Спец экстра-класса - Стрельцов Иван Захарович - Страница 20

• Предыдущая
• 20/85
• Следующая

Только сейчас полковник заметил, что у первого зама пронзительные синие глаза, обычно такие бывают у людей расчетливых и мстительных.

– Полностью с вами согласен, товарищ генерал, – выдавил из себя Клинаев.

– Вот и отлично, – узкие губы первого зама расползлись в довольной улыбке.

«Новино», – прочитал про себя Виктор название населенного пункта, сидя на неудобном сиденье вагона электрички. Неожиданно он почувствовал, как учащенно забилось сердце. Он даже не мог себе представить, что будет такая реакция при виде малой родины.

В этом маленьком тихом городишке он родился, здесь прошли годы его детства и юности. Отсюда его «забрили в солдаты», вернее, на флот… Здесь остались родители, младший брат. Самые близкие и дорогие ему люди, те, ради кого он отказался от собственной фамилии, собственной жизни, став мертвым среди живых.

Как хотелось Виктору подняться и выйти из вагона на этой остановке, пройти по улицам своего детства и вспомнить то, что старался забыть и что приходило к нему во сне. То самое, что заставило его сесть в электричку, идущую домой. Но вот сойти на своей остановке Виктор Савченко уже не мог. Сознание не позволяло ему это сделать, в мозгу пульсировала фраза, сказанная Сэнсеем: «Всякое действие имеет свое продолжение, и не всегда оно бывает положительным. Поэтому думай, когда собираешься что-то сделать». Он был прав, его учитель, хотя самому и не повезло. Виктор это помнил, поэтому и не встал с обшарпанного сиденья.

– Следующая остановка…—каркнул динамик под крышей вагона и заглох. С шипением закрылись створки дверей, состав медленно поплыл вдоль железнодорожной платформы, постепенно набирая скорость. За окном замелькали зелено-желтые шапки деревьев, из которых проглядывали серые шиферные крыши домов частного сектора, вдали виднелись прямоугольники пятиэтажных «хрущоб», где жило основное население небольшого промышленного городка.

Виктор прильнул к стеклу в надежде увидеть окна родительской квартиры, хотя точно знал: их дом со стороны железной дороги не виден.

С утра вокруг блокпоста на въезде в Грозный толпился народ. Грузовые машины с различной поклажей, легковушки, набитые пассажирами, лошадьми с телегами, смешные навьюченные ослики, множество людей, пришедших сюда пешком, направляющихся в столицу с целью разжиться чем-либо. Солдаты внутренних войск и командированные из российской глубинки омоновцы стояли редкой, но прочной цепочкой, сдерживая живую, голосящую на все лады людскую массу. Пройти сквозь них можно было только после тщательной проверки, поэтому поток не иссякал.

Двое уже немолодых чеченцев, одетых в обычную крестьянскую одежду, состоящую из застиранных, видавших виды рубах, застегнутых на все пуговицы, потрепанных пиджаков еще советского производства и штанов из домотканого материала, заправленных в тяжелые кирзовые сапоги, с самодельными холщовыми сумками, когда-то расшитыми цветными узорами, спокойно дождались своей очереди и предъявили мордатому милиционеру сперва паспорта с золотым двуглавым орлом, потом показали содержимое своих хурджинов. Хлебные лепешки, овечий сыр, золотистые луковицы, несколько сморщенных огурцов выложили прямо на землю у ног омоновца. Наконец с невозмутимым видом позволили себя обыскать, после этого, оголившись, продемонстрировали свои плечи, где отсутствовали синяки, остающиеся от отдачи оружия. И только после этого получили разрешение следовать в город.

Уложив свою поклажу в холщовые сумки-хурджины, мужчины степенно направились в сторону полуразрушенных построек города.

– Значит, к смерти моего Руслана причастен Гасан Камаев? – нарушил молчание идущий впереди чеченец в кепке-аэродроме.

– Сколько раз тебе надо повторять, брат. Да, твоего сына и моего племянника убили по приказу Гасана, – проговорил его спутник в соломенной шляпе, какие носят пасечники. – В прошлый мой приход в горы мне по секрету рассказал Муса. Он сейчас работает в городской администрации, помогает спустившимся с гор джигитам легализоваться, чтобы менты и чекисты не цеплялись к ним. Говорит, что этот шакал, сын шакала, последнее время совсем озверел, как бешеный пес бросается на своих и рвет их насмерть. Не один джигит уже отправился на встречу с Аллахом. Поговаривают, что Шамиля Одноногого федералы достали не без его помощи.

– Мне плевать на Одноногого, —угрюмо прервал его брат и с раздражением сплюнул под ноги. – Но закон кровной мести требует отомстить за сына, который был в его oхранe. Кровь за кровь. Но как это сделать? Гасан большой начальник, и у него полно вооруженной охраны, а у меня только две руки, две ноги и три десятка сточенных зубов. Я разве что плюнуть в его рожу смогу.

– Не переживай, – приглушенно, словно кто-то мог их подслушать, произнес дядя покойного. – Мы с тобой братья, и месть – мой долг, как и твой. Главное, мы решились… В городе я кое-что припрятал еще в первую войну, когда был в ополчении. Как будто знал, что пригодится.

– А где мы будем искать Гасана? – спросил отец погибшего. Обычный крестьянин, всегда сторонившийся политики, зарабатывающий на жизнь своим трудом, уже жалел, что ввязался в это дело. Сына не вернуть, а ведь надо еще поднять на ноги двух младших дочерей, выдать их замуж.

– Мы его не будем искать, мы его подождем в засаде. Муса рассказал, где живет этот шакал, там и подождем его.

Чтобы не привлекать к себе внимания, мстители направились прямиком на городской рынок, заодно и посмотрели на действующие порядки. Вскоре их остановили патрульные, но, проверив документы, отпустили.

– Теперь пошли, – глядя вслед удаляющемуся патрулю, сказал «пасечник» в соломенной шляпе.

Мужчины свернули в ближайший переулок и быстро зашагали в направлении разрушенного артобстрелом квартала пятиэтажек. Теперь впереди шел дядя погибшего.

Поднявшись на второй этаж, чеченцы прошли в одну из полуразрушенных квартир, заваленную битым кирпичом и другим строительным мусором. Сняв с головы соломенную шляпу, «пасечник» отодвинул метровый кусок бетонной плиты, за которой оказался небольшой паз. Опустившись на колени, чеченец запустил внутрь руку и вытащил большой сверток из водонепромокаемой ткани, перевязанный капроновой бечевкой.

Положив сверток на бетонную плиту, мужчина развязал пакет. Внутри оказалось два автомата «АКС-74» восточногерманского производства со складными проволочными прикладами, несколько снаряженных магазинов, пистолет Макарова с перемотанной синей изолентой рукояткой, пять яйцевидной формы наступательных гранат «РГ-5», отрезок черной резины и автомобильный уплотнитель стекол.

– Это берем, – сказал «пасечник», отложив в сторону автоматы и по магазину к ним, потом добавил еще гранату и отрезок уплотнителя.

– А это зачем? – не понял брат ополченца, глядя на резину.

– Сейчас покажу. – Чеченец вытащил из кармана обычный складной нож, отрезал небольшой кусочек резины, потом, оттянув затвор, вставил резину в гиль-зовыбрасыватель. – Вот так, это для того, чтобы, когда загоняешь патрон в патронник, затвор не гремел.

– Может, лучше сразу подготовить оружие к бою?

– Можно, – кивнул брат. —Только известны случаи, когда долго взведенная пружина в нужный момент не срабатывала, давала осечку. Сам понимаешь, что это означает.

Спрятав обратно в тайник оставшееся оружие, ополченец снова задвинул бетонную плиту, закрывая вход в паз. Снаряженные магазины и гранату спрятал в свой хурджин. Один автомат он протянул брату, второй оставил себе. Сняв пиджак, показал, как незаметно прятать оружие под одеждой.

– А если снова встретим патруль и нас обыщут? Убьют ведь, – неуверенно спросил крестьянин, подозревая, что «пасечник» ездит в Грозный не только торговать медом и покупать необходимый товар.

– Я знаю дорогу, где патрули не ходят, – с усмешкой ответил бывший ополченец.

Жилье Гасана Камаева представляло собой двухэтажный дом средних размеров, стоящий едва ли не в самом центре Грозного. Двухметровый кирпичный забор закрывал двор, предохраняя обитателей дома от случайного обстрела.

• Предыдущая
• 20/85
• Следующая