Последний вампир - Зайцев Михаил Георгиевич - Страница 3
- Предыдущая
- 3/41
- Следующая
– Большинство ты не знаешь, и... – Витя выдержал эффектную паузу, – ...и я дозвонился до Федора. Он обещался быть всенепременно.
– Серьезно? Блин горелый, я ему звонил-звонил, искал старую черепаху, и все без толку...
Друзья-приятели трепались еще минут десять. Говорили о разном, шутили, посмеивались. Положив трубку, Игнат присвоил началу сегодняшнего дня название «утро неожиданных звонков». И понадеялся, что грядет «день плодотворной работы». В том, что вместе с ослаблением жары случится «вечер приятных встреч и умеренных возлияний», Игнат не сомневался.
Не отрывая голой задницы от табурета, Сергач открыл дверцу холодильника. Взял последнюю из припасенных баночку кока-колы. Открыл, глотнул с удовольствием холодненького, утер пот со лба и, согнувшись над листком в три погибели, принялся писать. Быстро-быстро, едва успевая фиксировать на бумаге остросюжетные и слегка политизированные фантазии.
В окрестностях Берлина бушевало ненастье. Март напомнил о невротическом характере недоношенного первенца весны, расплакавшись кляксами мокрого снега. Шепеляво свистел порывистый ветер. Тихо и жалобно постанывали ветви деревьев. Свинцовые тучи на бледном, словно лицо больного ребенка, небе спрятали еще зимнее, еще робкое солнце, подменив рассвет хмурыми сумерками.
Островки терзаемых ветром деревьев поредели. Владимир выключил фары. Серпантин мокрого снега мельтешил перед глазами, но Владимир, прищурившись, разглядел далеко впереди темные контуры города. Он улыбнулся. Чуть заметно, более глазами, чем губами. На мгновение лицо его преобразилось. Улыбка смягчила по-мужски скупые черты его простого, открытого лица, а колючие хрусталики глаз полыхнули двумя теплыми огоньками. Мгновение улетучилось в вечность, сгинуло в снежной круговерти за бортом машины, и на лице Владимира вновь, как и прежде, застыло непроницаемое выражение сосредоточенности профессионала.
Владимир переключил скорость, плавно вдавил педаль газа в пол. Двести двадцать километров в час на мокром шоссе в ненастное утро. Вряд ли преследующие его люди (тоже профессионалы, между прочим) решатся гнать свои фирменные авто с форсированными двигателями и прочими техническими чудесами со скоростью более ста двадцати – ста сорока миль. С самого начала безумной гонки Владимир задал неприемлемый для преследователей темп. Да, он рисковал, однако без риска уйти на старенькой «Волге» от «Мерседесов» последней модели было практически невозможно. К тому же он привык рисковать. Риск – это его работа, его образ жизни и ежедневный, ежеминутный, ежесекундный тест на профпригодность.
Шоссе круто вильнуло. Старушка «Волга» вписалась в левый поворот, оставшись на своей полосе движения, а вот мчавшийся навстречу из мокрой темноты «Фольксваген» занесло за пунктир разделительной линии. Спокойное лицо Владимира осветило желтым светом фар встречной машины. Обыватель за рулем «Фольксвагена» с перепугу ударил по тормозам, автомобиль развернуло, и он остановился, перегородив дорогу.
Немец в «Фольксвагене» прикрыл локтями голову, повис на ремне безопасности, зажмурился, ожидая удара металла о металл, скрежета ломающихся автомобильных корпусов, хруста костей, боли и смерти.
«Волга», заложив резкий вираж, обогнула внезапно возникшее препятствие и умчалась за горизонт, но водитель «Фольксвагена» все сидел и сидел скрючившись, шепча поминальную молитву. Владимир успел позабыть о досадном недоразумении на повороте, а до трусливого немца только-только дошло, что переселение его трепещущей души в лучший из миров откладывается на неопределенное время.
«Фольксваген» робко тронулся с места и поехал тихо-тихо, вплотную прижавшись к обочине.
А «Волга» тем временем выехала на окраину города. На пустынную площадь с подслеповатым, одиноким фонарем.
Фонарный столб, будто часовой, торчал подле глухой кирпичной стены многоэтажного жилого дома. Снежные мухи навязчиво липли к тусклой лампе, но она продолжала дисциплинированно светить на телефонную будку, притулившуюся к красному кирпичу.
Владимир остановил «Волгу» под фонарем. Заглушил мотор, ключи оставил в замке зажигания, решительно распахнул автомобильную дверцу и шагнул в холод хмурого утра.
Хлопнула, закрываясь, дверца автомобиля, и как по команде из-за угла красного дома вышли трое. Три массивные фигуры. Каждая достойна украсить обложку спортивного журнала, посвященного тяжелой атлетике. Каждая в отдельности, ибо все трое крупным планом на одной обложке не поместятся, как бы ни исхитрялся журнальный фотограф.
Одна из фигур поспешила к телефонной будке, другая к машине, возле которой застыл Владимир. Третий амбал, выйдя из-за угла, остановился, дернул «молнию» непромокаемой куртки с капюшоном из коричневой болоньи, сунул руку за пазуху.
«Преследователи отчаялись меня догнать и вышли на связь с резервной группой, организовали цепочку засад на подступах к городу, – без особого труда догадался Владимир. – Если они выходили в эфир – велика вероятность, что ребята из штази перехватили сигнал...»
Амбал номер один облокотился на телефонную будку, амбал номер два навис над Владимиром горой мускулистой плоти, амбал номер три вытащил пистолет из подмышечной кобуры.
– Ваш телефонный звонок отменяется, мистер, – произнес по-английски амбал под условным вторым номером. – Предлагаю короткую прогулку за угол к нашему автомобилю. У нас хорошая машина, мистер, не чета вашей. Прокатимся с комфортом, о'кей?
– Не бывает хороших или плохих машин, бывают разные водители. – Владимир непроизвольно поморщился. Из ощерившейся пасти амбала отвратительно пахло чесноком.
Смешно – дородный детина, боясь простудиться, мок под снегом и жевал чеснок для профилактики, а Владимира, судя по поведению, он совершенно не опасается – уверен, что три к одному заведомо выигрышный расклад.
– Теряем время, мистер. Прошу вас, не испытывайте мое терпение. Я десять лет дрался на профессиональном ринге, нервишки, знаете ли, ни к черту...
– Что? Часто попадало по голове?
– У нас инструкция, мистер, брать вас целым и невредимым, но босс простит, если я позволю себе один хук с левой. Пойдемте, я устал вас уговаривать.
– Простите великодушно, однако я все же позвоню по телефону, ладно?
Боксер глянул с откровенным презрением сверху вниз на более чем скромного по габаритам в сравнении с ним Владимира, оскалил неправдоподобно ровные вставные зубы и собрался высказать нечто резкое, оскорбительное, но не успел. Отработанным до автоматизма, до изящной небрежности движением Владимир схватился за складки одежды на груди амбала, развернулся боком к противнику, припал на одно колено – и тяжеленная туша англоговорящего пожирателя чеснока полетела, как принято говорить, «вверх тормашками».
Едзаси – «летняя гроза», так поэтично называют японские дзюдоисты выполненную Владимиром атакующую комбинацию. Меж тем падение боксера на мостовую имело весьма прозаические последствия. Упав неуклюже и неумело, тяжеловес стукнулся головой о булыжник и лишился чувств.
Амбал еще пребывал в состоянии свободного полета, когда Владимир, отпустив захват, потянулся рукой к своей правой голени. Находясь в коленопреклоненной позе, при некоторой сноровке выхватить из спрятанных под брючиной, притороченных ремешками к щиколотке ножен миниатюрный обоюдоострый клинок – секундное дело. Лезвие сверкнуло в воздухе, и одновременно с приземлением жертвы «летней грозы» метательный нож глубоко вонзился в предплечье громилы с пистолетом, что стоял на углу, в пяти примерно метрах от Владимира.
Пистолет покатился по мостовой. Владимир прыгнул. Правая, толчковая нога описала широкую восходящую дугу, каблук полуботинка Владимира ударил в висок последнего невредимого амбала. Того, который подпирал могучим бицепсом телефонную будку.
- Предыдущая
- 3/41
- Следующая
