Гибель вермахта - Пленков Олег Юрьевич - Страница 61
- Предыдущая
- 61/121
- Следующая
В итоге следует подчеркнуть, что многие герои войны не видели зла, заключенного в политической системе Германии, ради которой они рисковали жизнью, не видели безумия нацистской доктрины. Они не видели, что большинство традиционных ценностей ушло в небытие и погибло. Они не видели, что страна идет страшным путем, и что ее будущее туманно, но винить этих людей в неведении сложно. Войска Ваффен-СС можно характеризовать словами фельдмаршала фон Манштейна: «Как бы храбро ни сражались войска Ваффен-СС, каких бы прекрасных успехов они ни достигали, все же не подлежит никакому сомнению, что создание этих особых военных формирований было непростительной ошибкой. Отличное пополнение, которое в армии могло бы занять должности унтер-офицеров, в войсках СС так быстро выбывало из строя, что с этим никак нельзя примириться. Пролитая кровь ни в коем случае не окупилась достигнутыми успехами. Вину за эти ненужные потери несут те, кто формировал эти особые соединения из политических соображений, вопреки возражениям всех компетентных армейских инстанций. Нельзя забывать, что бойцы Ваффен-СС на фронте были хорошими товарищами и показали себя храбрыми и стойкими солдатами. Несомненно, большая часть состава Ваффен-СС приветствовала бы выход из подчинения Гиммлеру и включение в состав сухопутной армии»{575}.
Глава IV.
СОЮЗНЫЙ ШТУРМ «КРЕПОСТИ ЕВРОПА»
«Во время войны не может произойти ничего такого, что сделает последующий мир невозможным».
Восточный фронт в кампанию 1944 года и немецкое общество
Один перечень врагов Третьего Рейха производит впечатление: 1 сентября 1939 г. — Польша; 3 сентября 1939 г. — Англия, Франция, Австралия, Индия, Новая Зеландия; 19 сентября — Южно-Африканский Союз и Канада; 9 апреля 1940 г. — Норвегия, Дания; 10 мая 1940 г. — Бельгия, Люксембург, Голландия; 6 апреля 1941 г. — Югославия; 8 апреля 1941 г. — Греция; 22 июня 1941 г. — СССР; 8 декабря 1941 г. — Китай; 11 декабря 1941 г. — США, Доминиканская республика, Гватемала, Куба, Никарагуа; 12 декабря 1941 г. — Сальвадор, Гаити, Гондурас; 16 декабря 1941 г. — Чехословакия; 13 января 1942 г. — Панама; 28 мая 1942 г. — Мексика; 2 августа 1942 г. — Бразилия; 9 октября 1942 г. — Абиссиния; 16 января 1943 г. — Ирак; 7 апреля 1943 г. — Боливия; 9 сентября 1943 г. — Иран; 13 октября 1943 г. — Италия; 27 ноября 1943 г. — Колумбия; 26 января 1944 г. — Либерия; 15 августа 1944 г. — Румыния; 8 сентября 1944 г. — Болгария; 21 сентября 1944 г. — Сан-Марино; 31 декабря 1944 г. — Венгрия; 2 февраля 1945 г. — Эквадор; 8 февраля 1945 г. — Парагвай; 12 февраля г. — Перу; 14 февраля 1945 г. — Чили; 15 февраля 1945 г. — Уругвай; 16 февраля 1945 г. — Венесуэла; 23 февраля 1945 г. — Турция; 24 февраля 1945 г. — Египет; 26 февраля 1945 г. — Сирия; 27 февраля 1945 г. — Ливан; 1 марта 1945 г. — Саудовская Аравия; 3 марта 1945 г. — Финляндия; 27 марта 1945 г. — Аргентина.
Перед таким количеством врагов ни одна армия в мире не смогла бы устоять, и следует особенно отметить высокие боевые качества немецкой армии и искусство ее командиров, — как это ни парадоксально звучит, — в завершающий период, когда немцы вели оборонительные бои. Значение этих достижений в продлении войны и настоящая цена их стала ясна только сейчас. Упорство солдат было тем более достойно удивления, что собственно в Германии вера в победу начала постепенно таять. Эти сомнения питала информация, исходившая от фронтовиков: о чудовищном численном и материальном превосходстве Красной армии, о ее значительно выросшем мастерстве и напоре{576}. Эти сведения соответствовали действительности: немецкие пехотные дивизии насчитывали от половины до трети штатного состава. В целом, к началу октября 1943 г. на Восточном фронте против 8400 советских танков было 700 немецких{577}. В летнюю кампанию 1944 г. немецкая армия готовилась к отражению беспримерных по силе ударов с Востока и Запада. В своих воспоминаниях соратник Наполеона генерал Максимилиан Фуа писал, что солдаты Наполеона шли к Ватерлоо «без страха и без надежды». Это выражение точно передает настроение большинства немецких офицеров в первые месяцы 1944 г. Солдаты были настроены более оптимистически, так как в тактическом отношении вермахт все еще превосходил любого из своих противников, и потому вера солдат в своих офицеров и в германскую боевую технику пока оставалась непоколебимой. Авторитет Гитлера также был велик: он по-прежнему вселял надежду на то, что сможет вывести страну из состояния агонии{578}.
Бывший офицер вермахта Теодор Фритце, имевший некоторые контакты с Сопротивлением, вспоминал, что он не мог в конце 1943 г. сказать своим солдатам, что война проиграна. Единственное, что ему пришло в голову для объяснения и обоснования необходимости продолжать войну — это недопустимость выдачи женщин и детей на расправу «русскому». Если бы этот офицер начал обосновывать политическую необходимость войны, его бы высмеяли, но он затронул самую чувствительную струну, поскольку солдаты чувствовали себя брошенными, и единственное, что у них оставалось — это их родные и семьи, которые нужно защитить от «варваров». По Фритце, без этого важнейшего мотива, связанного с защитой Германии и Запада от «варварского большевизма», война в глазах солдат вермахта была бы простой бойней и серией преступлений ради имперских претензий, оказавшихся на поверку несостоятельными{579}.
Среди рядовых были такие же настроения — солдат-мемуарист Ги Сайер отмечал, что после Белгорода его части пришлось вести арьергардные бои: «Начатое с опозданием отступление осенью 1943 г. стоило вермахту гораздо больше жизней, чем унесло наступление. Мы тысячами мерзли в ту осень в украинской степи, а сколько героев погибло в боях, так и не получив признания! Даже упрямцы, и те понимали, что неважно, с какой храбростью ты будешь сражаться и сколько русских убьешь. Ведь на следующий день появится еще столько же, а потом — еще и еще. Даже слепой видел, что русскими движет отчаянный героизм, и даже гибель миллионов соотечественников их не остановит. Было понятно, что при таких обстоятельствах выигрывает тот, кто обладает численным превосходством. Вот почему мы пали духом. И разве можно нас за это винить? Мы знали, что наверняка погибнем. Да, наша смерть позволит произвести переброску войск, послужит благой цели. Но мы не хотели умирать и принимались убивать всех без разбору, как бы в отместку за то, что ждало нас впереди. Умирая, мы понимали, что так и не смогли отомстить. А если выживали, то превращались в безумцев и уже не могли жить в мирное время». Сайер писал, что немецким солдатам их командиры твердили, что на Днепре все будет проще — в итоге «иваны» не смогут прорвать оборону, а вермахт возобновит наступление весной{580}. Но весна 1944 г. принесла совсем другой поворот событий…
Ожидаемого немцами летнего наступления вермахта не последовало — в наступление перешла Красная армия. Английский генерал и военный историк Джон Фуллер указывал, что если западные военачальники усвоили выдвинутую Наполеоном теорию нанесения удара по главным силам противника и продолжения сражения до уничтожения этих сил, то советская теория состояла в том, чтобы наносить удары до тех пор, пока не иссякнет собственный наступательный порыв, или же сопротивление противника не окрепнет настолько, что сделает продолжение наступления невыгодным. Тогда наступление немедленно прекращалось и начиналось на каком-нибудь другом фронте. Следовательно, советская тактическая цель, как правило, заключалась в том, чтобы истощить противника, а не уничтожить его, если только уничтожение не сулило обойтись дешево. Территория и протяженность фронта позволяли осуществлять такую тактику в Восточной Европе и, наоборот, ограничивали ее применение на Западе{581}.
- Предыдущая
- 61/121
- Следующая