Версальская история - Стил Даниэла - Страница 47

• Предыдущая
• 47/144
• Следующая

— И все равно я приеду!

— Нет, ты не приедешь, — с неожиданной твердостью возразил он. — Не делай глупостей, Шарлей.

— Нет, приеду! И перелезу через твои дурацкие ворота!

Это для меня раз плюнуть!

— Тебя задержит полиция, а я уверен, что ты этого не хочешь. Ложись-ка лучше спать, детка, а завтра мы обо всем поговорим, — сказал Куп, стараясь говорить как можно убедительнее. Он хорошо знал: бесполезно выяснять отношения с женщиной, когда она пьяна и взвинчена.

— Поговорим о чем? О том, как ты изменил мне с Ритой Вейверли? — переспросила Шарлен.

— Мои дела тебя совершенно не касаются, — возразил Куп, чувствуя, как и в нем начинает нарастать раздражение. — К тому же слово «измена» подразумевает определенные обязательства с обеих сторон, а ведь мы ничего не обещали друг другу, не так ли? А теперь давай все-таки отложим наш разговор. Спокойной ночи, Шарлей, — решительно закончил он и дал отбой. Его телефон тотчас зазвонил снова, но он не стал отвечать, переадресовав вызов на «голосовую почту». Тогда Шарлей попробовала его домашний номер.

Она звонила по нему на протяжении еще целого часа, и в конце концов Куп выключил аппарат. Он терпеть не мог женщин, которые считали его своей собственностью и пытались устраивать сцены. Пожалуй, решил он, поднимаясь в спальню, Шарлей пора исчезнуть из его жизни. Жаль, что с ним больше не было Лиз — она прекрасно умела улаживать подобные проблемы. Сам Куп плохо представлял, с какого конца следует подойти к этому деликатному вопросу. Если бы Шарлен была дорога ему и что-то для него значила, он бы послал ей бриллиантовый браслет или какую-нибудь другую симпатичную вещицу, но она пробыла с ним недостаточно долго, чтобы заслужить подобный подарок. Более того, такой жест с его стороны мог только поощрить ее к дальнейшим активным действиям, а этого нужно избежать во что бы то ни стало. Шарлей принадлежала к тому типу женщин, с которыми нужно прекращать отношения сразу, в противном случае отделаться от нее будет очень нелегко.

И все-таки жаль, думал Куп, засыпая, что Шарлен устроила ему сцену ревности. Если бы не это, он продержал бы ее рядом с собой еще некоторое время, но после сегодняшнего скандала она должна исчезнуть немедленно. Решено, больше он не будет иметь с ней никаких дел.

— Прощай, детка, — сонно пробормотал он, прислушиваясь, как надрывается оставленный им на первом этаже сотовый телефон. — Мы больше не увидимся.

На следующее утро, когда Палома принесла ему в спальню поднос с завтраком, Куп намекнул ей насчет Шарлен.

— Если девушка позвонит, — сказал он, — будь добра, скажи ей, что меня нет, понимаешь? Даже если я дома, скажи, что я уехал на съемки.

Палома, прищурившись, молча разглядывала его. За последнее время Куп научился видеть ее глаза даже сквозь солнечные очки, хотя в этом и не было особой необходимости. Лицо выдавало все, что она думала, а в каждом жесте сквозили неодобрение, презрение, сдерживаемая ярость. В разговоре с друзьями Палома называла Купа не иначе, как «этот грязный старикашка».

— Вы ее больше не любите? — спросила она наконец. Палома давно не разговаривала с ним на ломаном английском, но у нее в запасе было бесчисленное множество других трюков, с помощью которых она могла вывести его из состояния душевного равновесия. У Купа даже складывалось впечатление, что Палома проделывает это из спортивного интереса, просто для того, чтобы лишний раз его позлить.

— Дело не в этом, — терпеливо ответил он. — Просто наш маленький роман закончился. Понимаешь?

Это было унизительно. Ни Лиз, ни кому-то из его старых горничных Купу не приходилось объяснять, что он сделал и почему, но Палома, похоже, была исполнена решимости сражаться на стороне всех девушек, которых, как она считала, он «обидел». В ее лице весь слабый пол обрел решительную и бескомпромиссную защитницу.

— Роман?.. — презрительно уточнила Палома. — Вы хотите сказать, что больше с ней не спите?

Куп поморщился.

— Именно это я и хочу сказать, Палома. Так что, пожалуйста, не соединяй меня с ней и не зови меня к телефону. — Сказать яснее Куп просто не мог. Он не сомневался, что на сей раз Палома поняла его правильно, но меньше чем через полчаса она доложила, что ему звонят.

— Кто звонит? — рассеянно переспросил Куп. Он только что прикончил яйца «в мешочек», так густо посыпанные перцем, что во рту у него все горело, и читал новый сценарий, присланный одной из студий с утренней почтой, надеясь, что в нем найдется для него подходящая роль.

— Я не знаю. Похоже, чья-то секретарша, — пожала плечами Палома, и Куп взял трубку.

Это была Шарлей. Она истерически рыдала и утверждала, что они должны немедленно встретиться. Она даже сказала, что, если они не увидятся, у нее будет нервный срыв, и Купу потребовался почти час, чтобы ее успокоить. Одновременно он пытался втолковать Шарлей, что их отношения зашли в тупик и что им обоим будет только полезно, если некоторое время они не будут встречаться. Куп не сказал ей, что всю свою жизнь он старался избегать подобных осложнений и что видеться с ней снова он не собирается.

Когда он наконец счел возможным положить трубку, Шарлен все еще плакала, хотя и не так бурно, но тут Куп ничего не мог поделать.

Закончив разговор, он — как был, в пижаме — отправился разыскивать Палому.

Разъяренный Куп нашел ее в гостиной, где она пылесосила ковер. На ней были новенькие ярко-красные пушистые тапочки и неизменные солнечные очки в ядовито-малиновой оправе. Как и следовало ожидать, они были украшены крупными фальшивыми бриллиантами. За шумом пылесоса Палома не слышала ни слова из того, что он ей говорил, и в конце концов Куп в бешенстве выдернул шнур из розетки. Пылесос в последний раз взвыл и затих, и Палома удивленно воззрилась на Купа, который стоял перед ней, уперев руки в бока, и зло смотрел на нее.

— Что случилось? — осведомилась Палома самым невинным тоном.

— Что ты себе позволяешь? — проорал Куп. — И не говори мне, что ты не знала, кто звонит! — Он очень редко выходил из себя, но Паломе одной из немногих удавалось разбудить в нем худшие свойства его характера. Сейчас Купу больше всего хотелось задушить ее, а заодно и Эйба, который уволил всех нормальных слуг и оставил его один на один с этой сальвадорской очковой гадюкой. Все теплые чувства, которые он начинал испытывать к Паломе, теперь исчезли. Она была для него врагом, и Куп не намерен был ее щадить.

• Предыдущая
• 47/144
• Следующая