Львы Эльдорадо (сборник) - Карсак Франсис - Страница 36
- Предыдущая
- 36/126
- Следующая
— Шика, скорее аптечку!
Череп, очевидно, не был проломлен, но Стелла слишком плохо разбиралась в таких вещах. А что если у него сильное сотрясение мозга? Шика прибежала с санитарной сумкой.
Стелла промыла раны, остригла слипшиеся волосы и с облегчением убедилась, что камень из пращи только скользнул по черепу, содрав несколько сантиметров скальпа. От ожога дезинфицирующей жидкости Тераи застонал, затем открыл глаза и попытался сесть.
— Не двигайтесь! Как вы себя чувствуете?
— О моя голова! Этот гад не промахнулся! Что вы здесь собрались? Все к оружию, на стены!
— Успокойтесь! Нападение отбито.
— Помогите мне встать.
Он поднялся, шатаясь, поддерживаемый двумя кеноитами.
— Я потерял всех ихамбэ. Не мог их удержать. Когда Эенко увидел сестру на алтаре, он обезумел! И я тоже. Морщась от боли, он с усилием выпрямился во весь рост.
— Где Лаэле?
— Мертва. Я застрелил ее. Это единственное, что я мог для нее сделать!
Он погрозил огромным кулаком в сторону холма.
— Война, теперь война, всеобщая и беспощадная! Я сожгу Кинтан, а если надо — все города Кено! Разве что мне отдадут на расправу всех жрецов Беельбы, чтобы я бросил их Лео! Помогите мне дойти до моей комнаты. Стелла, займитесь обороной, у меня трещит голова, ничего не соображаю. Через час-другой мне станет лучше.
Он исчез в глубине дома, тяжело опираясь на слуг. Между деревьями появилась шатающаяся фигура, залитая кровью. Стелла едва узнала Эенко. Великий воин спотыкался, кровь лилась из его бесчисленных ран. Он приблизился, взглянул на Стеллу глазами, полными ненависти, и рухнул на каменные ступени.
— Позаботься о нем, Шика, я пойду взглянуть, как себя чувствует господин Лапрад.
Он сидел на постели, сжав голову руками, не обращая внимания на кровь, пропитавшую повязку. Заслышав шаги Стеллы, он поднял на нее глаза.
— Вы хотите знать, как это было, да? Я вам расскажу. Прекрасная получится статья для вашего грязного листка!
— Не надо ничего говорить!
— Нет, я должен все сказать, иначе я задохнусь! Через парки и по окольным переулкам мы без труда добрались до плаца. Там уже собралась огромная толпа, и ближе нам подойти не удалось. Мы затаились в кустах метрах в пятидесяти справа от храма. Тройной ряд солдат отделял толпу от их проклятого алтаря. В бинокль я видел даже ножи для жертвоприношений. Потом появились жрецы под рев труб, и толпа завопила. Привели первую девушку, распяли на алтаре и — раз! — это было быстро сделано, ей живой вспороли живот. За ней последовала вторая, третья… Я не мог вмешаться, не смел рисковать единственным и без того ничтожным шансом спасти Лаэле! Наконец появилась она. Лаэле не была, как другие, отрешенной или одуревшей от страха. Она боролась до конца, и, наверное, у этих вонючих беельбаистов навеки останутся следы ее зубов и ногтей. Когда ее хотели бросить на алтарь, я начал стрелять, уложил всех жрецов с жертвенными ножами, и мы ринулись вперед. Но между нею и нами было слишком много народа! Я видел, что нам не пробиться. Другие жрецы с ножами схватили Лаэле. И тогда я разметал гранатами всех и бросил свой боевой клич, чтобы Лаэле знала, что я здесь. Я прицелился ей в голову, и она упала замертво. Теперь оставалось только выбраться оттуда живым, выбраться любой ценой, чтобы отомстить за нее! Вот так это было. Мы вырвались. — Он замолк, потом продолжал:
— Это фанатики, Стелла! Самое отвратительное, самое страшное и самое опасное на свете — фанатики. Они убили моего отца и мать, убили Лаэле и пытались убить меня. Но меня они упустили, сволочи! И я рассчитаюсь с ними хотя бы на этой планете. Фундаменталисты, эти жалкие недоумки, живущие легендами бронзового века! Беельбаисты, воображающие, что урожай будет богаче, если они принесут в жертву девушек! Но самые худшие из всех — это ваши фанатики, Стелла! Они слепо верят, будто технический прогресс — это все, они путают науку и технику с блестящими побрякушками, они уверены, что, если земляне благодаря удаче или случаю оказались первыми в этом жалком уголке вселенной, им позволено грабить соседей и навязывать свою так называемую человеческую цивилизацию. Ради этого они готовы воспользоваться даже фанатизмом полудикарей. И они еще говорят о науке и прогрессе! Будь они трижды прокляты! В тысячу раз достойнее тот, кто придумал колесо, чем все ваши инженеры, проституирующие свой мозг, изобретая бесполезные машины или новые изощренные утехи для стареющего человечества…
Тераи с отвращением плюнул на пол.
— Они еще услышат обо мне, ваши приятели из ММБ! Они не получат эту планету… Если надо, я добьюсь объявления карантина…
Тераи заснул. Стелла тихонько вышла из комнаты. Снаружи ярко светило солнце, и парк казался таким мирным, пока между деревьями не появлялись фигуры вооруженных кеноитов. К ней подошел управляющий Мелик.
— Госпожа, как он себя чувствует? — спросил он по-французски.
— Не беспокойтесь, ему ничто не грозит. Как дела в городе?
— Там сражаются! Солдаты, верные Клону, отбиваются от сторонников Беельбы. Народ тоже разделился, и кровь льется повсюду.
— Ну что ж, пока они сводят счеты, им не до нас!
День тянулся бесконечно. Время от времени из нижних кварталов доносился яростный вой толпы. Пожары бушевали в южной и западной частях города. Лазутчики, высланные Меликом, возвращались с противоречивыми сведениями. Сторонники Клона берут верх. Нет, они разбиты. Императора убили. Нет, его видели на террасе дворца. Обмии заключил союз с Болором, подкупил его, нет, убил… Короче, все слухи, типичные для гражданской войны.
Шика сходила с ума от беспокойства: никто не знал, что стало с Офти-Тикой. Его нигде не видели с тех пор, как он вручил Тераи повеление императора. Он словно испарился.
Он появился совершенно неожиданно около пяти вечера. Большой отряд солдат поднимался по улице, и Стелла приказала бить тревогу. Но солдаты, не приближаясь к парку, заняли оборону, словно для отражения атаки из города. Когда все улицы были перекрыты, к воротам в стене подошел офицер, и она узнала Офти-Тику. Он принес первые достоверные сведения.
В городе парило смятение. Император приказал арестовать и немедленно казнить Обмии и Тераи. Часть армии отказалась повиноваться. Но на стороне беельбаистов было численное преимущество и исступленный фанатизм. Солдаты Офти-Тики отступали, осыпаемые камнями с крыш, и теперь они были окружены у дома Тераи.
— А ты, где ты был все это время? — спросил его гигант.
— С самого начала я понял, что дело плохо. Я вскочил на бирака, доскакал по северной дороге до первого поста связи и передал сообщение генералу Ситен-Кану, который командует гарнизоном Юкупа. Я объяснил ему положение и просил немедля двинуться на столицу. Кан — ярый приверженец бога Клона, и он будет здесь через два дня.
— Хорошо. Мои люди помогут твоим, и это время мы продержимся. Но даже с подкреплением Кана нас будет слишком мало, в конце концов нас перебьют. Если бы я мог дать весть ихамбэ…
Лицо капитана окаменело.
— Нет! Я твой друг, тебе это известно, но я не хочу видеть здесь ихамбэ!
— В таком случае мы погибли! Ты не хуже меня знаешь, что большинство губернаторов других городов империи будет выжидать и примкнет к тем, кто останется победителем. Не забывай также, что император — приверженец Беельбы!
— А что делать? Отдать город на милость дикарей? Нет, я не могу согласиться.
Тераи, склонившись, навис над кеноитом.
— В этом деле есть две стороны. Прежде всего — твоя. Тебе ненавистны жрецы Беельбы с их бессмысленной жестокостью. С другой стороны, у меня с ними свои счеты. Я предлагаю тебе союз, Тика. Если ты примешь его, ты взойдешь на императорский трон Кено.
Капитан едва не подскочил от изумления.
— Ты ведь из рода Офти-Траин, не так ли? Значит, ты прямой потомок императора Тибор-Тука. А следовательно, после исчезновения Ойготана и Софана ты имеешь такое же право на трон, как любой другой из твоей семьи.
— Да, пожалуй, это так. Но эти фанатики беельбаисты свели народ с ума! Он ни за что не согласится…
- Предыдущая
- 36/126
- Следующая
