Великая война не окончена. Итоги Первой Мировой - Млечин Леонид Михайлович - Страница 20

Причина стремительного разгрома заключается в том, что победившая в Первой мировой Франция смертельно боялась Германии. Это был парализующий страх. Враги Гитлера – пока у них была такая возможность – не находили в себе сил противостоять ему.

После Первой мировой левый берег Рейна и полоса правого берега шириной в пятьдесят километров объявлялись демилитаризованной зоной. Это была предосторожность со стороны Франции, которая хотела, чтобы немецкие войска держались от нее подальше. Но через три года после прихода Гитлера к власти, 7 марта 1936 года, немецкие войска демонстративно вошли в демилитаризованную Рейнскую зону.

Германия нарушила подписанный ею мирный договор. Французская армия имела полное право вышвырнуть рейхсвер из Рейнской области. Немецкие войска получили приказ не сопротивляться в случае столкновения с французами. Но в Париже не хотели конфликта, и этот день стал триумфальным для Гитлера.

Европейские державы до последнего избегали конфликта. Память о Первой мировой была настолько ужасной, что идеи пацифизма широко распространились в Европе. Все, что угодно, – только не война!

«Тот, кто выступал за сопротивление Гитлеру, подозревался в том, что он хочет вовлечь Францию в войну, – вспоминал парижский философ Раймон Арон. – У французов было справедливое ощущение, что война, каков бы ни был ее исход, – это катастрофа для Франции. Обескровленная Первой мировой, Франция не могла выдержать второго кровопускания, даже если бы оно завершилось победой. Французы сделали все, чтобы война началась, именно потому, что они ее страшились».

Между тем остановить войну можно было только твердой угрозой ее начать. Первые несколько лет нацистская Германия была настолько уязвима, что Гитлер отступил бы, столкнувшись с реальной опасностью. Но отступали европейские державы. И с каждым шагом вялые угрозы Запада производили на Гитлера все меньшее впечатление. Ему грозили, а он не верил в решимость своих противников и оказывался прав, потому что западные державы вновь и вновь шли на уступки.

Когда Гитлер приготовился аннексировать Австрию, один из французских министров заявил в парламенте:

– Не будем проявлять героизм ради Австрии, лучше укроемся за нашей линией Мажино.

Лидер французских социалистов Леон Блюм обратился к депутатам от правых партий:

– Вена будет оккупирована! Совершенно очевидно, что завтра немецкие войска войдут в Прагу, а затем, быть может, и в Париж! Объединимся же, создадим правительство национального единения!

Правые депутаты злобно кричали:

– Долой евреев! Блюм – это война!

Когда Англия и Франция, выполняя обещание защитить Польшу, все-таки решились в сентябре 1939-го объявить Берлину войну, они не собирались воевать по-настоящему. Французский главнокомандующий генерал Морис Гамелен предупреждал:

– Во Франции низкая рождаемость, мы понесли тяжелые потери во время последней войны. Нового кровопролития мы не переживем.

Но дальше отступать было невозможно, позорно! Гитлер заявил о своих претензиях таким вызывающим образом, что миру ничего не оставалось, кроме как сражаться с ним. Англия и Франция вступили в войну, вести которую не хотели. А Гитлер хотел!

В результате летом 1940 года Франция потерпела оглушительное поражение. Вермахт одержал победу всего за полтора месяца. Это было самое грандиозное поражение страны за всю историю. Когда французы, бросив оружие, подняли руки, половина личного состава еще даже не добралась до линии фронта. Британский экспедиционный корпус спешно эвакуировался домой. Франция была оккупирована, Англия ждала вторжения… Но Гитлер напал на Советский Союз, что закончилось крушением Третьего рейха.

Только первые месяцы войны и последние, когда большое наступление 1918 года сломало немецкую армию, были временем масштабного передвижения войск и стратегических операций, стремительных атак и контратак. Основные военные годы прошли в изматывающей позиционной борьбе без впечатляющих успехов. Войска засели в траншеях, и выбить их было очень трудно.

Армии вступили в Первую мировую со старой тактикой. Пытались наступать по-старому. Но средства обороны так сильно изменились, что наступающие несли огромные потери, а прорвать оборону не могли.

К Рождеству 1914 года на огромном пространстве от Северного моря до Швейцарии армии засели в окопах. Линия фронта, растянувшаяся на 750 километров, оставалась почти без движения. Противникам не удавалось отодвинуть ее больше чем на двадцать или тридцать километров. Все попытки наступать успеха не имели. Огромные потери в живой силе и… незначительное продвижение вперед.

К концу войны стала вырабатываться новая тактика – наступление небольшими группами пехотинцев при поддержке танков, пушек, а то и самолетов. Хотя танкостроение и авиация находились еще в самой ранней стадии развития.

Французы отправились на Первую мировую войну в красных форменных брюках. Французские генералы утверждали, что красные брюки – отличительная черта армии – сплачивают пехотинцев и придают им необходимый боевой дух. Переход на ткани цвета хаки, маскирующие бойцов на поле боя, выглядел чуть ли не как подрыв национальной безопасности. Французские пехотинцы стали превосходной мишенью для немецких пулеметчиков. Самой практичной оказалась британская форма – коричнево-зеленая, немецкие стрелки не могли попасть в умело закамуфлированных британцев.

Никогда еще в ходе боевых действий не происходили такие радикальные перемены в тактике и оперативном искусстве, как в Первую мировую.

Американский кавалерийский офицер, который до войны присутствовал на маневрах германской армии, с удивлением записывал в дневнике: «Все делается со ссылкой на Англо-бурскую войну, словно и в дальнейшем войны будут вестись в точно таких же условиях».

Проблема истолкования опыта прежних войн до сих пор актуальна. Если бы война выигрывалась одной битвой, ее можно было бы считать показательной. Но войны продолжаются годами, одно сражение следует за другим, то, что оказалось удачным в одних условиях, привело к поражению в других.

Каждая армия испытывает необходимость иметь доктрину, на основании которой учат молодых офицеров, строят армию и разрабатывают новые виды оружия. Но создание такой доктрины, отклонение от которой невозможно, мешает гибкому восприятию военного опыта, умению видеть разнообразие способов ведения боевых действий.

Кроме того, разные военные извлекают самые разные уроки из одного и того же военного опыта. В Англо-бурской войне буры, превосходные стрелки и виртуозные наездники, не расставались с конем. Они внезапно исчезали и столь же неожиданно возникали там, где их не ждали, и, спешившись, метко стреляли по англичанам.

К Первой мировой лорд Робертс, главнокомандующий британской армией, пришел к выводу, что кавалерийские атаки отжили: пехота, вооруженная современным оружием, уничтожает кавалерию, все еще оснащенную в основном холодным оружием. Лорд Робертс настоял на том, чтобы началось перевооружение кавалеристов, и пика исчезла. Он увидел, что и атака в сомкнутом строю тоже отошла в прошлое – плотную цепь косят пулеметы. Но лорда Робертса убрали с его поста.

А фельдмаршал сэр Джон Френч, который стал военным министром, считал, что опыт Русско-японской войны начала века не показателен, потому что она шла не в Европе, а в Маньчжурии, и кавалерия была плохо подготовлена, лошади были ужасные и всадники только и думали о том, чтобы поскорее спешиться и начать стрелять. Сэр Джон Френч был прав в одном: готовиться надо не к той войне, которая была, а к той, которая предстоит. Но его собственная ставка на кавалерию была гибельной…

Пику вновь приняли на вооружение. Она находилась на вооружении британской конницы аж до 1927 года.

Так и немецкую кавалерию вооружили пиками и саблями. Генералы возлагали особые надежды на стремительные кавалерийские атаки. Главная задача кавалерии – сломить противника своим напором и добить холодным оружием. Особенно восхищался кавалерией кайзер Вильгельм II.