Лезвие бритвы (илл. Г. Бойко) - Ефремов Иван Антонович - Страница 68
- Предыдущая
- 68/164
- Следующая
— А меня вам меньше жаль, чем, например, Флайяно?
Сандра вздрогнула, как от удара.
— Как не стыдно говорить такое? Неужели…
— Если моя любовь не подходит вам, я могу отойти!
— Андреа! — В голосе Сандры прозвучала горькая обида.
Насупившийся Андреа молчал до тех пор,пока они не поднялись к широкому шоссе, обсаженному двойным рядом дубов, вперемежку с платанами. Плач электропоездов усилился, действуя Сандре на нервы.
Она остановилась, чтобы еще раз объяснить ему, как устала от постоянных мужских преследований, от насыщенного сексуальностью и наркоманией мира кинодеятелей, от всего, что она видела за последние четыре года своей жизни. Сказать, что она мечтала об их тесной дружбе, что близость их начнется не с поцелуев, а с совместного пути в жизнь, более свободную и ясную… Но Андреа, повернувшись к мчавшейся по шоссе машине, сигнализировал ей рукой. Сандре показалось, что он обрадовался появлению такси.
— Неужели страсть так ослепляет вас,что вы ничего не видите,Андреа? — снова заговорила в такси Сандра.- Право же, в море вы были куда более чутким, настоящим рыцарем.
Лейтенант остановил ее жестом руки, предлагая сигарету. Сандра закурила, стараясь заглянуть в лицо Андреа, но тот уклонился от ее тревожных глаз. Оба молчали, напряженные и отдалившиеся. Машина мчалась уже по залитым светом улицам центра, а перед глазами Сандры стояло пустынное, темное шоссе и слышались плачущие сигналы поездов.
Такси остановилось перед гостиницей. Сандра выпрыгнула из машины, оставив лейтенанта рассчитываться с шофером, схватила ключ у дежурного и вбежала в лифт. У себя в номере Сандра бросилась на постель, вся дрожа от нервной усталости. Слезы пришли лишь некоторое время спустя. Она лежала, невольно прислушиваясь. Но ни стука в дверь, ни телефонного звонка не последовало до утра, когда Сандра, нарыдавшись, забылась крепким сном.
Солнечное утро разбудило ее, обещая новую радость, но она вспомнила события вчерашней ночи, и перед ней все померкло. Наскоро приняв душ и переодевшись, Сандра позвонила Андреа. Никто не отозвался. Сандра попросила номер Чезаре и, задумавшись, стояла с трубкой в руке, пока не услышала голос телефонистки: «Не отвечает». Оставаться в неизвестности она была не в силах. Спустившись в вестибюль,она подумала,не пойти ли ей в Ботанический сад, пока ее друзья вернутся. Портье подал ей конверт без марки. Узнав почерк Андреа, Сандра почувствовала слабость. Она ждала этого. Сандра разорвала конверт, в душе уже зная наперед содержание письма. Так и есть. Он думал всю ночь, утром простился с Леа и Чезаре и уехал в Иоганнесбург, где будет стараться попасть на первый же самолет. Сандра уловила удивленные взгляды портье и пожилого англичанина, ожидавшего в углу вестибюля. Тогда она поняла, что по щекам ее льются неудержимые слезы, и стремглав бросилась к лифту.
Чезаре, склонившись над ванной, глубокомысленно следил за выливающейся из нее водой и не реагировал на стремительное появление Леа.
— Смотри, замечала ли ты, как здесь выливается вода? Она закручивается водоворотиком против часовой стрелки!
— Как тебе не стыдно рассуждать над грязной водой, когда случилась беда?
— Что еще?
— Андреа и Сандра рассорились. Сегодня утром несчастный лейтенант прощался с нами. Мы приняли за шутку это нежное прощание, а он удрал в Иоганнесбург.
— А что же Сандра?
— Я только что от нее. Заперлась в номере, ничего не ест, глаза красные. Налицо все признаки катастрофы. Я понимаю Сандру. Андреа оказался слишком нетерпелив. Не понял, что надо дать Сандре время отойти. Вчера оба были на концерте, вернулись очень поздно. И все порвалось.
— Ну, не все,- спокойно ответил Чезаре, — опомнится. Поймет, что любить красавиц- нелегкое дело. Надо потерпеть и пострадать. Как вот я натерпелся с твоими вечными упираниями и брыканьями!
— Лгун! Но я разочарована, лейтенант оказался вовсе не рыцарем без страха и упрека… Как обидно за Сандру!
— Да успокойся ты,амазонка. Верно прозвала тебя Сандра. Сядь, подумаем. Надо не оставлять Сандру одну. Ей, должно быть, сейчас очень пусто в чужом городе.
— Ты хороший, мой Чезаре! Будем липнуть к ней, хочет она или не хочет. Мы собирались сегодня в Заповедник природы, уговори ее поехать…
От подножия Винбергского холма дорога шла через виноградники, к широким полянам между дубов на южном склоне пика Дьявола. Тяжелые гроздья в ярком солнце светились той особенной теплотой и доброй прозрачностью, какая свойственна из всех плодов земных лишь винограду. Для итальянцев было странно узнать, что остались лишь самые поздние сорта, а основной винтаж кончился в феврале, как раз во время снежных ветров и суровой зимы этого года на Средиземном море. И ощущение безмерной удаленности от родины стало общим для всех троих в этот тихий предвечерний час.Легкие рыжеватые газели и мрачные уродливые гну подходили к самой дороге, не опасаясь автомобилей. Павианы взлаивали визгливо и злобно вверху, на скалистых выступах.
Сандра подошла к изгороди,протянула руку,подзывая антилоп."Она редкость, — подумал Чезаре,- красива, как венецианка, остра, как флорентийка, умна… И почему всегда становится страшно за разносторонне совершенных людей? Боги не любят человеческого совершенства. Эта формулировка была известна еще в глубокой древности и не только в отношении людей, но и предметов искусства. Большинство замечательных творений искусства постигла гибель. Китайские фарфоровые мастера, если какая-нибудь ваза выходила особенно хорошей, нарочито неискусно охлаждали изделие, и глазурь покрывалась сеткой мелких трещин. Изделие теряло совершенство, и ему более не угрожала гибель от зависти богов. Так и с людьми». Леа потянула Чезаре за рукав и тихо сказала:
— Знаешь, я сейчас подумала, что человеку почти невозможно быть очень красивым и очень счастливым.
— Ты прочитала мои мысли,- изумился Чезаре, — я только что додумался, насколько еще плоха наша жизнь, если каллокагатия, то есть сочетание красоты телесной и духовной, о которой так мечтали в Древней Элладе, смертельно опасна для ее обладателей. А в то же время самая явная односторонность, даже дикая фанатическая узость параноиков, ведет их к успехам в жизни и к верхушкам общества и власти. Сандра права, говоря, что есть в самой основе нашей европейской цивилизации что-то болезненно неправильное!… Каковы ваши дальнейшие планы, Сандра? — спросил ее Чезаре на обратном пути в гостиницу.
Ее спокойная поза и грустная улыбка привели художника к заключению, что вопрос не окажется болезненным.
— Не знаю.Хочется скорее уехать,но…не в Каир.Может быть,поеду на пароходе, хотя плавание мне приелось. Словом, еще не придумала. Пока буду ждать, что скажет ваш профессор. Завтра у Леа консультация? Надеюсь, это последняя?
— Я не надеюсь. Столько раз уже откладывали!
— Оставайся с нами!- предложила Леа.- Только боюсь, что для тебя неестественно…
— Поверь,что мне сейчас ничего не нужно. Может быть, я устала от атмосферы непременной оценки физических достоинств,зависти,измен,обмана, соревнования в платьях и мнимо роскошной жизни- всего, что, как пена, накипает на поверхности нашего киноискусства и затягивает тебя самое. Я давно все возненавидела, может быть, потому, что мои мозги просят большего. Там вовсе не свободная богема, как кажется обывателям, а рабство, худое еще потому, что оно на очень низком уровне. Короче, мне очень хорошо здесь, с вами, и если только я не мешаю…
— Сандра, со мной ты можешь не кокетничать, все равно не скажу! Впрочем… — и Леа крепко обняла и поцеловала подругу.
В вестибюле гостиницы портье подал Чезаре листок бумаги. Художник с недоумением взглянул на проставленную в нем незнакомую фамилию, ничего не поняв из краткого объяснения на английском языке. Сандра пришла ему на помощь.
— Вам звонил какой-то профессор. Хочет встречи с вами, сегодня же вечером. Дело неотложное. Придет в семь часов. Профессор Вильфрид Дерагази, — прочла Сандра, — немец?
- Предыдущая
- 68/164
- Следующая
