Девять месяцев до убийства - Куин (Квин) Эллери - Страница 43

— Таким образом, Холмс, — сказал я, — мы опять вернулись к тому, с чего начали.

— Так оно и есть.

— Мы вернулись к вопросу, который звучит так: почему вам послали этот хирургический набор?

— Возможно, это своего рода вызов.

— Может быть, письмо с пояснениями задержалось и придет позднее?

— Если так, то вы без труда получите ответ на свой вопрос, Ватсон, — сказал Холмс. — А потому предлагаю дать отправителю данной посылки немного времени — ну, скажем…

Тут он остановился, чтобы заглянуть в свой потрепанный справочник Брадшо, где были указаны все расписания британских железных дорог.

— …Скажем, до десяти тридцати завтрашнего утра. Если к тому времени мы не получим никаких пояснений, то отправимся на Паддингтонский вокзал и скорым поездом поедем в Девоншир.

— А почему, Холмс?

— По двум причинам. Во-первых, небольшая поездка по английской провинции именно в это время года, когда столь совершенна игра красок природы, была бы в высшей степени приятна и полезна для двух скучающих лондонцев.

— А во-вторых?

По его серьезному лицу вдруг пробежала весьма странная улыбка.

— Было бы весьма достойным и похвальным шагом, — сказал мой друг Холмс, — вернуть герцогу Шайр-скому его собственность, не так ли?

С этими словами он вскочил и схватил свою скрипку.

— Погодите, Холмс! — воскликнул я. — Вы что-то недоговариваете!

— Нет, дорогой мой Ватсон, — сказал он и быстро заводил смычком по струнам. — Но интуиция подсказывает мне, что мы собираемся впутаться в высшей степени темную историю.

Эллери оторвался от рукописи. Грант Эймз Третий наливал себе очередную порцию виски.

— Если ты будешь продолжать в этом духе, кончишь циррозом печени, — сказал Эллери.

— Старый ты зануда, — ответствовал Эймз. — Как ты не поймешь, что в данный момент я ощущаю себя причастным к мировой истории! Вот так-то, парень. Я — комедиант на великой сцене жизни!

— Ты очень хорош на ней в роли запойного пьяницы.

— Нет, ты просто ханжа и пуританин. Я говорю об этой рукописи, а ты никак не поймешь. В 1888 году Шерлок Холмс получил таинственный набор хирургических инструментов. Это был вызов, брошенный его великолепному интеллекту, и началось одно из его великих приключений. И вот три четверти века спустя другой известный детектив тоже получает некий пакет…

— Куда ты клонишь? — проворчал Эллери, который явно разрывался между рукописью доктора Ватсона и пишущей машинкой, поджидавшей его.

— Стоит нам, ведомым интеллектом современного детектива, пуститься в современные же приключения, как параллель с Холмсом станет просто идеальной. За дело, дорогой мой Эллери. Я буду твоим Ватсоном.

Эллери содрогнулся от такой перспективы.

— Разумеется, ты вправе усомниться в моей квалификации. Однако в свое оправдание я могу сказать, что самым внимательнейшим образом следил за жизненным путем учителя и наставника.

Эллери недоверчиво поглядел на гостя.

— В самом деле? Ну, хорошо, юный эрудит, вот тебе цитата: «Весной 1894 года у всего Лондона перехватило дух: у большинства от страсти к сенсациям, у верхних десяти тысяч — от негодования…»

— «…Был убит один из представителей высшего света, Рональд Адэр.» Конец цитаты, — не задумываясь, продолжил Эймз. — «Пустой дом», из «Возвращения Шерлока Холмса».

— Цитата: «С этими словами она достала маленький блестящий револьвер и несколько раз выстрелила с расстояния…

— …не более двух шагов в грудь Милвертону». Конец цитаты. «Взломщик во фраке».

— Вы сами себя превзошли, Ватсон! Цитата: «Они — разбитые, но не сломленные. Оскорбленные, но не обесчещенные».

— Конец цитаты. — Плейбой вздохнул. — Все эти попытки поставить меня в тупик — просто детская забава, дорогой Эллери. Тут ты процитировал самого себя — «Противник в игре».

Эллери хмуро поглядел на него. Все-таки у этого парня есть в голове еще что-то, кроме пышных блондинок и дорогого виски.

— Туше, туше. Полная победа. Ты положил меня на лопатки. Но мы еще поглядим. Я еще загоню тебя в угол…

— Наверняка загонишь, если будешь приставать ко мне достаточно долго. Но я тебе не дам. За дело, мистер Квин. Ты прочитал первую главу рукописи. И уже из нее ты должен сделать парочку твоих знаменитых кви-новских умозаключений — если не сможешь, я никогда больше ни у кого не зачитаю ни одной твоей книги.

— Все, что я тебе могу сказать в данный момент — рукопись, которая якобы написана Ватсоном, отличается точностью и энергичностью стиля. В ней нет никаких излишеств и стремления сделать изложение поцветистее.

— Да, до Холмса тебе далековато, дружище. Вопрос-то ведь стоит иначе: это рукопись Ватсона или нет? Да или нет? За дело, Квин! Покажи, на что ты способен.

— Ладно, помолчи, — сказал Эллери и снова углубился в чтение.

В поздние свои годы мой друг Шерлок Холмс, как я уже имел случай сообщить в другой связи, удалился от бурной лондонской жизни в Саут Даунз, чтобы там всецело посвятить себя пчеловодству. Таким образом, он без всякого сожаления оставил свою стезю детектива и предался этому сельскому занятию с той же целеустремленностью, которая позволяла ему выводить на чистую воду самых изощренных преступников мира.

Однако в то время, когда по улицам и переулкам Лондона бродил Джек Потрошитель, Холмс был еще с головы до ног горожанином. Большой город сформировал все его привычки, весь образ жизни. Все его органы чувств были отлично приспособлены для того, чтобы распознать опасности. Лондона как на рассвете, так и в сумерках. Обычная вонь какого-нибудь переулка в Сохо была способна заставить его ноздри нервно затрепетать, зато сельские весенние ветерки, приносящие с собой чудесные запахи, способны были, скорее, нагнать на него Дрему.

Поэтому я с удивлением и с удовольствием наблюдал в то утро, как он глядит на пейзажи, проплывающие за окном скорого поезда, который стремительно увозил нас в Девоншир. Он долго смотрел в окно с необычайной сосредоточенностью, а затем расправил свои узкие плечи.

— Ах, Ватсон! Свежий воздух приближающейся зимы. Сущее благодеяние для организма.

Сам я в этот момент держался иного мнения, поскольку невоспитанный шотландец, севший в поезд вместе с нами, заполнил все купе дымом отвратительной сигары, которую как раз держал в зубах. Но Холмс, казалось, не замечал этой вони. Листья за окном пожелтели, и яркие краски осени проносились мимо нас.

— Это — Англия, Ватсон. Второй Эдем. Почти что рай.

Цитата из Шекспира в устах Холмса еще усилила мое удивление. Разумеется, мне было известно, что друг мой — человек достаточно сентиментальный, хотя рациональная его натура позволяла проявляться этому лишь в очень редких случаях. Однако гордость за отечество всегда жила в душе англичанина, а Холмс в этом отношении не был исключением из правила.

Чем ближе мы подъезжали к цели нашего путешествия, тем больше с лица его исчезало беззаботное выражение. Он приобретал все более задумчивый вид.

Мы ехали сейчас среди болот — среди илистых трясин, которые, будто родимые пятна, выделялись на лике Англии. Природа будто задалась целью сделаться кулисами для нашего действия. Солнце исчезло за тяжелыми тучами, и, казалось, в этих местах царят вечные сумерки.

Вскоре мы вышли на перрон маленькой провинциальной станции. Холмс засунул руки в карманы, и глубоко посаженные глаза его засветились, как это бывало часто, когда он был занят решением какой-то проблемы.

— Помните историю Баскервилей, Ватсон? Проклятие, которое лежало на их роде?

— Ну, конечно же, помню!

— Их родовое поместье расположено здесь неподалеку. Правда, мы направляемся сейчас в противоположную сторону.

— Ну и слава богу. Эта адова собака до сих пор преследует меня во сне.

Я был немного сбит с толку. Обычно Холмс, занятый расследованием очередного дела, не замечал ровно ничего вокруг; ни одна обломленная веточка не укрывалась тогда от его взгляда, но пейзажи, открывавшиеся кругом, оставались вне поля его зрения. Столь же мало он был склонен в такие минуты предаваться воспоминаниям. А сейчас он даже нетерпеливо прохаживался из стороны в сторону с таким видом, будто уже сожалеет, что поддался минутному порыву и решил поехать сюда.