком много угрей тебя ужалят? Или замки подведут, а я вовремя не успею прийти тебе на подмогу?

– У нас все получится, – говорю я.

Свет пробивается через жалюзи, как бы я хотела, чтобы это был свет с поверхности океана.

А еще я бы очень хотела рассказать Тру правду о том, что должна сбежать из Атлантии. И было бы здорово заговорить с ним своим настоящим голосом. Но я помню, какое было лицо у Джастуса в храме в тот день, когда ушла Бэй. Я не могу открыться Тру. Не хочу, чтобы он смотрел на меня другими глазами.

– Ты не можешь знать наверняка, – возражает он.

– Я знаю.

– Неужели ты все равно поплывешь? – удивляется Тру. – Даже сейчас, когда деньги больше не проблема?

– Да.

– Рио, – говорит Тру.

Он смотрит на меня, и я вижу в его глазах злость и боль; присущие моему другу оптимизм и смешливость исчезли без следа. Он хочет что-то сказать мне и в то же время отчаянно борется с этим желанием. Что бы это ни было, Тру знает: его слова могут что-то серьезно изменить или даже вообще все погубить.

• Предыдущая
• 35/60
• Следующая