Острее шпаги - Казанцев Александр Петрович - Страница 76

• Предыдущая
• 76/84
• Следующая

— Позвольте! Но ведь их не оказалось на фотографиях, полученных американской автоматической станцией «Маринер-4», — возразил полковник.

— Я отвечу вам словами доктора Пнккеринга, одного из руководителей эксперимента. Американский спутник «Тирос» с высоты 800 километров получил 20 тысяч фотографий Земли такого же масштаба, как и снимки «Маринера-4» (мельчайшая деталь — около трех километров). И среди этих 20 тысяч фотографий Земли нашлась только одна, на которой можно бы разглядеть следы жизнедеятельности разумных существ. На всех остальных Земля казалась необитаемой. А ведь с «Маринера-4» передали только 20 снимков. Но вот по многим тысячам фотографий, которыми располагали астрономы, была составлена подробная карта Марса с его удивительными каналами. Они, видимо, представляют собой полосы растительности, начинающей развиваться от полярных шапок после начала их таяния, распространяясь все дальше к экватору. Похоже, что талая вода полярных шапок Марса используется для орошения в масштабах всей планеты.

— Выдумки! — замахал руками полковник — Разве в марсианских условиях возможна жизнь? Там и кислорода-то нет!

— Американский исследователь С. Зигель воссоздал марсианскую атмосферу в камере. И, представьте себе, в ней прекрасно жили без всяких скафандров не только насекомые, но даже черепахи, не говоря уже о прорастающих семенах растений. Любопытно, что у черепах изменялось количество крови, а также и былая потребность в большом количестве кислорода.

— Не понимаю, — пожал плечами полковник. — Говорить о цивилизации марсиан всерьез?

— А почему бы нет? Именно так говорит о ней президент Академии наук БССР В. Ф. Купревич в своих статьях. А наш астроном Ф. Ю. Зигель доказывает, что спутники Марса, которые теперь многими признаются искусственными, появились менее ста лет назад.

— И вы верите в марсиан? — сердито спросил полковник.

— Вы сами поверите, если только услышите все с самого начала, — увлеченно сказала девушка.

И мне пришлось рассказать, как это случилось и в первый и во второй раз:

— Я дежурил тогда в Центральном аэроклубе. Нет, я не летчик, просто состоял в секции астронавтики Центрального аэроклуба СССР имени Чкалова.

Я заметил «его» в окно, когда он шел по двору аэроклуба. Я словно нарочно задержался, будто знал, что он придет. Что-то странное показалось мне в его походке, когда он перебирался через сугроб. Еще более странным показался он вблизи. Дело было не в его маленьком росте и, казалось бы, затрудненных движениях, не в некоторой непропорциональности тела, рук и ног, даже не в крупной шишковатой и совершенно лишенной волос голове… Меня поразил взгляд его умных глаз, измененных диковинными, неимоверно выпуклыми стеклами очков. Его огромные, чуть печальные глаза проникали в собеседника и все понимали…

Положив на стол рукопись, он посмотрел на меня с ласковой улыбкой и, конечно, заметил мой легкий испуг.

— Нет, это не для литконсультации и не для печати, — сказал он.

Я вопросительно посмотрел на него.

— Я знаю, что преждевременно говорить о межпланетном полете и составе экипажа корабля. И все же мне хочется заручиться поддержкой вашей секции.

Передо мной стоял не юноша, с ним нельзя было пошутить, нельзя было посоветовать ему овладеть науками, которые понадобятся исследователю планет. Непостижимым путем он понял меня и сказал:

— Я не астронавт, не геолог, не врач, не инженер. — Он чуть задержал дыхание. — Хотя мог бы быть каждым из них. Но все же я рассчитываю на поддержку, ибо мне необходимо… вернуться… на Марс.

Мне стало не по себе.

— Обыкновенный псих, — прервал мой рассказ молодой шахматист, который слушал со скептической улыбкой.

— И у меня мелькнула такая мысль. Припомнилось, как в 1940 году я читал письмо одного заведующего универмагом в городе Свердловске, просившего помочь ему вернуться… на Марс. Говорят, во всем остальном работник торговли был вполне нормальным человеком.

Посетитель улыбнулся. В глазах его я прочел, что он опять понял меня.

Я поймал себя на том, что не только он угадывает мои мысли, но и я понимаю его даже без слов. Легче всего было счесть его больным.

— Да, — сказал посетитель. — Первое время я попадал в сумасшедший дом, пока не понял, что бесполезно убеждать людей в том, что я не человек.

Я развернул рукопись и нахмурился, увидев испещренную странными знаками страницу. Что это? Мистификация?

— Я мог бы написать на любом из распространенных земных языков, но… важнее было убедить людей, что невозможно разумному индивидууму придумать в одиночестве неведомый язык со всей его выразительностью и гибкостью, нельзя изобрести письменность для записи всех богатств этого языка. Важно, чтобы люди поняли, что ЭТО НАПИСАНО представителем ДАЛЕКОГО МУДРОГО ПЛЕМЕНИ, живущего в суровом мире увядания…

— Но как это прочесть? — не выдержал я и тотчас увидел за очками ласковое участие.

— Ваше время располагает кибернетическими машинами, способными расшифровать даже древние иероглифы. Мои вряд ли будут труднее. Если расшифрую я сам, мне не поверят.

Я почти понял, кем написана странная рукопись, и ощутил нелепость своего положения. Кто заинтересуется этой встречей: весь мир или группа психиатров?

Через выпуклый хрусталь очков на меня смотрели передающие и читающие мысли глаза. Разве возможна с ними ложь или двоедушие, ханжество или лицемерие?

Мы расстались, договорившись встретиться в этой же самой комнате или у меня дома через полгода…

Ну, а потом… Потом многое изменилось. Запущен был первый искусственный спутник Земли, космонавтикой стали заниматься уже не любители, а научные институты.

— А рукопись? — спросила девушка. — Ведь ее расшифровали?

— Да. Нашлись энтузиасты, которые из чистого любопытства проверили возможности своей электронно-вычислительной машины. Академик, руководивший ими, смеясь говорил, что можно даже ночные огни города расшифровать в виде поэтического произведения, коль скоро они навевают на поэта вдохновение. Машина расшифровала несколько первых страниц дневника…

— Дневника? — удивился полковник.

— Да, дневника, в котором день за днем записывались впечатления марсианина, спрыгнувшего с помощью какого-то аппарата на Землю перед трагической гибелью марсианского корабля в тунгусской тайге в 1908 году.

— Опять тунгусский метеорит! — воскликнул полковник.

Мне не хотелось спорить о тунгусском взрыве, хотя я не переменил своих взглядов. Достаточно того, что мое участие в этом споре привело ко мне марсианина в первый раз (уходя он признался в этом). Я мечтал опубликовать дневник марсианина, даже написать об этом роман, но… кроме первых и последних страниц дневника, основной его части не было. Выдумывать мне не хотелось. А сам марсианин больше не появлялся.

Пришел он через десять лет, когда люди уже дважды посадили на Луну автоматическую станцию, когда послали такие же станции к Венере и Марсу, забросили на Венеру вымпел, сфотографировали Марс.

— Он принес вам остальные страницы дневника? — спросила девушка.

— Нет. Он усомнился, что, опубликованные в виде романа, они могут привлечь к нему внимание. На этот раз он пришел ко мне домой с новым планом доказательства того, что он чужепланетное существо, представитель высокоразвитой цивилизации.

— Может быть, у него сердце с правой стороны? — пошутил кто-то из слушавших.

— Его организм удивительно похож на человеческий. Он утверждал, что обладает исключительными умственными способностями. И хотел с моей помощью продемонстрировать это всему миру.

— Он умел делать сложные вычисления в уме? — спросил полковник.

— Он попросил меня устроить ему встречу с самым знаменитым шахматистом (он знал о моей причастности к шахматам).

И снова, сказав об этом, он угадал мои мысли.

— Вы думаете, вам трудно будет уговорить прославленного гроссмейстера встретиться с безвестным противником? Вы только сведите нас, я сам постараюсь убедить его.

• Предыдущая
• 76/84
• Следующая