Грозные чары (Это странное волшебство) - Стюарт Мэри - Страница 4
- Предыдущая
- 4/74
- Следующая
Я задохнулась от внезапного резкого ужаса и если не завопила, то лишь оттого, что хлебнула воды и едва не пошла ко дну. В панике вынырнув на поверхность, я стерла соль с глаз и ошалело огляделась кругом: бухточка была пуста, как и прежде, но сине-зеленую гладь прочертила белая полоса, похожая на стрелу, – след того самого морского существа, которое только что задело меня. Острие стрелы удалялось, оставляя за собой на гладкой воде залива отчетливый след, точно от моторки. Оно неслось вперед, вдаль от берега, а потом повернуло, описало широкую дугу и помчалось обратно...
Я не стала ждать, чтобы посмотреть, кто это. Невежественный рассудок в полной панике завопил: «Акулы!», и я как безумная бросилась к прибрежным скалам.
Существо стремительно приближалось. В тридцати ярдах от меня поверхность воды забурлила, раздалась, и из нее вырвалась огромная, изогнутая серебристо-черная спина. Вода стекала с боков, точно жидкое стекло. Послышался резкий выдох, я мельком разглядела блеск темного и яркого глаза и изогнутый в форме полумесяца спинной плавник, а затем существо вновь нырнуло, и толчок воды отшвырнул меня на пару ярдов ближе к скале. Я уцепилась за какой-то выступ, подтянулась и вылезла на берег, задыхаясь и умирая со страха.
Это точно была не акула. Сотни приключенческих романов в один голос твердили, что узнать акулу легче легкого по огромному треугольному плавнику, к тому же я не раз видела на картинках смертоносные челюсти и крохотные свирепые глазки. А это существо дышало воздухом, глаз у него был большой и темный, как у собаки – может, как у тюленя? Но ведь в этих теплых водах тюленей не водится, а потом, у тюленей не бывает спинных плавников. Морская свинья? Слишком уж большая...
И тут на меня вдруг снизошло озарение, а вместе с ним прилив радости и облегчения. Это был любимец Эгея, «малыш, обгоняющий ветер», возлюбленный Аполлона, «радость моря», дельфин – в памяти мгновенно всплыло множество ласковых имен и названий. Я села повыше, обвила колени руками и приготовилась наблюдать.
Вот он показался вновь, одним широким прыжком, гладкий и блестящий, с черной спиной и светлым брюхом, грациозный, точно мчащаяся по ветру яхта. На этот раз он не стал уныривать вниз, а лег на поверхности, с любопытством уставившись на меня и слегка покачиваясь, – большой, как все дельфины, наверное, чуть длиннее восьми футов, могучая спина чуть изогнута, чтобы в любой момент уйти под воду, а хвост полулунной формы, так непохожий на вздернутый вверх рыбий плавник, пошевеливал воду, поддерживая тело на плаву. Карий кружочек глаза неотрывно смотрел на меня, и я готова была поклясться, что во взгляде этом светился огонек дружелюбия и интереса. На гладкой морде застыла неизменная дельфинья улыбка.
Восторг и восхищение ударили мне в голову.
– Ах ты, милый! – глупо сказала я, протягивая к нему руку, словно к голубю на Трафальгар-сквер.
Дельфин, естественно, проигнорировал ее и все так же покачивался на волнах, безмятежно улыбаясь, чуть-чуть приблизившись и без тени испуга следя за мной.
Так значит, все эти истории были чистейшей правдой... Конечно, я читала легенды – древняя литература так и кишела рассказами о дельфинах, которые вступали в дружбу с людьми, а если кто не мог до конца поверить в существование волшебных дельфинов из преданий, то на помощь приходило множество не столь давних событий, клятвенно подтвержденных всеми возможными современными доказательствами. Пятьдесят лет назад в Новой Зеландии один дельфин по имени Джек Пелорус двадцать лет подряд провожал корабли из пролива Кука; а Опонони, дельфин пятидесятых годов, развлекал в заливе отдыхающих; и еще позже одна дельфиниха в Италии любила играть с детишками возле берега – посмотреть на нее собирались такие толпы народа, что в результате несколько дельцов из расположенного неподалеку курорта, страшась растерять всех завсегдатаев, устроили на нее засаду и застрелили, когда она, как обычно, приплыла поиграть. Эти и прочие истории придавали древним легендам большую достоверность.
Но самое весомое – живое – доказательство находилось сейчас предо мной. Вот сидела я, Люси Уоринг, а дельфин приглашал меня в воду поплавать с ним. Он не мог бы выразиться яснее, даже если бы повесил себе плакат на прелестный полулунный плавник. Он покачивался на поверхности, лукаво поглядывая на меня, а потом слегка повернулся, кувыркнулся в воде и снова выскочил, еще ближе ко мне...
Вершины сосен колыхал легкий бриз, мимо моей щеки, точно пуля, просвистела пчела. Дельфин вдруг изогнулся дугой, подпрыгнул и скрылся под водой. Море плеснуло, забурлило и постепенно успокоилось вновь.
Ну вот и все. С разочарованием столь резким, как будто меня обокрали, я повернула голову проследить, как он будет уплывать, как вдруг вода совсем рядом с моим камнем разверзлась и из нее стремительно, как пушечное ядро, вылетел дельфин. Он описал в воздухе дугу высотой по меньшей мере в целый ярд, снова упал, гулко шлепнув по воде хвостом, и понесся вперед точно торпеда, одним махом оказавшись от моей скалы в двадцати ярдах, и, поднявшись на хвосте, вновь одарил меня этим лучистым, добродушно-насмешливым взглядом.
Представление было совершенно очаровательным, и я не могла ему противиться.
– Ну ладно, – тихо сказала я. – Иду к тебе. Но, милый мой, если ты снова меня опрокинешь, я сама тебя утоплю, так и знай!
И я свесила ноги в воду, собираясь соскользнуть с камня. Мимо меня в сторону моря снова с забавным высоким жужжанием пронеслась пчела. Что-то – должно быть, рыбешка – плеснулось на волнах позади дельфина, подняв маленький фонтанчик белопенных брызг. Но пока я рассеянно гадала, что же это может быть, гудение раздалось снова, уже ближе... снова плеск воды и необычное, тоненькое повизгивание, точно дернули натянутую проволоку.
И тут я все поняла. Мне уже доводилось слышать этот звук прежде. Пчелки и рыбки были тут совершенно ни при чем. Это свистели пули, скорее всего, выпущенные из винтовки с глушителем, а одна из них срикошетила от поверхности воды. Кто-то стрелял в дельфина из леса над бухтой.
В первый миг мне даже не пришло в голову, что я и сама подвергаюсь опасности угодить под рикошет. Я просто пришла в ярость и не могла не попытаться положить этому конец – и поскорее. Нельзя же так! Дельфин покачивался на волнах, улыбаясь мне, а тем временем какой-то гнусный «спортсмен» наверняка уже снова прицеливался...
Скорее всего, он не заметил меня в тени сосен.
– Прекратите стрельбу! – закричала я во весь голос – Немедленно прекратите! – и бросилась в воду.
Вряд ли кто-нибудь стал бы стрелять, когда есть шанс попасть в меня... Я ринулась в полосу света, неловко пытаясь бежать по грудь в воде, от души надеясь, что столь бесцеремонное и шумное приближение вспугнет дельфина и заставит уплыть из опасной зоны.
Так и вышло. Он позволил мне приблизиться на несколько футов, но, когда я кинулась дальше, протянув руку, словно пытаясь коснуться его, тихонько вильнул в сторону, нырнул и исчез.
Я стояла по грудь в воде, оглядывая море. Ничего. Оно простиралось, пустое и безмолвное, к бесплотным, расплывчатым холмам далекого материка. Рябь, поднятая дельфином, добежала до берега и затихла с невнятным плеском. Дельфин исчез. И волшебство исчезло вместе с ним. Предо мной остался всего лишь небольшой, хотя и премилый пляж, над которым засел в засаде какой-то неприятный и, наверное, расстроенный неудачей тип с ружьем.
Я повернулась и посмотрела на окружавшие залив утесы.
Первое, что бросилось мне в глаза, – это нависающие высоко по самому центру бухты верхние этажи какого-то здания, скорее всего Кастелло деи Фьори, вздымающего свои несоразмерные и нелепые башенки на фоне дубов, кедров и средиземноморских кипарисов. Дом стоял довольно далеко от обрыва, так что окон первого этажа видно не было, но к краю утеса над морем выходил широкий балкон или терраса. Заросли цветущих кустов, покрывающих отвесную неровную стену утеса, загораживали террасу от расположенного прямо под обрывом пляжа, но с того места, где я стояла сейчас, можно было отчетливо разглядеть всю длину балюстрады, поросшие мхом статуи по углам, пару каменных вазонов с цветами, ярко выделяющимися на фоне темных кипарисов, и, на некотором отдалении от перил, стол и кресла в тени каменной сосны.
- Предыдущая
- 4/74
- Следующая
