Вошь на гребешке (СИ) - Демченко Оксана Б. - Страница 100

   - С тигрой я недобрал, - обжегшись об наспех скуренную папиросу, отметил Йен, выбросил окурок и помассировал подушечки пальцев. - Оно... настоящее?

   - В каком смысле?

   - В смысле жизни! Оно... во плоти, - пожал плечами Йен. - Живое. Способно причинять вред? Черт побери, леди, вы не зря начали путь с колыбели иезуитства. Я толкую то, что вроде бы не требует толкования. И ничуть не желаю узнать ответ.

   - Вероятно, не во плоти, - задумалась Черна, - ведь я пока что в себе, так мы называем состояние вне боя. Он живой, он - часть меня. Причинять вред... это его предназначение и страсть.

   - Место и время ему должны понравиться, - поморщился Йен.

   - Выплеснув его из души, я дала знать врагу, что мы близко, - пояснила Черна часть замысла. - Я охочусь на шааса по тому же методу, что ты - на своего предателя. С подсадной тигрой. Теперь вы знакомы... Вууд не сочтет врагом моего спутника, если не курить у него перед мордой, пожалуй. Он будет двигаться впереди. Так мне лучше понятна местность. И так никто не обеспокоит нас на дороге.

   - Рейхсфюрер был бы в восторге, - пробормотал Йен. - Рыжий арийский дракон на марше...

   - От вууда неподготовленные обычно бегут до того, как заметят его глазами, - отмахнулась Черна. - Поехали.

   Тварь отвернулась, встряхнулась и расправила крылья. Двигался далее вууд над дорогой, чуть изгибая тело и беззвучно скользя.

   - Как рыба... гм... в горах, - задумался Йен, нащупал портсигар, скривился и убрал. - Черна, я начинаю подозревать, что старый монах не сошел с ума, именуя тебя божьей дланью, карающим мечом и еще бог весть, как. Это слишком похоже на всемогущество. Я осведомленный прагматик. Именно собранные сведения делают меня пессимистом. Но мне вдруг показалось, что мы можем проскочить мимо большой войны.

   - Ты просто не видел шааса со свитой, он бы сразу восстановил благоразумие. По сути важнее иное: анги Нитля не участвуют в войнах людей, лишь вальзы иногда бывают посредниками в переговорах и гарантируют соблюдение условий. Это закон. Мы стоим у края, чтобы люди могли решать свои конфликты без избытка влияния тех, кто очень хотел бы влиять. Мы оберегаем границы, но не переходим их. Люди сами определяют, до какой степени здоров или болен их мир. В каждом мире - так.

   - Сэр Бернет счел бы это недурной речью специалиста в вирусологии, - предположил Йен. - Иммуно-цивилизационная теория. Черти в роли вирусов. Мне это нравится, в должной мере прагматично. Я курю, пью холодное шампанское и неосмотрительно меняю женщин, а ты, моя иммунная система, защищаешь меня, даже такого. Пока я не перейду некую черту.

   - Не ты. Все вы вместе.

   Дальше ехали молча. Йен постепенно привык к вууду и более не отвлекался от дороги. Сырость делала мрак плотным, и он обступал машину, подсовывая ухабы и камни под колеса словно бы из ниоткуда. Они возникали перед капотом, на миг высвеченные - и скрывались, чтобы сразу дать о себе знать ударом в колесо или возмущенным оханьем рессор.

   - Город рядом, - сообщил Йен, изучая зарево впереди, - и я не желаю туда попадать. Горит, чадит и грохочет... Нарыв лопнул. Скоро так азартно герр главный повар и его последователи будут жарить всю старушку Европу. Сегодня мы наблюдаем жалкий апперитив. Но скоро... Вам на обед французской говядины с кровью? Но шеф-фюрер рекомендует свежую польскую вырезку... Или вот дивный кусочек славянской грудинки. А еврейскую колбасу пусть псы грызут... в любой день.

   Вууд лег на крыло, резко прибавил и вмиг сгинул из вида. Черна откинулась в кресле и замерла, глядя сквозь ночь пустыми глазами с отчетливым рыжим блеском. Иногда она скалилась, даже рычала, и тогда Йену казалось, что истории о Дракуле исключительно наивны - эта женщина куда опаснее легендарного вампира. Хотя клыки не удлиняются и сама жажда крови пока не проявляется.

   - Туда, - указала Черна, голос звучал хрипло. - Уже все закончилось... там. Есть пустые дома, где даже не убивали. Я укажу годный. Переждем день. Вууд унюхал двух кэччи, но эти - мелкие тварюшки, а главного покуда не заметно. - Туда, правее.

   Следуя невнятным, несколько конвульсивным жестам, Йен вел машину по вымершему пригороду. Свет фар клоками выхватывал из ночи провалы темных окон, изуродованные последним криком пасти дверных проемов, рахитичные заборчики с выломанными гнилыми зубами досок. Звонко цокали под колесами патроны, глухо хрустели щепы. Лужи вдруг взблескивали темными и радужными разводами. Рассудок считывал окружающее и не анализировал, сберегая себя. Йен притормозил, добыл фотоаппарат и приладился сделать несколько кадров, морщась и проверяя, на месте ли портсигар. Впечатлительным себя он не мог счесть, но то, что прокатилось по тихому пригороду, впечатляло.

   - Тут налево и до конца улицы, - дождавшись, пока аппарат будет убран, приказала Черна. Сухо добавила: - это сделали люди, Йен, я не ошибаюсь. Но я не верю.

   Машина вкатилась в пустой двор и замерла, укрытая от дороги остовом старого сарая. Черна подхватила вещи с заднего сиденья и первая пошла в дом, сохранивший целой даже дверь. Внутри за краткое время бесхозности уже стало сыро, холодно - но умеренная благополучность еще уцелела. Без затоптанности многими сапогами, без вывернутых на пол вещей и прочих следов мародерства.

   Выбрав наугад комнату, Йен сел на кровать, позволил ногам подкоситься. Черна устроилась на полу под окном и прищурилась, рассматривая редеющую ночь снаружи. Чуть подумав, раздвинула уцелевшие занавеси.

   - Вууд видит много разного в полете, а ты знаешь то, что он рассмотрел?

   - Отчасти, - нехотя признала Черна. - Лучше б не знать. Или хуже? Есть ли смысл прятаться от того, что само ломится и кричит в голос... В плоскости люди поступают с людьми точно так, как в моем мире исподники, взяв замок. Ты не видел, а я знаю... Я ходила с иными ангами в дальний северный замок три года назад. Запад отказал им в натяжке складки, а может, просто не разобрал просьбу. Живой огонь угас. Людей рвали, люди стали - мясо... Когда мы испытываем ужас и боль, когда теряем надежду и впадаем в отчаяние, исподники питаются. Когда мы пришли, они были сыты. Когда мы ушли, они были... мясо. Мой вууд был сыт. Кого кормите вы сегодня ночью?

   Глаза воительницы блеснули и закрылись веками. Йен неловко пожал плечами. Шутить не хотелось, пояснять безумную картину своего мира сейчас, пребывая в эпицентре... Сглотнув, англичанин все же попытался, чтобы не молчать.

   - Тут много цыган и евреев. Не буду усложнять, не буду говорить о своем отношении к нациям, особенно к этим двум. Сейчас важно иное. Те и другие с точки зрения нацистов - люди последнего сорта. То есть даже не люди, так точнее.

   - Так точнее, - тихо повторила Черна.

   Оскалилась, рванулась - и исчезла. Йен даже глаза протер и сморгнул. Что за странность? Ведь сидела рядом, опираясь спиной о стену - и просто сгинула, будто её не было вовсе. Впору использовать святую воду, которую в крошечной склянке передал вместе с письмом настоятель из Монтсеррат. Мол - кто знает, с этой она стороны или все же с той, но гостья явно не от мира сего. Читалось то паническое письмо со смехом. Сейчас смотреть на пустое место и медленно расправляющиеся складки половика - вовсе не смешно...

   По ушам ударил визг, оборванный на высокой ноте. Йен метнулся в сторону, быстро выхватывая из кармана пистолет - и снова сел, звучно выдохнув сквозь зубы. Черна стояла посреди комнаты, глаза блестели рыжее прежнего. На сгибе локтя дергалась совсем тощая девочка-подросток. Глаза огромные, отчаяние течет из них и затеняет комнату, а слез - нет... ни капли. Широкая ладонь воительницы зажала рот невесть откуда взятой незнакомки.

   - Сядь там, отдышись, - буркнула Черна, заглянув в лицо девчонке. - Не ори. Хуже не будет. Некуда, вроде.

  Девчонка юркнула в угол и замерла, накрыв руками голову. Тишина аж звенела, прерываемая всхлипами судорожного дыхания. Черна снова смазалась в движении - теперь Йен следил внимательно и уловил миг, когда воительница пропала. Скоро она возникла у самого окна, сунула в угол двух совсем маленьких детей и села на прежнее место у окна, откинулась спиной на стену.