Гибель вермахта - Пленков Олег Юрьевич - Страница 75
- Предыдущая
- 75/121
- Следующая
Бессмысленное сопротивление в городах, объявленных Гитлером «крепостями», вело к огромным потерям и разрушениям — 6 мая капитулировал Бреслау, в котором 70% строений было разрушено; почти полностью был разрушен Кенигсберг, капитулировавший 9 апреля. Штурм Кенигсберга начался 2 апреля с массированной артподготовки. Она была столь сильной, что под руинами крепостных сооружений остались целые роты немецких солдат. Через два дня город был отрезан от остальных частей вермахта, сражавшихся на Земландском полуострове, и судьба его была предрешена. Генерал Мюллер, командующий войсками на Земландском полуострове, и генерал Отто Лаш пытались организовать коридор для спасения гражданского населения. Однако утром 9 апреля эвакуация превратилась в кровавый хаос: колонна беженцев попала под огонь «катюш» и минометов Красной армии{701}. Утром 10 апреля генерал Лаш, не желая продолжать бессмысленное кровопролитие, приказал вывесить белые флаги — город сдался. Гауляйтер Восточной Пруссии Кох на ледоколе смог уйти в Данию, гауляйтер Силезии Ханке также бросил своих подчиненных, улетев из Бреслау на самолете{702}. После Кенигсберга советские войска направили свои удары против крепости Пиллау, расположенной на Земландском полуострове, и 25 апреля овладели ею. Незадолго до этого немцы смогли переправить оставшихся беженцев на косу Фрише-Нерунг. Там начались дни кошмара. Вся коса была забита колоннами беженцев, которые переправлялись сюда из Пиллау, Бальги и Данцига. Большое скопление людей и транспорта было для советской авиации желанной целью. В этих бомбежках погибло много гражданских лиц. Советские войска даже пытались высадиться на косе Фрише-Нерунг, но 4-я немецкая армия отбила их атаки. Немцы капитулировали здесь 9 мая 1945 г. Полуостров Хель и коса Фрише-Нерунг стали последними опорными пунктами немецких войск, которые, находясь далеко на востоке и оказывая ожесточенное сопротивление превосходящим силам противника, держались до самого последнего дня войны{703}.
Кристиан де ля Мезьер, служивший в дивизии Ваффен-СС «Карл Великий», рассказывал об исходе из Восточной Пруссии: «Дороги были забиты тысячами беженцев, и я сразу вспомнил Францию 1940 г. История повторяется. Они бежали из зоны боевых действий и были в шоке. События развивались куда быстрее, нежели двигались их убогие обозы…. Что меня поразило в этой разноликой, оборванной и измученной толпе, так это полная давящая, гнетущая тишина, лишь изредка раздавались понукания лошадей…. Мы прошли рядом с ними, даже не перебросившись парой слов, порой лишь улыбались детям, гладили их по голове и дарили им шоколадку, если она была. Наши колонны напоминали два потока. Одна-единственная мысль нас объединяла: как спасти свою шкуру. Более всего мы напоминали разных зверей, бегущих одной стаей от лесного пожара»{704}.
Миллионы жителей Восточной Пруссии бросили свои дома и фермы и устремились в Германию. Еще зимой 1944 г. командование вермахта понимало, что подобный массовый исход будет мешать проведению боевых операций. Оно настаивало на том, чтобы прифронтовая полоса была очищена от гражданского населения. Гитлер назвал подобные заявления «еще одним примером пораженчества» и приказал, чтобы население оставалось на местах проживания. Любой отъезд оформлялся только с разрешения полиции. Следствием такой политики стало не только военное поражение, но и гуманитарная катастрофа{705}.
Еще в начале 1945 г. немцы стали отмечать на центральном и южном секторах Восточного фронта номера советских частей, которые до этого сражались в Румынии и Финляндии. Английский военный историк Алан Кларк писал: «Теперь уже известно, что зимнее наступление 1945 г. поглотило практически все вооружения и все людские запасы Красной армии. Впервые после 22 июня 1941 г. Сталин выделил все из своего резерва»{706}. Это диктовалось его стремлением захватить как можно большую часть Европы, прежде чем начнутся мирные переговоры. И теперь, когда коммуникации наступающих советских войск растянулись по замерзшей, опустошенной Польше, а танковые армии в течение трех недель не выходили из беспрерывных боев, они стали уязвимы. Гудериан в своем дневнике отмечал, что Жуков все более и более идет на риск: добиться победы, подобной Танненбергу в 1914 г., немцы не смогли бы, но повторить «донецкое чудо» Манштейна — вполне. Так считал Гудериан. Доля истины в его словах есть, поскольку в начале 1945 г. в численном отношении вермахт представлял собой весьма значительную силу — около 10 миллионов солдат; это на 30% больше, чем в начале войны (на 15 июня 1941 г. в вермахте было 7,3 миллиона солдат){707}. Но это была уже не та армия, которая начинала войну — невозмещенные потери тяжелых вооружений и техники сделали немецкую армию немобильной, несовременной, уступавшей сопернику во всех средствах ведения современного боя.
Успех операций вермахта в подобных условиях зависел от быстрой и эффективной работы штаба для обеспечения скорейшего сосредоточения сил и точного определения рубежей регулирования, то есть качеств, всегда отличавших немецкую армию. Гудериан создал из остатков группы армий «Центр» новую группу армий «Висла», отвечавшую за фронт между Познанью и Грауденцем. В эту группу армий была передана 6-я танковая армия с высоким процентом Ваффен-СС, оснащенная новейшими машинами. Гудериан выбрал для руководства этой группой армий барона фон Вейхса, но, по всей видимости, он хотел руководить боевыми действиями группы армий «Висла» сам, Вейхсу же де-факто предназначалась роль начальника штаба. Но Гитлер после долгих препирательств с Гудерианом назначил командующим этой группой армий «верного Генриха» (Гиммлера). Гитлер исходил из того, что кризис национал-социализма, естественно, не обошел своим влиянием и армию, и убедил себя в том, что если поставить во главе Восточного фронта безжалостного и идеологически преданного командующего, то положение вскоре исправится. Генерал Гудериан сначала не поверил своим ушам, когда услышал, что во главе вновь образованной группы армий «Висла», призванной держать линию фронта от Восточной Пруссии до Силезии, поставлен Гиммлер. Прочие немецкие военные руководители также пришли в ужас от этого назначения, ибо Гиммлер никаким опытом и способностями в военном деле не обладал.
Итак, планы Гудериана на контратаку и повторение «донецкого чуда» провалились. Жизненно важный для немецкой обороны сектор был поставлен под еще большую угрозу. Большинство постов в штабе новой группы армий заполнили офицеры СС, а начальником своего штаба Гиммлер назначил генерал-майора СС Ляммердинга{708}.
Все самые худшие опасения Гудериана оправдались: когда в конце января советские войска начали наступление, то Гиммлер и его штаб не смогли правильно оценить направление советского удара — оно не было продолжением продвижения на запад в Померании, но направлено на север с тем, чтобы отсечь немецкие войска в Восточной Пруссии. 27 января, когда Гиммлеру доложили о глубине советского наступления, он распорядился эвакуировать позиции, ведущие с севера на юг. Это означало, что мощный северный «якорь» — позиции на нижней Висле — был сдан перед воображаемой угрозой. Ибо в действительности наступление Рокоссовского (а не Жукова) было направлено не против фронта группы армий «Висла», а параллельно ему. Если бы не поспешное отступление Гиммлера, немцы могли бы дольше сдерживать коридор из Восточной Пруссии, выводя оттуда свои дивизии. На деле же получилось, что группа армий «Висла» кроме «ответственного» центра получила еще и проблемы со своим северным флангом{709}. К 30 января, со сдачей «позиций на Варте» (постоянных оборонительных сооружений, построенных еще в 20-е гг.), и южный фланг Гиммлера «повис в воздухе». Некоторое представление о царившем у немцев беспорядке может дать тот факт, что на аэродроме в Эльсе советские войска захватили 150 самолетов в рабочем состоянии, всю «группу поддержки подводных лодок», которую берегли для нового наступления в Атлантике.
- Предыдущая
- 75/121
- Следующая
