Грозные чары (Это странное волшебство) - Стюарт Мэри - Страница 51

• Предыдущая
• 51/74
• Следующая

Впрочем, на этот счет я могла бы не тревожиться. Его терпение было безгранично. Надо же ему было как-то проводить время, и я уверена, ему ни разу и в голову не пришло, что день, проведенный с ним, от начала до конца вызывал у меня что угодно, только не замирание сердца.

Хотя, честно говоря, именно так оно и было. Когда Годфри взял меня под локоть, чтобы бережно отвести назад, к воротам и ждущему «ягуару», у меня в буквальном смысле слова замерло сердце, а все тело пронзила дрожь, как будто от разряда током.

Всего лишь двадцать минут пятого. Если мы поедем домой прямо сейчас и если Годфри, что скорее всего, предложит выпить чаю в Корфу, мы окажемся там как раз к прибытию парома.

Оставалась еще одна скульптура возле ворот, на сей раз совсем небольшая – мальчик-рыбак, сидящий на фрагменте лодки, босой, пухлощекий, чему-то улыбающийся и в ужасной шляпе. Его отличало примерно то же мастерство исполнения, что и муз, но, разумеется, я восторженно остановилась перед ним с «Бедекером» наготове, лихорадочно обшаривая глазами мелкий шрифт, чтобы выяснить, нет ли между Ахиллеоном и Корфу еще каких-нибудь «достопримечательностей», которые я могла бы пустить в ход, чтобы задержать моего благословенно покладистого гида.

– Неужели вам нравится? – Веселое удивление в тоне Годфри смешалось со снисходительностью. Он приложил палец к детской щеке. – Замечаете? Если бы статуе было не семьдесят, а семь лет, это вполне мог бы быть Спиро. Прямо гадаешь, не позировал ли для нее его дед или еще какой-нибудь родственник. Очень похож, не находите?

– Я же не знала Спиро.

– Ну да, конечно, я и забыл. Ну, тогда на Миранду.

– Да, пожалуй. Как раз хотела сказать, какая милая скульптура.

– Лицо совсем теплое, – сказал Годфри, легонько проводя рукой по мраморной щеке.

Я быстро отвернулась, чувствуя, что лицо может выдать мои чувства. Половина пятого.

Он уронил руку.

– Вы все поглядываете на часы. Полагаю, вы как Фил – в это время жить не можете без чашки чаю? Ну что, поедем в Корфу и разживемся им?

– А другой дороги нет? С бельведера берег выглядит таким заманчивым. – Да ничего особенного, обычная симпатичная дорога и рыбачья деревушка, Беницес называется.

– Там ведь есть kafeneion? Для разнообразия было бы просто здорово. Там дадут чаю?

Годфри рассмеялся:

– Обычный широкий выбор, «Нескафе» или лимонад. Может, найдутся даже эти толстые ломти хлеба, подсушенные в духовке. Я еще так и не выяснил, кто или хотя бы как их ест. Что ж, вам решать. Запрыгивайте.

В результате мы все-таки получили чаю в Беницесе, в простенькой чистой маленькой гостинице у самого моря. Она не могла быть расположена более удачно – во всяком случае, для меня. Столики стояли и внутри, и снаружи. Я выбрала нам столик прямо на пыльном берегу, под деревом, и уселась лицом к морю.

Рядом дремал на приколе целый выводок лодок – пунцовых, бирюзовых и павлинье-синих. Мачты легонько покачивались в дыхании моря, но за ними я не видела ничего, кроме единственного красного паруса, одиноко танцующего в пустом сверкающем пространстве.

Годфри оглянулся через плечо.

– И что там происходит такого интересного?

– Да ничего, просто я могу глядеть на море часами, а вы? Лодки такие прелестные. А ваша яхта настоящая красавица.

– Когда вы ее видели?

– Вчера, ближе к вечеру. Видела, как вы выходили в море.

– В самом деле? Где же вы были? Я искал вас на пляже.

– Какая жалость! Нет, я в результате не стала спускаться, осталась в лесу и поспала. – Я засмеялась. – Мне, признаться, требовалось поспать.

– Похоже, вам здорово досталось. Хотелось бы мне видеть ваш подвиг по спасению дельфина. Если снимать со вспышкой, могли бы выйти интересные снимки. – Он помешивал жидкий чай, выдавливая лимон о стенку чашки. – Я где-то читал – по-моему, у Нормана Дугласа, – что, когда дельфины умирают, они меняют цвет. Думаю, можно было бы снять замечательную серию. Завораживающую, если бы только удалось поймать нужный момент, как вы считаете?

– Чудесно. Так вы говорили, что сегодня вечером уезжаете?

– Да.

– А вы не могли бы отправиться с экипажем? Ужасно хотелось бы присоединиться.

– Весьма храбро с вашей стороны, учитывая все обстоятельства. Не боитесь состоять у меня в экипаже?

– Ничуть, было бы здорово. Вы хотите сказать, что можно? Во сколько вы выходите в море?

Не знаю, что бы я стала делать, согласись он. Думаю, на худой конец, сломала бы лодыжку. Но он ответил:

– Конечно, можно, как-нибудь на днях. Но вы неверно меня поняли, я не говорил, что сегодня выхожу в море на яхте. На самом деле я еду на машине навестить друзей.

– Ах, простите, перепутала. Жалко, я уже вдохновилась.

Он улыбнулся.

– Вот что я вам скажу: я возьму вас с собой, когда пойду под парусом, очень скоро. Как насчет пятницы? Или в субботу? Пойдем вокруг острова к озеру Каликиопулос и осмотрим место – мне следовало сказать, одно из мест, – где Одиссей якобы ступил на берег в объятия Навсикаи. Это будет для вас достаточно классически?

– Великолепно.

– Тогда заранее предвкушаю... Смотрите-ка, паром.

– Паром? – Это слово вырвалось у меня из груди сдавленным вскриком, и я откашлялась. – Какой паром?

– На материк. Ходит в Игуменицу и обратно. Вон, видите? Вода так блестит, что трудно что-нибудь разглядеть. Будет минут через двадцать. – Он глянул на часы и отодвинул свой стул. – Хм, опаздывает. Ну что, пойдемте?

– Мне бы хотелось подняться наверх, пожалуйста, если тут есть куда.

Хозяин гостиницы, стоявший возле Годфри со счетом наготове, без труда понял смысл этого замечания и провел меня по наружной лестнице наверх, а потом по вычищенному коридору в феноменальных размеров комнату, превращенную в ванную. Она оказалась безупречно чистой и содержала помимо обычных атрибутов целую галерею картин на религиозные темы.

Должно быть, и до меня многие бежали в это святилище подумать...

Но я пришла сюда изучать «Бедекера». Рывком распахнув томик, я пробежала пальцем по странице. Чудовищно мелкий шрифт плясал у меня перед глазами.

«За драгоман вполне хватит одной драхмы в день... проводник, 5 др. в день, можно обойтись и без...»

Ага, а вот нечто вполне способное заинтересовать столь ревностную поклонницу античности, как я.

«Гробница Менекрата, датируется VII-VI веком до нашей эры...»

И как раз по дороге домой, вот что главное. Ну, если только удастся убедить Годфри, что без посещения этой гробницы, чем бы там она ни была, день мой будет бесповоротно загублен...

Удалось, и это оказалось выигрышной картой по той простой причине, что никто не знал, где пресловутая гробница находится.

Мы спрашивали каждого встречного и были направлены по очереди, с крайним пылом и желанием угодить, к тюрьме, на футбольное поле, к развалинам венецианской крепости и к озеру.

Я могла бы даже пожалеть Годфри, если бы не видела, что он считает, будто я отчаянно пытаюсь любыми средствами продлить прогулку с ним. Его мужское самолюбие было непробиваемо. В его словаре слова «Господь» и «Годфри» значили одно и то же.

Но я была щедро вознаграждена, когда мы наконец нашли могилу Менекрата в саду полицейского управления и хранитель, приветствовавший нас так, словно последним туристом, посетившим это место, был сам господин Карл Бедекер в 1909 году, протянул мне прочитать выцветший документ, а после важно обвел меня три раза вокруг, пока Годфри сидел на стене и курил, и наступали дивные сумерки, а стрелки моих часов незаметно скользили по кругу...

– Уже больше шести, – сказал Годфри, поднимаясь. – Надеюсь, у вас найдется время выпить со мной перед тем, как я отвезу вас домой? Я знаю одно очень славное кафе с видом на гавань.

– Чудесная идея, – отозвалась я.

• Предыдущая
• 51/74
• Следующая