Гибель вермахта - Пленков Олег Юрьевич - Страница 87

• Предыдущая
• 87/121
• Следующая

В воскресенье 15 апреля фюрер издал свою последнюю директиву: «Солдаты Восточного фронта! В последний раз наши смертельные враги, еврейские большевики, бросили в наступление свою орду. Их цель — превратить Германию в руины и стереть наш народ с лица земли. Вы понимаете, какая судьба уготована германским женщинам, девушкам и детям. Когда стариков и детей будут убивать, наших женщин и девушек превратят в барачных шлюх, остальных погонят в Сибирь. С января мы делали все возможное, чтобы укрепить наш фронт. Мы встретим врага массированным артиллерийским огнем. Потери нашей пехоты возмещены бесчисленным количеством новых подразделений. Наш фронт укреплен отрядами спецназначения, свежими частями и фольксштурмом. На сей раз большевиков постигнет древняя судьба Азии: они обязательно захлебнутся в собственной крови перед воротами столицы Германского Рейха. Кто не исполнит свой долг сейчас, будет предателем собственного народа»^{819}.

Выдержав главный удар советских войск, 9-я армия свои возможности исчерпала к 16 апреля. После прорыва фронта на Одере немецкое командование возлагало последние надежды на прочность укреплений немецкой столицы. Однако войска Буссе еще держались, а у Франкфурта-на-Одере они даже отбросили советскую пехоту. Немецкая оборона на Зееловских высотах тоже держалась, но цена этого сопротивления была очень велика. Один из командиров дивизий доносил Буссе по телефону: «Они надвигаются на нас ордами, волна за волной, наплевав на свои жизни. Мы стреляем из пулеметов часто в упор; стреляем, пока пулеметы не раскалятся докрасна и не закончатся боеприпасы. Потом нас просто сметают или уничтожают. Как долго это может продолжаться, я не знаю»^{820}. Почти все сообщения были похожи друг на друга: отчаянные призывы о помощи; требование орудий, танков, чаще всего — боеприпасов и горючего. И один пункт был неизменным — дайте людей. Мелкие резервы Буссе уже были задействованы на ключевых Зееловских высотах.

Одновременно 1-й Украинский фронт преодолел сопротивление 4-й танковой армии, которая прикрывала левый фланг группы армий «Центр». В день рождения Гитлера, 20 апреля, советские танки появились на автобане на юге от Берлина, отрезав 9-ю немецкую армию, отвод которой в Берлин Гитлер запретил, и она была окружена южнее Берлина. День рождения фюрера был отмечен в Берлине специальной серией почтовых марок и добавкой к пайку берлинцев: 450 г ветчины или сосисок, 200 г риса или овсянки, 200 г сушеных бобов или гороха, одна банка консервированных овощей, 1 кг сахара, 30 г кофе и немного маргарина. Все это выдавалось в течение 8 дней и получило ироничное название «пайки Дня Вознесения»^{821}.

25 апреля в Торгау на Эльбе встретились солдаты советской 58-й гвардейской дивизии и 69-й американской пехотной дивизии. В этот же день к северо-западу от Потсдама кольцо советского окружения замкнулось вокруг Берлина. Гитлер отдал приказ 4-й танковой армии осуществить отвлекающий удар по внешнему кольцу окружения Берлина, но эта армия в жестоких боях была оттеснена к чешской границе советскими войсками.

3 мая части 2-го Белорусского фронта на Эльбе у Грабова встретились с английскими солдатами^{822}.

В начале апреля 1945 г., когда советские войска перешли в наступление на Одере, Гитлер принял важнейшее решение — он отдал приказ, чтобы современное химическое и бактериологическое оружие не попало в руки врага. Означало ли это, что он решил вести последний бой с помощью современного оружия массового поражения?

О «чудо-оружии» пропаганда вещала с момента поражения под Сталинградом. Таким образом режим хотел укрепить волю немецкого народа к сопротивлению. Психологическое воздействие пропагандистского трюка с «чудо-оружием» было, однако, невелико: уж слишком часто прибегал к нему Гитлер. Большие надежды на чудесные изменения последовательно возлагали на новые виды оружия: то на новый автомат (удивительно похожий на «Калашников»), то на кумулятивный противотанковый гранатомет «фаустпатрон», то на реактивный самолет, то на новую модификацию «тигра». Немецкие технические и конструкторские достижения в отдельных видах вооружений, однако, быстро нивелировались колоссальным численным превосходством вооружений противника. Наибольшие надежды геббельсовская пропаганда возлагала на ракеты «Фау» — 1 и 2. Немецкая общественность с начала массовых террористических бомбежек немецких городов также возлагала большие надежды на «чудо-оружие». Геббельс отмечал, что когда в июне 1944 г. первые ракеты взорвались в Лондоне, это вызвало в Германии радостное оживление^{823}. Применение ракет «Фау» не привело к ожидаемому повороту в войне в пользу немецкой стороны; ракетные удары вызвали лишь незначительные разрушения по сравнению с катастрофическими последствиями массовых бомбежек немецких городов союзной бомбардировочной авиацией. Ракета «Фау-1» несла около тонны взрывчатки и обладала горизонтальной скоростью полета в 650 км/ч, поэтому англичанам удавалось легко сбивать ракету. Они говорили, что сбивают 46% ракет до того, как те достигают цели. «Фау-2» также несла около тонны взрывчатки, но летела в стратосфере в пять раз быстрее скорости звука^{824}. До 31 декабря 1944 г. было совершено 13 714 пусков летающих бомб (Flugbombe) «Фау-1» и 1561 пуск ракет «Фау-2». В Лондоне последняя «Фау-2» взорвалась27 марта 1945 г., а в Антверпене — 5 апреля^{825}.

Более всего союзники опасались того, что нацисты в последний момент прибегнут к химическому оружию — в этих вооружениях немцы со времен Первой мировой войны прочно занимали лидирующие позиции. Вермахт располагал колоссальными запасами химических боеприпасов. Особую опасность представляли нервнопаралитические газы, которых не было ни у кого, кроме немцев. Немецкие химики после Первой мировой войны смогли создать современные боевые отравляющие вещества Tabun, Sarin, Soman. В марте 1944 г. у немцев было 44 661 тонна отравляющих веществ, из них 6503 тонны чрезвычайно эффективного нервно-паралитического газа. После бомбардировки Дрездена[22] в Ставке Гитлера обсуждался вопрос об отказе Германии в одностороннем порядке от соблюдения Женевской конвенции по запрету применения боевых отравляющих газов, но решение так и не было принято^{826}.

В первой, успешной для вермахта наступательной фазе войны применять это оружие не было необходимости, а вот в условиях обороны его можно было использовать весьма эффективно. Кроме того, немцы могли его использовать и в качестве жеста отчаяния.

Первый случай, когда можно было воспользоваться немецким преимуществом в химическом оружии, представился вермахту в момент вторжения союзников в Нормандию. Второй благоприятный момент для использования боевых газов сложился в оборонительных боях вермахта на Восточном фронте. Но ни в первом, ни во втором случае немцы не стали начинать химическую войну, поскольку очевидно было, что возмездие противника многократно превысит эффект от применения оружия массового поражения.

Немецкий Генштаб и министр вооружений Альберт Шпеер были против применения химического оружия. Руководство вермахта высказывало обоснованные опасения, что ответное применение химического оружия по скученному вследствие скопления беженцев населению будет иметь катастрофические последствия. Гитлер, напротив, считал, что оружие массового поражения следует использовать — к счастью, тогда, когда он высказывал эти намерения, у немцев не было технических возможностей подготовить и осуществить газовую атаку или применить бактериологическое оружие^{827}.

• Предыдущая
• 87/121
• Следующая