Герои умирают - Стовер Мэтью Вудринг - Страница 52
- Предыдущая
- 52/138
- Следующая
– Саймон Клоуне сотворил заклинание Сокрытия, которое все еще действует. Я проанализировал его результат, но не смог составить контрзаклинание – не смог и, вероятно, не смогу никогда. Голос свыше предсказал, что заклинание потеряет силу, стоит мне лишь прикоснуться к его создателю. Чары действуют непосредственно на мозг, раскалывая информацию, которой я располагаю, на мельчайшие кусочки. Из-за этого я не могу соединить их друг с другом или даже понять, в чем они сходятся. Я прихожу в ярость, когда думаю, что уже знаю, кто такой Саймон Клоунс, но не в состоянии связать его внешность с именем.
«Господи, – подумал Кейн, – вот это да!»
Он вдруг начал осознавать, что на этот вопрос ответ будет тот же, что и на предыдущий.
«Все дело в том, что я актер».
У всех здешних жителей при упоминании имени Саймона Клоунса или Пэллес Рил глаза становились пустыми – а с ним этого не происходило потому, что в его сердце, в его памяти, в дорогих ему воспоминаниях не было никакого Саймона Клоунса. Не было там и Пэллес Рил. Там была только Шенна. Он не любил абстракционизм, ее игру в Приключении «Алый бедренец», не любил созданный ею образ Пэллес Рил. Это была Шенна, всегда только Шенна.
И это всегда будет Шенна.
Он не смог бы ответить даже при огромном желании. Если она представляет серьезную угрозу, Студия не даст ему произнести ни слова, может даже убить его, прежде чем он успеет сказать правду о ней. И чем ближе Ма'элКот подбирался к ответам на свои вопросы, тем ближе он подходил к правде о Кейне.
Правде, которая в сложившейся ситуации была смертельно опасна.
«Здесь я и умру, – подумал Кейн. – Когда-нибудь он поймет, в чем дело, кто я такой, а потом убьет меня. Но если даже и не убьет – я подписал контракт о его устранении. Стоит мне сделать первую попытку, и он меня прихлопнет, как комара».
Смерть для Кейна была похожа на солнце – он не мог долго смотреть ни на то, ни на другое. Невольно он задумался о том, что его бесчисленные жертвы, включая Крила и Тоа-Фелатона, обязательно станут поджидать своего убийцу, но потом выбросил это из головы.
«В лучшем случае у меня есть надежда отправить Шенну на Землю живой. А после этого уже не важно, выживу я или умру, выиграю или проиграю. Как только она окажется в безопасности, мне на все будет наплевать».
– О чем ты думаешь? – Ма'элКот наклонился вперед, изучая лицо Кейна, – Ты принял какое-то решение, я вижу. Расскажи о нем. Сейчас же.
– Я понял, – ответил Кейн, – что мне больше нет нужды быть с тобой вежливым.
– Да ну? – Ма'элКот казался скорее заинтересованным, чем удивленным.
Кейн пожал плечами и одарил императора циничной полуулыбкой.
– Если б я не был нужен тебе для поимки Саймона Клоунса, я бы уже умер. Ты сам так сказал, Вот и выходит – глупо суетиться, пытаясь угодить тебе.
Интерес в глазах императора начал меркнуть, а в рокочущем голосе прозвучала легкая угроза.
– Глупо ли?
– Будь умнее: согласись с фактами и не мешай мне действовать в соответствии с ними.
– Умнее… да… – проворчал Ма'элКот. Утвердив локти на столе, он переплел пальцы у лица. – Умный человек приспосабливается к миру, глупец же пытается приспособить мир к себе. В итоге прогресс зависит от глупцов.
«Это же Шоу!» – поразился Кейн. Это любимая цитата Дункана – откуда взял ее Ма'элКот? Как он может цитировать земного автора, да еще запрещенного, в…
– Я знаю. – Улыбка Ма'элКота занималась медленно, как заря. – Однажды ты процитировал эти слова мне, а я ничего не забываю.
«Ну, хватит этой дури», – подумал Кейн.
– Хорошо, я сдаюсь.
Кейн раздраженно мотнул головой.
– Я пытался понять, откуда я тебя знаю. То есть мне известна твоя репутация еще с Равнинной войны и борьбы за престол; я видел, что ты совершил в Анхане, но я не могу избавиться от ощущения, что мы встречались; мне знакомы твои манеры, специфика речи, особенно то, что каждое второе твое предложение является замечанием о природе реальности или еще о чем-нибудь… Я знаю, что где-то мы уже сталкивались, но будь я проклят, если могу вспомнить поточнее. И будь я проклят, если могу понять, как я ухитрился забыть человека ростом семь футов и весом в триста сорок фунтов, да еще с внешностью модели для скульптора.
– А, льстим… – Смешок Ма'элКота дрожью отдался в груди Кейна. – Мы действительно знакомы, Кейн. Ты мог бы сказать, что встречал меня в моей прежней жизни. Однажды мне пришлось нанимать тебя на работу.
– Правда?
– Правда. Какое-то время мы работали довольно тесно. Это было… да, лет семь назад, перед самой Равнинной войной. Я нанял тебя, чтобы ты добыл корону, когда-то принадлежавшую Дал'канниту Тысячерукому.
Кейн застыл с разинутым ртом.
– Шутишь!
Император самодовольно покачал головой.
– Нет. Ты знал меня под именем Ханнто из Птерайи, а мое довольно непритязательное прозвище звучало как «Коса».
– Ханнто… – недоверчиво выдохнул Кейн. – Так ты – Ханнто-Коса?
Человек, нанявший Кейна похитить корону Дал'каннита, был самым настоящим магом – скользкий тип с крысиной мордочкой и нечистой кожей, лет на десять постарше Кейна. Ханнто был адептом, но владел не слишком симпатичным мастерством: он специализировался в некромантии, чтобы иметь средства на свое хобби – коллекцию реликвий различных исторических фигур. Корона была единственным артефактом, оставшимся от легендарного липканского военачальника Дал'каннита, позже ставшего олицетворением бога войны. Корона исчезла после Джеретской революции более трехсот лет назад, однако Ханнто удалось получить кое-какие сведения о ее местонахождении. Но сам Ханнто… Это был жалкий слабак, Кейн мог бы пришибить его одной левой; за впалую грудь и сутулую спину маг и получил прозвище «Коса». А Ма'элКот был… ну… Он был Ма'элКотом.
– Я не Ханнто-Коса, – сказал император. – Я был Ханнто-Косой несколько лет назад, А теперь я Ма'элКот. Император Анханы. Щит Проритуна, Лев Белой Пустыни и прочая, и прочая.
– Не могу поверить…
Император улыбнулся, явно наслаждаясь растерянностью Кейна.
– Чему же ты не можешь поверить? С помощью силы, данной мне короной и еще несколькими артефактами, которые я собирал много лет, я изменил себя. – Он потянулся, как просыпающийся ото сна лев. – Я сделал себя таким, каким всегда хотел быть. Что же тут странного? Разве ты, Кейн, не поступил так же?
– Быть может, – задумчиво протянул Кейн, – но в моем случае результат был не столь… впечатляющим.
– Ты скромничаешь. Так вот, кража короны стала четвертой из тех поворотных событий в истории Империи, о которых я говорю. И, я сказал бы, самой важной из них.
Кейн исподтишка бросал взгляды на императора, все еще надеясь рассмотреть в этом самоуверенном гиганте вечно ноющего, нервного маленького некроманта, которого он когда-то знал.
– А чем ты стал? В смысле – что ты теперь такое? Ма'элКот вытянул руки.
– То, что ты видишь перед собой. У меня нет секретов, Кейн. Можешь ли ты сказать то же самое?
На этот вопрос не могло быть осмотрительного ответа. Кейн молча продолжал созерцать императора. Через несколько секунд Ма'элКот вздохнул и поднялся.
– Ты доел?
Его собственная тарелка была едва тронута.
– У меня нет особого аппетита, – пожал плечами Кейн.
– Прекрасно. Иди за мной.
Ма'элКот направился к двери. Кейн быстро вытер губы и тайком промокнул салфеткой выступивший на лбу холодный пот.
«По крайней мере мне удалось сменить тему».
Он смял салфетку и бросил на свою тарелку. Потом встал и пошел следом за императором.
Большой зал дворца Колхари был чудовищно огромной гулкой комнатой с мраморным полом и стенами из базальтового туфа. Кейн вспомнил, как почти десять лет назад он шагал по этому полу к Дубовому Трону.
Тел-Алконтор, старший брат Тоа-Фелатона, хотел произвести Кейна в бароны за его героизм в войне с Кхуланской ордой в Серено. Студия совсем не была заинтересована в том, чтобы самая яркая восходящая звезда осела в каком-нибудь захудалом поместье на задворках Поднебесья; более того, граждане Монастырей, как правило, отказывались от титулов и наград, которые предлагали им временные правители, и потому Кейн пришел во дворец, чтобы надлежащим образом, с соблюдением всех формальностей отклонить предложение.
- Предыдущая
- 52/138
- Следующая
