Девять месяцев до убийства - Куин (Квин) Эллери - Страница 100

— Естественно, Слоун не писал этого письма, — усмехнулся инспектор. — Но мне это совершенно все равно. Я считаю вполне возможным, что он посвятил кого-то в тайну своей родственной связи с Гримшо, взяв с него обет молчания. Скорее всего, это могла быть его жена, хотя не думаю, что очень вероятно, чтоб она написала анонимное письмо…

— К тому же миссис Слоун, по твоей теории, предупредила своего мужа о делах полиции по телефону, — дополнил Эллери рассуждения отца.

— Верно, — согласился инспектор. — Но здесь я вижу еще один выход. Может, у Слоуна был враг? Чертовски опасный, который навел нас на верный след: миссис Ври-ленд! Она написала письмо. Дело фантазии — способ, каким она узнала о том, что Слоун и Гримшо — братья. Но я спорю…

— Остановись, ты потеряешь свои деньги, папа. Тут что-то не так. Голову дам на отсечение, если… — Эллери не договорил. Оба вздрогнули, услышав телефонный звонок.

— Кто, черт побери, звонит в такой нехристианский час? — воскликнул Старик — Алло! О! С добрым утром, да, прекраснее не бывает. А теперь марш снова в постель. Работа по ночам — просто яд для симпатичных девушек… — Улыбаясь, он положил трубку.

Эллери вопросительно поднял бровь.

— Уна Ламберт. Она полагает, что почерк, которым написано имя на клочке бумаги, — явно почерк Халькиса.

Это известие, казалось, не обрадовало Эллери, настолько оно усиливало позиции инспектора.

— Бог мой, просто не могу поверить, что ты печален из-за того, что все дело закончено. Слоун мертв, а стало быть, мертв тот партнер, который знал об истории с украденной картиной Леонардо. Все это останется полицейской тайной. Мы заставим Джеймса Дж. Нокса вернуть украденную картину в музей Виктории.

— Ты получил ответ на свою телеграмму?

— Ни слова. — Инспектор нахмурил лоб. — Не понимаю, почему не отвечает музей.

Эллери помолчал. Он взял дневник Слоуна и снова перелистал страницы.

— Видишь ли, папа, — сказал он наконец. — Это верно — при поверхностном взгляде вся вина ложится на Слоуна. Но меня смущает именно то, как много улик и как хорошо они согласуются между собой. При более внимательном рассмотрении я наталкиваюсь на некоторые маленькие промахи, которые нарушают всю эту гармонию и выводят меня из равновесия. Например, здесь…

Он поднял дневник и показал его отцу. На левой стороне, где были сделаны последние записи, стояла дата: воскресенье, 20-е октября. На правой стороне, где значилось: понедельник, 11-е октября, было пусто.

— Как видишь, в ночь, которая сыграла роковую роль в жизни Слоуна, не было сделано никаких записей. Я кое-что понял из этого. Я внимательно изучил духовное содержание этого дневника. Из него следует, что Слоун был человеком необычайно обостренной чувствительности, человеком, который любил копаться в каждом малейшем движении души. Прежде всего он считал исключительно важными некоторые любовные переживания и описывал их во всех деталях и частностях, осмотрительно не называя имен своих партнерш. Вот я тебя и спрашиваю, — воскликнул он, — вероятно ли, может ли такое быть, чтобы человек, который драматизирует любое малейшее переживание, не коснулся самого важного и тяжелого шага в своей жизни — а именно решения свести счеты с жизнью только для того, чтобы избежать болезненных признаний?

Инспектор встал и положил руку на плечо Эллери.

— Звучит убедительно, мальчик мой, но ничего не доказывает… Кончай ломать себе голову, отправляйся спать.

Эллери прожил всю последующую неделю словно в тумане. Единственным утешением, которое поддерживало его в жизни, был, странным образом, тот факт, что Гильберт Слоун умер быстро и неожиданно. С этой стороны и стал потихонечку развеиваться туман.

Это началось с невинного маленького события, случившегося во вторник девятнадцатого октября, вскоре после полудня. В полицейском управлении появилась миссис Слоун в траурном платье и попросила пропустить ее к инспектору Ричарду Квину, потому что она должна сообщить ему нечто важное.

Инспектор был один, когда ее впустили к нему. Он подвинул ей стул, и она сразу взяла быка за рога.

— Мой муж не был убийцей, инспектор, — сказала она дрожащим от возбуждения голосом.

Инспектор вздохнул.

— Но факты, миссис Слоун…

Кажется, она не обратила на это никакого внимания.

— Я требую справедливости, слышите, инспектор! воскликнула она. — Скандал сведет нас в могилу, меня и моего сына.

— Но, мадам, ваш супруг сам себя казнил. Пожалуйста, подумайте все-таки о том, что его самоубийство…

— Самоубийство! — вскричала она в гневе. — Вы что, все слепые? Самоубийство! — голос ее задрожал, она еле сдерживала слезы. — Моего бедного Гильберта убили, и никто… никто…

Она зарыдала не в силах больше говорить.

Видеть это было тяжело. Инспектор отвернулся к окну. Потом сказал:

— Пока это просто ваше предположение, которое требует доказательств, миссис Слоун. У вас есть доказательства?

Она взвилась.

— Женщине доказательства не требуются! Я просто знаю, и все…

— Дорогая миссис Слоун, — сухо сказал инспектор, — я необычайно сожалею, но если мне не представляют никаких доказательств, исходя из которых можно было бы заподозрить кого-то в убийстве, я связан по рукам и ногам. Дело закончено.

Она встала и молча покинула кабинет.

На поверхностный взгляд этот досадный инцидент не имел ровно никакого значения. Тем не менее он повлек за собой целый ряд важных событий. И много лет спустя Эллери говаривал, бывало, что это дело так и сдали бы в архив, если бы инспектор не рассказал ему за ужином о визите миссис Слоун. Эллери сразу же разволновался.

— Вот как. Значит, она тоже считает, что Гильберт Слоун был убит, — сказал он потрясенно. — Очень интересно.

— Да, интересно следить за бабьей логикой. Ее просто невозможно было убедить.

Старик хохотнул и, как видно, ждал от Эллери слов согласия.

Эллери спокойно ответил:

— Мне кажется, ты недооцениваешь это дело. Я целую педелю просидел сложа руки, но сейчас я начну действовать.

На следующее утро, сразу же после завтрака, Эллери отправился на 54-ю улицу. Вилла Халькиса как будто опустела. Только после долгих звонков из-за двери донесся голос:

— Кто там?

Потребовалась уйма терпения и незаурядное искусство убеждения, пока Уикс открыл дверь, чтобы тут же захлопнуть ее за непрошеным визитером.

Миссис Слоун, как видно, забаррикадировалась в своих покоях наверху. Уикс не переставал рассыпаться в извинениях и сожалениях, утверждая, что ее абсолютно ничто не подвигнет принять мистера Квина.

Эллери, однако, не позволил долго кормить себя баснями. Он поблагодарил Уикса, но тем не менее направился по лестнице на второй этаж. Уикс сразу пал духом, растерянно поглядел ему вслед и бросился сопровождать его, заламывая руки.

План, которым воспользовался Эллери, чтобы получить доступ в гостиную миссис Слоун, был достаточно прост. Он постучал и в ответ на ее возглас: «Иу, кто там еще?» сказал, таинственно приглушив голос:

— Тот, кто не верит, что Гильберт Слоун был убийцей.

Дверь распахнулась, и миссис Слоун предстала на пороге, учащенно вздымая грудь и устремивши нетерпеливый взор на Эллери. Но стоило ей узнать визитера, как разочарованные ожидания обернулись припадком негодования.

— Вы обманщик и негодяй! Я не желаю видеть вас больше! — закричала она.

— Вы несправедливы ко мне, миссис Слоун, — мягко возразил Эллери. — Я не обманываю вас. Я говорю совершенно искрение.

В конце концов лед ее негодования удалось растопить. Она вздохнула и сказала:

— Извините меня, мистер Квин, я была немного не в себе… Входите.

Эллери положил шляпу и трость на письменный стол.

— Позвольте мне сразу же приступить к делу, миссис Слоун. Голые догадки ни к чему нас не приведут. Я намерен еще раз провести расследование по этому делу от начала и до конца, вплоть до самых туманных его аспектов. Но для этого мне нужно ваше полное доверие.