Полмира - Аберкромби Джо - Страница 7

– Гейден говорит, что ко мне прикоснулась Та, что Бьет по Наковальне.

– О, Гейден, небось, от счастья все в себя не придет, что я ушел из кузни, а ты стала ее подмастерьем…

– У меня дар.

– Ага, скромности.

– Скромность – удел тех, кому нечем похвастаться.

Он взвесил кинжал в руке – прекрасная балансировка.

– Сестренка, ты воистину госпожа и хозяйка кузни. Лучше подарка я за всю жизнь не видал.

Не то чтоб его подарками заваливали, но все же.

– Эх, жаль, нечем мне отдариться…

Она улеглась на скамью и натянула вытертое до ниток одеяло на ноги:

– Ты и так мне отдал все, что у тебя было…

Он поморщился:

– Не так-то уж много вышло…

– А мне больше и не надо.

И она протянула над угольями свою сильную, мозолистую руку кузнеца, и он взял ее, и они пожали друг другу пальцы.

Бранд откашлялся, глядя в земляной пол:

– Ты как, справишься тут? Пока я, это… в походе буду…

– Я-то? Да я как пловец, которому без кольчуги плавать разрешили, – только вздохну с облегчением!

И она презрительно скривилась, да только Бранда не проведешь – он читал у нее в сердце. Ей всего-то пятнадцать, и он – вся родня, какая у нее есть, и она напугана. А из-за этого он тоже теперь боится. Боится идти в бой. Боится уезжать из родного дома. Боится оставлять ее одну.

– Я вернусь, Рин. Ты и заметить ничего не успеешь, как я дома буду.

– Ага, вернешься с грудой сокровищ…

Он подмигнул:

– О моих подвигах будут петь песни, а еще я приведу дюжину лучших рабов…

– Ну и где они будут спать?

– В большом каменном доме, который я куплю! Рядом с крепостью!

– И у меня будет целая комната для одежды, – пробормотала она, оглаживая кончиками пальцев плетеную стену.

Да уж, хибарка у них так себе, но они и за такую богам признательны. Знавали они времена, когда ночевать приходилось под открытым небом.

Бранд тоже улегся. И поджал колени – потому что иначе ноги с конца лавки свешивались. Вытянулся он. И тоже развернул свой вонючий обрывок одеяла.

И не выдержал:

– Рин. Я, похоже, сегодня что-то не то сделал.

Да уж, не умел он хранить секреты. В особенности от сестренки…

– Что на этот раз?

Он принялся ковыряться пальцем в дырке на несчастном одеяле:

– Я… правду сказал.

– Про что?

– Про кого. Про Колючку Бату.

Рин прикрыла ладонями лицо:

– Да что ж между вами происходит-то…

– В смысле? Да она мне даже не нравится, ты о чем?

– Она никому не нравится. Она как заноза в заднице. Но ты-то зачем к ней лезешь?

– Судьба нас сводит, а не я к ней лезу…

– А ты не пробовал просто развернуться и отойти от нее подальше? Она убила Эдвала. Убила. Он умер, Бранд.

– Я знаю. Я там был и все видел. Но это не убийство. И что мне было делать, ты же у нас умная, скажи, а? Держать рот на замке, как все остальные? Промолчать, чтобы ее камнями раздавили? Нет, мне такой камень на душу не надобен!

И тут понял, что почти кричит, такой в нем бурлил гнев. И уже тише добавил:

– Я не мог поступить иначе.

Они долго смотрели друг на друга и мрачно молчали. Огонь в очаге прогорел, головешка рассыпалась, выпустив сноп искр.

– Почему тебе вечно больше всех надо? Что, больше некому было правду сказать?

– Похоже, что нет.

– Ты всегда был добрым и честным парнем.

Рин перевернулась на спину и уставилась в дыру на крыше, куда вытекал дым. Оттуда проглядывало звездное небо.

– А теперь ты стал добрым и честным мужчиной. Потому-то у тебя все и идет наперекосяк. Ты постоянно хочешь, как лучше, а получается… получается хуже некуда. Ты кому рассказал-то про это?

Он сглотнул. И не решился посмотреть ей в глаза, вместо этого уставившись в дымоход – словно там что интересное можно высмотреть.

– Отцу Ярви.

– Боги, Бранд! Ты полумер не признаешь, как я погляжу…

– А смысл? – пробормотал он. – Ну, все ж уладится, правда?

Он очень, очень хотел, чтобы она ответила: да, все будет хорошо.

Но она просто лежала и смотрела в потолок. Поэтому он снова взял в руки книжал и стал смотреть, как свет очага переливается на стали.

– Отличная работа, Рин, правда.

– Спи, Бранд.

– В любой непонятной ситуации становись на колени.

Как и положено кормчему, Ральф правил рулевым веслом, возвышаясь на корме.

– Прям бухайся на колени и так и стой.

– На колени, – пробормотала Колючка. – Понятненько.

Она сидела у ближнего к корме весла – работы много, почета мало, неусыпный надзор Ральфа обеспечен. Она все ерзала на скамье, то и дело оглядываясь: очень уж хотелось увидеть Скегенхаус. Но в воздухе стоял влажный туман, и только призрачные видения сменялись в темноте. Размытые очертания знаменитых эльфийских стен. Блеклый контур огромной Башни служителей.

– В общем, лучше тебе вообще с колен там не вставать, – поучал Ральф. – И всех богов ради, держи рот на замке. А то ляпнешь что-то не то праматери Вексен, и с тобой такое учинят, что лучше бы камнями в Торлбю завалили.

Корабль приближался к берегу, Колючка пригляделась и увидела, что по причалу кто-то ходит. Пригляделась еще раз – люди ходят. Потом еще – воины. Почетная стража, хотя больше похоже на тюремный конвой. «Южный ветер» ударил бортом в мокрые от дождя доски, пришвартовались, и отец Ярви со своей командой оборванцев сошел на берег.

К своим шестнадцати Колючка вытянулась так, что смотрела сверху вниз на большинство мужчин, но человек, который шагнул им навстречу, был на голову выше ее – настоящий гигант! С длинных седоватых волос и бороды стекал дождь, в белом мехе на плечах тоже блестели капли.

– Какая встреча, отец Ярви!

Голос чужеземца оказался странно звонким – и совсем не подходил такой громадине.

– Сколько лет, сколько зим с нашего последнего разговора…

– Три года, – сказал Ярви и поклонился. – Три года минуло с того разговора в Зале Богов, мой король.

Колючка растерянно заморгала. Говорили, что Верховный король – высохший старикашка, полуслепой калека, который боится, что его собственный повар отравит. Но тут явно вкралась какая-то ошибка. На тренировочной площадке их учили правильно оценивать противника, понимать, насколько он силен. Так вот, сильнее этого высоченного дядьки она не видела. Воин, настоящий воин – весь в шрамах, на перевязи с золотыми пряжками висят в ряд клинки… Вот это, она понимала, король!

– А как же, помню, помню, – покивал тот. – Как же не припомнить – такой грубости я отродясь не видал. Странное у вас, гетландцев, гостеприимство, да, мать Скейр?

Стоявшая рядом наголо бритая женщина смерила Ярви и его спутников презрительным взглядом и поморщилась, словно дерьмо унюхала.

– А это кто? – спросил гигант, заметив Колючку.

На самом деле, она не умела себя толком вести в обществе. Драки затевать у нее выходило хорошо, а насчет всего остального Колючка блуждала в потемках: мама, конечно, бесконечно нудела насчет всех этих поклонов и вежливого обхождения, и как нужно приличной девушке себя вести, и все такое, но слушала она вполуха – ее только мечи и драки занимали. Но Ральф сказал – чуть что, вставать на колени. Так что она неуклюже бухнулась на мокрый булыжник, а поскольку одновременно попыталась соскрести мокрые волосы с глаз, то ее повело, и она чуть не перекинулась.

– Мой король. Государь, я…

Ярви фыркнул:

– Это Колючка Бату. Шутом у меня подрабатывает.

– Ну и как, хорошо шутит?

– Не особо, если честно.

Гигант ухмыльнулся:

– Я всего лишь король, дитя мое. Один из многих. Королек, понимаешь ли, Ванстерланда, и зовут меня Гром-гиль-Горм.

Внутренности мгновенно завязались в тугой узел. Сколько лет она мечтала повстречать человека, который убил ее отца. И вот ее мечта сбылась – но как?! Она по собственной воле преклонила колени перед Крушителем Мечей, Творителем Сирот, злейшим врагом Гетланда, который раз за разом посылал своих убийц в набеги. Теперь-то она разглядела цепь у него на шее: длинную, можно четыре раза обмотаться. На ней висели навершия мечей тех, кого Гром-гиль-Горм убил в поединке. Среди прочих трофеев на цепи болталось навершие от того меча, что она хранила дома как зеницу ока.