С утра до вечера - Акимушкин Игорь Иванович - Страница 42

Заметили также, что химический сигнал тревоги, поданный, скажем, пескарем, пугает и других родственных ему рыб. Голавлей, например, или подустов. Чем дальше родство между рыбами, тем хуже они «понимают» друг друга.

Продолжая исследования, установили, что пескари отлично различают запахи пятнадцати видов рыб. «Нюхом» они узнают даже разных рыбешек своей стаи. Понятно, что запах щуки пескари изучили лучше всякого другого.

Если затянуть пипеткой немного воды из бака, в котором сидит щука, и капнуть в аквариум с пескарями, то эти несколько капель влаги произведут эффект разорвавшейся бомбы. Пескари, сраженные ужасом, попадают на дно и замрут здесь словно неживые. Их странная реакция вполне объяснима: ведь щука бросается в погоню за всем, что движется и блестит, но мало обращает внимания на предметы неподвижные.

Осьминоги тоже врагов распознают нюхом. Мак-Гинити, американский океанолог, выпустил из пипетки около спрута капельку воды: он засосал ее в другом аквариуме поблизости от зубастой мурены — злейшего врага осьминогов.

Спрут поступил соответственно имитированной ситуации: испугался, побагровел и пустился наутек.

Вы это не раз видели: змеи (и ящерицы) все время «мигают» своим языком. Он то выскакивает у них изо рта, то снова прячется в рот. Так они обнюхивают все вокруг. На нёбе у змей — небольшая слизистая ямка. Это обонятельный, так называемый якобсонов орган. Высунув язык изо рта, змея тут же втягивает в рот и прижимает его кончик к обонятельной ямке на нёбе. Можно сказать, что языком она берет пробы воздуха и подносит их к своему нёбному дегустатору, чтобы определить, чем они пахнут. Дегустатор этот не такой тонкий, как, скажем, у собаки, но все же неплохой. Ужалив мышь, змея ползет за ней по следу: значит, чует след.

Саламандры, тритоны и черепахи быстро узнают запах раздавленного дождевого червя (и в воде, и на суше).

Часто говорят и пишут, например в учебниках, что у птиц нет обоняния. Однако экспериментаторы в последние годы доказали, что если это и верно, то не для всех птиц.

Я уже говорил, что бескрылый киви чует запахи отлично. У него даже ноздри, чтобы лучше обонять червей в земле, с основания клюва переместились на его конец.

Азиатские грифы, по-видимому, ничего не чуют. Они не могут найти падаль, прикрытую бумагой или простыней. Но грифы американские задачу эту решают без труда. Дело в том, что первые высматривают «пахучую» добычу с высоты, целиком полагаясь на свои зоркие глаза. Вторые же глазам не доверяют, так как живут в джунглях, а там с воздуха сквозь густые кроны деревьев никакой падали все равно не увидишь.

Хорошее обоняние у синиц и уток. Утки находят мясо под снегом, чуют и охотника, если он подходит по ветру. А синица лазаревка некоторые запахи узнает не хуже человека.

Но, конечно, самое тонкое чутье у зверей. Мы даже и представить себе не можем, сколь полную и совершенную информацию об окружающем мире получают животные с его помощью.

У собаки, например, на некоторые запахи обоняние в миллион раз чувствительнее, чем у человека. Собаки чуют даже, как пахнет поваренная соль или хинин. Если растворить щепотку соли в ведре с водой, и тогда они почуют ее запах. Человека же чуют за 60 метров, а куропатку — за 50.

И собака здесь совсем не чемпион, многие дикие животные не уступают ей. Лоси и кабаны чуют охотника шагов за пятьсот, правда по ветру. Косуля — метров за пятьдесят.

Органы чувств обеспечивают животным, так сказать, превентивную, то есть предупредительную, оборону. Это их разведчики. Но когда враг замечен (учуян или услышан), животные, подпустив его на известное расстояние, обычно удирают. Эту критическую дистанцию, ближе которой неприятеля не подпускают, зоологи называют «расстоянием бегства». У разных животных и в разных условиях оно не одинаково. У малых — меньше, у крупных — больше. Но имеет значение также, какой враг, откуда, где и как он приближается. Заяц, например, от лисицы, волка, куницы убегает заранее. Но когда заметит в небе ястреба, не бежит, а затаивается. Поэтому и человека он близко подпускает, но вскоре заячьи нервы не выдерживают, он срывается и выскакивает часто почти из-под самых ног. Для зайца человек слишком высок, и мозг длинноухого автоматически реагирует на охотника, как на врага в высоте. Эта автоматика, которую создала эволюция задолго до изобретения людьми огнестрельного оружия, сейчас уже сильно устарела и губит многих зайцев, слишком близко подпускающих к себе охотников.

Там, где на животных люди не охотятся, дистанция бегства (перед человеком) у них небольшая. И может совсем даже ее не быть. Например, у пингвинов в Антарктиде или даже у медведей, львов и антилоп в заповедниках. Некоторые животные, обитавшие на безлюдных островах, все до одного поплатились жизнью за то, что были слишком доверчивы, не считали людей врагами и не бежали от них.

В Праге, на набережных Влтавы, пишет Зденек Веселовский, дикие утки, обычно очень осторожные, так осмелели, что берут даже хлеб из рук людей. Потому что здесь никто их не убивает, и они быстро к такому порядку приспособились. Но та же «ручная» дикая утка, улетая вечером кормиться за город, ближе двухсот метров не подпустит к себе никого. Здесь люди охотятся на уток, значит, нужно держаться от них подальше.

Доказано, что птицы с рождения знают, кто им друг, а кто недруг. Вернее, они знают, как враг их выглядит (правда, весьма приблизительно). Этологи, изготовив множество всевозможных моделей — круги, квадраты, эллипсы и силуэты хищных и нехищных птиц, — убедились, что новорожденные птенцы боятся только макетов с длинным хвостом, широкими крыльями и короткой головой, как у ястреба и коршуна. Если такой макет тянуть по проволоке хвостом вперед (он похож тогда на утку), птенцы не прячутся. Но когда скользит он, как положено, — головой вперед, они замирают или в панике убегают, если могут бегать.

В общем, дистанции бегства у разных животных приблизительно таковы: у ужа — 2 метра, у болотной черепахи — 15, у серебристой чайки — 20 (перед человеком) и 30 (перед собакой), у марабу — 20, у пеликана — 50, у страуса — 150, у жирафы — тоже 150 (перед человеком) и 25 (перед автомобилем), у антилопы куду — 200, а у дикого осла — 350 метров.

Дрофа же, если вовремя заметит опасность, удирает и за пятьсот метров.

Как быстро бегают животные, всем известно. Копытные звери: антилопы, зебры, дикие ослы — 50–70 км в час. Но чемпион-спринтер в мире четвероногих — гепард: 100 км в час!

Латы изобрели не рыцари: за миллиард лет до того, как стали разъезжать по пыльным дорогам Европы закованные в железо воины, природа одела уже многих своих детей в прочную броню. Правда, не стальную, а известковую, кремневую, костяную, роговую и даже «сахарную». Ведь хитин, из которого построены панцири раков, пауков и насекомых, — это полисахарид, то есть вещество, состоящее из множества молекул простейшего сахара, вроде глюкозы (но с азотом!). Больше 90 процентов всех видов животных одеты в более или менее прочную броню.

Нет ни одной большой зоологической группы, в которой не было бы своих броненосцев. Только птицы — им ведь летать надо — никогда не носили доспехов. Все другие — от одноклеточных амеб до млекопитающих зверей — имеют своих рыцарей.

Оружейное искусство достигло высшего мастерства в XV веке. Тогда все изящно и тонко отделанное железо, которое рыцарь надевал на себя, — все эти наплечники, наколенники, локотники, рукавицы, шлемы, кирасы, забрала — весило… 60, а то и 80 килограммов! Притом все железки были так тонко пригнаны друг к другу, что закованный в стальной футляр воин не только в них ходил и в седле сидел, но и мечом махал. Правда, если он с лошади падал, то не мог уже без чужой помощи на нее снова сесть.

Но взгляните на рака: броня его — копия рыцарской. Такие же хитроумные и отлично пригнанные друг к другу щитки. И даже кираса на груди! А как давно все это было изобретено — почти миллиард лет назад. Правда, сначала у предков раков-трилобитов панцирь был несколько попроще, чем у омара или лангуста, но все-таки уже был.