Дорожные байки: 40 приключений в дороге и дома (СИ) - Кротов Антон Викторович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/32
• Следующая

Одни говорили "Спасибо!", а другие — нет-нет да и сунут 100 руб. престарелому вольному путешественнику. "Работаю поздравляльщиком", — говорил он. Кстати, не только среди продавцов, но и даже среди поздравляльщиков на Поклонной горе существует нездоровая конкуренция и бригада «своих». Но это к слову.

Старик оказался ещё и бабником. Встречая «девиц» 60-65-летнего возраста, он ухаживал за ними, фотографировался, потом показывал всем свои фотографии: "Это мои девушки!"

Мой адрес деду дал Костя Шулов. (Тот с ним как-то в Питере познакомился.) Впервые дед появился у меня проездом из Крыма на Петербург — и всех на вписке удивил. Конечно, я по голосу в телефоне предполагал, что это человек не юный, но я не думал увидать такого бронтозавра 1926-го года выпуска. Всех на вписке он удивил тогда своей болтливостью и весёлым видом.

Прошло некоторое время. И вот в конце 2002 года дед опять всплыл — но при иных обстоятельствах. В очередной визит в Москву на деда напали грабители у Ярославского вокзала, между путей, когда он шёл к своим знакомым локомотивщикам в депо. (Благодаря почти 60-летним связям с работниками ж.д. транспорта, дед умел уезжать на электровозе прямо с вокзала. Приходил в депо, общался, и из депо уже выезжал локомотив с дедом в задней кабине, и прицеплялся к поезду.)

Так вот, дед пострадал, не дойдя до депо. Бандиты в количестве 4-х чел. напали на старика, разбили голову, отобрали документы, деньги (300 руб.), мобильный телефон (который незадолго до того деду впарил К.Шулов), удостоверение ветерана войны, сумку с китайскими стельками и какой-то журнал «Фото-наслаждение». В сумерках дед дополз до депо, где ему вызвали «Скорую» и отвезли в Склифософскую больницу.

И вот из этой больницы дед и звонил. Первое время он не вставал, а потом как встал, так решил сбежать, точнее самовыписаться из больницы. При этом он утащил из больницы какое-то длинное пальто (его собственную куртку украли бандиты). Вместе с дедом мы пошли в милицию, составлять заявление. Но нападение бандитов, утрата вещей, черепно-мозговая травма, и 2 недели, проведённые в больнице, плохо отразились на разуме деда. Сидя в милиции (привокзальное отделение близ Ленинградского вокзала), дед думал, что все вещи, проходящие мимо его носа — бывшие его.

— Это моя куртка! точно моя! — воскликнул он, когда мимо проходил человек в кожаной куртке. — Это мой пакет! мой пакет! — когда кто-то мимо прошёл с пакетом.

Пока милиционер медленно, одним пальцем, печатал справку для деда, тот успел утащить с милицейского стола пару ручек, несколько листов чистой бумаги, скрепки, скотч и ещё какие-то мелочи, размещая их в карманах украденного из больницы пальто. Наконец я пресёк дедную попытку утащить у ментов стакан.

— Хороший стакан, всё равно им не нужен, а у меня кружку украли, — оправдывался дед. Пришлось отодвинуть стакан подальше.

Наконец, справку напечатали. Мы сходили на вокзал, купили-таки билет по льготной цене (в локомотиве травмированный дед уже ехать не хотел) и попрощались. Дед отправился в Петербург, где его пригрела одна из его "девиц"-пенсионерок. Надеюсь, что со временем к нему вернётся его природный оптимизм и самоходные свойства, и мы вновь увидим его на вписке.

Термин «самоходность», "самоходные свойства" появились в лексиконе мудрецов АВП семь лет назад. В июне 1997 года у нас была поездка на Кольский полуостров — самая маленькая из Больших экспедиций АВП (или — самая большая из маленьких). А дело было так.

Мы отправились на Кольский полуостров втроём: я, Андрей Винокуров и Катя — с тех пор называли её "Катя Кольская". Собирались доехать автостопом до Умбы или дальше, докуда будет транспорт, и далее пройти пешком по Южному берегу Кольского п-ова, до деревни Пялица или другой какой, — и уплыть оттуда в Архангельск на пароходе «Юшар», знакомом мне по Соловецкой поездке 1994 г. Тогда этот пароход ходил из Архангельска регулярно в три стороны — на Соловки, в Мезень и на Южный берег Кольского п-ова, — в каждом направлении раза два в месяц. Ещё какой-то пароход ходил из Мурманска в Архангельск и назад, также обходя деревни побережья. Точного расписания мы тогда не знали.

Стрелка была назначена в Кандалакше — первом крупном городе Мурманской области (если ехать с юга). Ехали мы отлично, июнь, север, белые ночи; Винокуров ехал отдельно; я — в паре с Катей. Ещё при прохождении Лодейного Поля — объездной дороги тогда ещё не было — обнаружилось, что Катя плохо ходит. Я заранее предупреждал её, что нужно будет много ходить, но Катя уверяла, что легко проходит за день 40 км. И вот, пока мы шли через Лодейное (оно же Злодейное) Поле, Катя начала подавать признаки несамоходности. К чему это приведёт, я тогда ещё не знал.

Дальше была трасса на Петрозаводск и Сегежу; грузовик с молоком и кефиром на Кандалакшу; пьяные водители, закрывшие нас в кузове; разговоры об авариях и поведении в случае аварий; наконец, мы и впрямь попали в аварию, причём очень серьёзную, машина слетела с насыпи, перевернулась, кузов сплющился и нас закопало в кефире; пьяный водитель валялся, выпав из кабины, рядом. Оказалось — жив, но пьян. Ободранные и обкефиренные, мы с Катей устопились в посёлок Пушной, где приводили себя в порядок (стирали и зашивали одежду) на вписке у старого пьяного карела; и наконец на другой день въезжаем в Кандалакшу, где нас уже пол-дня ожидает Винокуров.

Дальше был автостоп на Умбу; незаходящее июньское солнце; редкая северная тайга слева, море справа; попытки сварить суп на морской воде (часть варева даже удалось съесть); последний июньский снег в расселинах и оврагах и первые июньские комары; автостоп в Кашкаранцы и пешеходное попадание в Варзугу, старинное поморское село, предпоследний оплот цивилизации на маршруте. На другой день — мы опять шли пешком — нашему взору открылась настоящая песчанная пустыня, пустыня на Полярном круге, исполосованная следами от когда-то проехавших машин, и телеграфная линия за горизонт. Удивительное зрелище, чем-то напоминающее Судан — но не был я тогда ещё в Судане, и сравнивать тогда я не мог — эти две пустыни, арктическую и тропическую.

Через 18 километров после Варзуги мы пришли в Кузомень, это вообще последняя точка, куда можно приехать на машине, не замочив кабину и колёса. Машины сюда ходят — одна в день; пока мы шли, проехала одна, ("Урал"-бензовоз), нас не взяла. И вот эта одна машина в день и оставляет такие следы, которыми исполосована вся пустыня: «дорога» пол-километра шириной.

Пустыня рукотворная: местные говорят, что когда-то здесь была обычная земля, редкие лиственницы, мох, лишайники, но люди своими попытками земледелия уничтожили тонкий слой северной земли и обнажили песок под ним. Остатки мха унесло ветром, и пустыня ежегодно расширяется. Говорят, что и Сахара тоже рукотворная, только там причиною стада, которые древние люди пасли на тропических древних лугах.

После Кузомени идти было некуда: путь преградила река. Да, кстати, мы узнали, что теплоход «Юшар» уже давно не ходит — его списали и продали в металлолом пару лет назад. Однако, из деревень по маршруту ходит самолёт в ближайший райцентр, город Умбу. Кстати, от Умбы до Кандалакши — 100 километров и асфальт; а вот восточнее Умбы асфальтом и не пахнет.

Двое ребят лет двенадцати, на лодке, перевезли нас на другой берег реки. В подарок им мы вручили экземпляр "Практики вольных путешествий" (оранжевое издание 1997 г). Интересно, какова судьба этой книги? сохранилась ли? А ребята, наверное, уже выросли и "сделали ноги" из родительского дома, в Мурманск или иной центр цивилизации.

На другом берегу реки Варзуги, если верить карте, находится посёлок Усть-Варзуга. Реально там всего один житель, пожилой человек. Объяснив ему свою сущность, мы получили разрешение переночевать в одном из пустующих домов.

Самое интересное на этом берегу — именно эти пустующие дома, рыбацкие избы-вписки. Они стоят через каждые пять километров, не запертые.

• Предыдущая
• 5/32
• Следующая