Телефон для глухих - Столяров Андрей Михайлович - Страница 12
- Предыдущая
- 12/16
- Следующая
Катарина сразу села на перевернутую тачку. У нее был изможденный вид, и она даже не сказала мне «здравствуй», а только кивнула. У меня сжалось в груди. Я достал пайку.
— Не надо, — прошептала она.
Но взяла. Отламывала по крошке и очень медленно жевала, наслаждаясь. Потом спросила, что случилось. В женском лагере толком не знали. Я, запинаясь, объяснил.
Она опустила твердую пайку.
— Так это был Водак? — тихо застонала, покачивая стриженой головой. — Теперь Водак… Я познакомилась с ним еще раньше, и мы думали пожениться. Ты не знал — я тебе не говорила… Он смешной — рассказывал всякие истории. Звал в Прагу. С нами все время ходил Карлайль, помнишь его, он не проснулся после передачи. Не знали, как удрать от него… — Катарина неожиданно сильно взяло меня за руку костяными, ломкими пальцами, на которых суставы покраснели и распухли. — Если ты выживешь… Если ты спасешься, обещай мне… Понимаешь, надо продолжать. Иначе все будет напрасно — все жертвы. И Водак тогда погиб напрасно. Они захотят прикрыть Контакт, есть такой проект, он уже обсуждался после апокалипсиса, Франк и Алябьев: отложить на пятьдесят лет, законсервировать, мы не готовы, сам Кон их поддерживает… Передай мое мнение: надо продолжать. Во что бы то ни стало. Передай: они просто не имеют права списать нас всех…
Ее лихорадило. Она, как больная птица, пленочными веками прикрыла глаза. Лоб был горячий. Я хотел возразить, что она сама все это прекрасно выскажет тому же Алябьеву, но тут раздалось:
— Ну, скотина! Наконец-то ты мне попался, скотина! — Скотина Бак вылез неизвестно откуда, наверное, обошел по круче, где Бурдюк проглядел его. — Вот, господин офицер, прямой саботаж! Я за ним давно наблюдаю…
— Гут, — сказал Сапог.
Он шагал за Баком, неестественно прямой, выкидывая вперед черные, бутылочные голенища.
Я даже не успел встать. Все разворачивалось в какой-то жуткой нереальности. Бак поднимался к нам по осыпи, как громадный навозный жук. Накидка его блестела под дождем. Какая-то тень метнулась наперерез и ударила кулаком — прямо по сытой морде. Бак схватил ее. Это был Клейст. Он корчился, в руке, выкрикивал что-то неразборчивое, я понял одно: — Ненавижу… — Бак секунду смотрел, удивляясь. Ухмыльнулся — молотом прочертил воздух. Раз! Отпустил Клейста.
Тот слепо покачался, как пьяный — мгновение, и упал, разбрызгав жидкую грязь.
— Гут, — сказал Сапог.
Я, наконец, встал. И Катарина тоже. В котловане клубился молочный туман. Белыми нитями висела морось. Все было кончено. Клейст ошибся. Мы все-таки умрем в этой каменной, мокрой и холодной яме.
Скотина Бак вскарабкался по осыпи и вытер пот.
— Вот так, — деловито сказал он. — Теперь ты, скотина, узнаешь, кто я такой… Дозвольте, господин офицер?
Сапог поощрительно улыбнулся, показав тридцать два плотных зуба, и вдруг, продолжая улыбаться, замер, будто прислушиваясь — как Клейст, неуверенно покачался мгновение и упал, точно так же, лицом вниз — брызнула вода, и с шуршанием осела щебенка.
Подведем итоги.
Летом того же года, за два месяца до печально известных событий в Бронингеме, Лайош Сефешвари, сотрудник лаборатории математической лингвистики при втором отделе (семантика) Научного комитета, в частном разговоре с Жюлем Марсонье, руководителем этой же лаборатории, и в присутствии других сотрудников, помявшись, сказал примерно следующее:
— Извините, шеф… Это, конечно, не мое дело… Но у меня уже третий день какое-то странное ощущение. Будто бы вам грозит опасность… Будто бы
— несчастный случай, именно сегодня… Вы извините, шеф, что я говорю об этом…
Точная форма предупреждения была впоследствии восстановлена. Марсонье воспринял его как неудачную шутку, отношения в лаборатории не сложились, — поморщился, посоветовал не переутомляться. После чего вышел на улицу и был сбит грузовиком, который вел пьяный американский солдат.
В тот же день на оперативной разработке материала Л.Сефешвари показал, что ему двадцать восемь лет, он не женат, в Секторе четыре года, специальность — иерархия систем. Предчувствие у него возникло абсолютно неожиданно. Во время обсуждения совместной статьи он вдруг понял, что доктор Марсонье скоро умрет. Совершенно отчетливое ощущение. Он даже увидел картинку: громыхающая машина, как носорог, подбрасывает в воздух растопыренное человеческое тело. Да, он знал, что это Марсонье… Нет, просто догадался и все… Временная привязка чисто интуитивная — трое суток… Он не предупредил раньше, потому что как-то глупо: научный работник и вообще… В последнюю минуту замучила совесть, вдруг что-то есть…
Сефешвари сделал потом около десятка предсказаний. Все на срок от пятнадцати до двадцати лет, то есть, не поддающиеся немедленной проверке. Но почти сразу же были выявлены еще семеро прорицателей. Плачек и Ранненкампф, например, пришли сами, узнав подробности о гибели Марсонье. Через сутки число их достигло пятидесяти. Оказывается, такие случаи отмечались и раньше — по разряду легенд. «Пророками» их назвал Грюнфельд, когда давал шифр первичной разработке. Не совсем верно. Предсказания касались исключительно судеб отдельных людей: момент и обстоятельства смерти. Ничего кроме. Впрочем, и этого было достаточно. Поиск велся открытым способом — информацию о «пророках» передали все зональные агентства. Десятки тысяч людей тронулись, будто подхваченные ветром. Бензиновый рев повис над международным шоссе. Пропускные пункты Комитета были опрокинуты. «Аэр-Галактика» назначила восемьдесят дополнительных рейсов. Город превратился в кипящий муравейник. Спали на мостовых, спали на чердаках и в подвалах. Пили тухлую воду из термосов. Банка собачьих консервов стоила пятьдесят долларов. Грузовики с продовольствием застряли в хаосе брошенных автомашин. Жажда узнать пересиливала все. Местная карта напечатала полный список «пророков». Редактора привлекли. Но поздно
— встали вооруженные очереди. Полиция была бессильна. Муниципалитет колебался, не решаясь запросить войска. Правительство колебалось, не решаясь их послать. Научный Комитет колебался, не решаясь принять чрезвычайные меры. Неизвестно, с чего началось. Кажется, Эрих Венцель, астрофизик из Гамбурга, предсказал ужасную и скорую смерть одиннадцатилетней девочки, дочери местного жителя. Что и исполнилось — буквально через час. Слух облетел город. Одновременно Кнудсон приговорил шестнадцать человек подряд — еще до конца года. Так или иначе, разорвалось как бомба: Пророки не предсказывают будущее, а создают его!.. Первым запылал дом Венцеля. Толпа не пропустила пожарных. Занялся весь квартал. Сам Венцель к тому времени был уже мертв. Все вдруг сошли с ума. Поджигали собственные квартиры. Выбрасывали и топтали телевизоры. Приборы вообще. Хрустела стеклянная мука. Разбивали опоры энерголиний. Город задохнулся в огне. Убивали каждого, у кого на рукаве была нашивка Научного Комитета. Погиб Кампа, погиб Левит, оба Диспенсера, погиб Рогинский — он пытался остановить вакханалию. Хольбейн вырвался чудом — раненый, ослабевший от потери крови. Он сообщил о «Бойне». Комитет уже не мог ничего решить: в Столице начался мятеж, и гвардейцы обстреливали здание Центра. Помощи не было. К вечеру горел весь город. Сотрудники лаборатории бежали в сельву. Не уцелел ни один пророк. Ревущая толпа вышибла экраны на пультах слежения за Зонами, раздробила аппаратуру и забросала мазутными факелами корпуса Биологического контроля.
- Предыдущая
- 12/16
- Следующая
