Когда птицы молчат (СИ) - "Птичка Певчая" - Страница 39

• Предыдущая
• 39/129
• Следующая

А чего ж не летишь?

А мне никто и не предлагал, это прерогатива начальства.

Ты летишь сам? — спрашиваю мужа.

Да. Сделку заключал Вронский, но я отвечаю за разработку программного обеспечения. У них там полетело старое, это и заставило их поторопить нас. Оборудование стоит, они несут убытки.

И на сколько дней ты летишь?

Не знаю. Как все установлю. Возможно, на неделю. Но это максимум.

Тогда тебе нужно собрать вещи.

Да, зайка. Я и забыл совсем. Собери мне чемодан. У меня в восемь самолет. Пересадка в Москве. Неудобно, но дело не терпит отлагательств.

Что тебе нужно положить?

Да самое необходимое. Пару джинсов, штуки три рубашки и сменное белье.

Тогда пойду. Уже половина второго. Ты успеешь?

Да, не переживай. Там забронирован отель, командировочные уже выдали. Все будет в порядке.

Поужинаешь дома?

Вряд ли. Перекушу в аэропорту.

Выплываю в коридор, ничего не видя перед собой от волнения. Я соберу чемодан за час. Это же не развлекательная поездка. Но Влад впервые едет по делам так далеко. Я чувствую тревогу за него. И за себя. Мне бы не хотелось, чтобы он уезжал. Я боюсь остаться сама с собой наедине. Это подтолкнет меня к ненужным мыслям, к тяжелым воспоминаниям. Я просто буду сходить с ума, не имея возможности на что-то отвлечься.

Подхожу к лифту, мысленно составляя список вещей, которые нужно собрать в дорогу и тянусь к кнопке, когда двери неожиданно раскрываются.

Он поднимает голову, и я больше не думаю, больше не замечаю ничего вокруг. Бирюзовые глаза ярко блестят, только они кажутся живыми на застывшем, напряженном лице.

Я захожу в кабинку. Словно заяц, загипнотизированный питоном. Этот шаг был бездумным, автоматическим. Или нет? Или я всегда подсознательно буду тянуться к нему, буду стремиться навстречу.

В тесном, замкнутом помещении вдыхаю знакомый запах одеколона и неповторимый аромат его кожи. Невероятное, сногсшибательное сочетание. Оно всегда действовало на меня и как паралитик, и как стимулятор одновременно.

Он смотрит, не отрываясь, и по моему телу начинает пробегать дрожь. Тишина осязаема, она оглушительна. Лифт останавливается, и я понимаю, что мы этажом выше.

Наконец, он нарушает неподвижность. Крепко и резко берет меня за запястье и увлекает за собой. Я резко втягиваю воздух в легкие.

Он ведет меня по коридору к своему офису. На этаже больше никого нет. И я рада, что никто не видит моего позора, моей полной капитуляции. Я пойду с ним куда угодно, хоть на край света, потому что только рядом с ним я живу.

Он молчит. Это молчание бьет по моим нервам сильнее, чем крик.

Я знаю, что сейчас произойдет. Он будет мстить мне за то, что видел вчера. За мою холодность с ним, за бою близость с мужем. И вроде бы все по правилам, да только наши отношения никогда не вписывались в созданные обществом нормы морали. Да и как можно охарактеризовать то, что я к нему чувствую?

Мне все-равно, пусть выплеснет свою ярость, злость, ненависть, только не бросает меня сейчас, не отталкивает.

Он заводит меня в свой кабинет и закрывает дверь на ключ. Медленно поворачивается. Бирюзовый огонь его глаз обжигает, заставляет задыхаться.

Я смотрю, как он приближается, не прерывая контакта наших взглядов. Я боюсь пошевелиться, потому что едва стою на ногах. Ближе с каждым ударом сердца, с каждым сорвавшимся с губ вздохом.

Он подходит вплотную, горячее дыхание опаляет мне щеку, я ощущаю близость его тела каждой клеточкой.

Он разворачивает меня к себе спиной, грубо толкает вперед на огромный стол и прижимается сзади. Я чувствую, как он возбужден. Не меньше, чем я.

Вронский не хочет видеть моего лица. Он просто возьмет меня вот так, безлико, словно я шлюха, недостойная и взгляда. Да, он зол. Но ведь именно он оттолкнул меня. И теперь я опять в его власти. Ненавижу! Ненавижу его за то, что он со мной делает!

Юбка ползет по голым бедрам вверх. От движения ткани по коже я почти схожу с ума. Другой рукой он задевает мой сосок и окружающий мир начинает трескаться и рассыпаться на фрагменты, как разбитое зеркало.

Мои трусики резко стягивают вниз, слышу звук расстегиваемой молнии и напрягаюсь в предвкушении. Больше всего на свете я хочу, чтобы он взял меня сейчас. Еще один украденный момент, и наша ненависть опять станет стеной между нами. Но это будет позже, позже…

Он входит резко и глубоко, мы одновременно стонем. Его движения причиняют боль. Он намеренно хочет брать меня вот так, грубо, неистово утоляя свою страсть. Но мой голод, к огромному моему стыду, никак не меньше его. И тело оживает под его натиском.

Примитивные толчки… Мы словно животные, ведомые инстинктами. Нет нежности, нет любви, только чистый секс. Душа болит и поет одновременно. И почти на краю наслаждения я понимаю, что больше никогда не буду испытывать этого внутреннего волнения, если он не рядом.

На мгновение он выходит из меня, потом надавливает на поясницу и заставляет меня прогнуться сильнее. Новые ощущения от его проникновения почти лишают сознания. Он рычит, а я жалобно стону, мысленно умоляя никогда не останавливаться.

Он намеренно мучает меня. От невыносимого напряжения, от эмоций, затопивших меня с головой, я плачу. Слезы градом катятся по щекам. Он не дает мне переступить грань наслаждения, не хочет отпустить меня в то измерение, где мы на несколько мгновений сливаемся с ним воедино, забывая об обидах и условностях.

Он напрягается, движется резче, словно отпуская зверя внутри себя на свободу.

Кончи. Я разрешаю.

Хриплый, властный голос врывается в мое агонизирующее сознание одновременно с ослепительным оргазмом.

Нет больше ни этого жесткого стола, к которому я пришпилена, словно бабочка, ни унизительной позы, ни жестокого мужчины. Есть только я и он. Мы слышим шум пенного прибоя, который выносит нас на пустынный песчаный пляж, и видим ослепительный свет солнца, заливающий все вокруг.

Этот мир принадлежит только нам двоим. Он может не любить меня, я могу ненавидеть его, но здесь мы — одно целое. На несколько коротких секунд мы живем только друг другом, друг для друга, становимся соединившимися частями паззла.

Наверняка ценой станет моя растоптанная гордость, возможно, погубленная жизнь. Но ничто не сможет вычеркнуть из летописи моей судьбы этих мгновений.

Наивысшее женское счастье — быть с любимым мужчиной. Пусть понимание этого пришло ко мне слишком поздно, пусть не принесло радости, но теперь у меня есть хотя бы эти воспоминания. Их я пронесу сквозь время, доставая из шкатулки памяти в самые плохие, тяжелые часы, буду просматривать, смакуя каждую деталь, как старый фильм.

Меня возвращает в реальность против воли. От неудобной позы болят тазовые кости. Пальцы, вцепившиеся в край стола, онемели. Тяжесть мужского тела ослабевает, он отстраняется от меня и одергивает юбку.

Невероятно медленно, словно мне сто лет, я выпрямляюсь, не в силах взглянуть ему в лицо.

Как он сейчас смотрит на мое раскрасневшееся и распухшее от слез лицо? С затаенным торжеством или пренебрежением? Что думает о слабой духом женщине, которая, как несмышленая девчонка, готова задрать перед ним юбку по его первому желанию?

Стыд и тоска давят на грудь. Трусики, сбившиеся на щиколотках, делают эту ситуацию не просто унизительной, а невыносимой.

Он все так же молчит. Что ж, он взял, что хотел. А я снова не смогла сопротивляться. Ненависть к нему и презрение к себе обжигают внутренности. Грудь начинает распирать от подавляемых рыданий. Но я не позволю им вырваться наружу в его присутствии. Мои щеки и так мокрые от слез.

Разворачиваюсь, не поднимая головы, и иду к двери. Теперь главное, чтобы лифт без остановок доехал до первого этажа, и я не встретила Влада.

Уже у самого выхода его пальцы вдруг опять сжимаются на моем запястье. Другая рука необычайно нежно обнимает за талию и прижимает к твердому телу.

Я замираю, сердце бешено колотиться о грудную клетку. Его дыхание касается моего уха. И он шепчет едва слышно:

• Предыдущая
• 39/129
• Следующая