Сотовая бесконечность - Вольнов Сергей - Страница 4

• Предыдущая
• 4/132
• Следующая

Не сегодня!

«Нет, нет, нет, не сейчас!» – Одна и та же мольба возникла в головах двадцати семи выпускников и выпускниц пятого взвода. Никто из них не желал другу и товарищу столь ужасного бесчестия…

Срезаться в день, которого все они, выжившие в прямом и переносном смыслах (пятьдесят мальчиков и девочек в возрасте от десяти до тринадцати лет насчитывало подразделение в момент формирования), ждали чуть ли не полжизни…

«У него осталось ещё восемь… пять секунд… три, две…»

Хоровая молитва не была услышана.

Утренней перекличке, без паузы переходящей в торжественное построение по случаю очередного ВЫПУСКА, предстояло начинаться вовсе не по плану. По уже сложившейся традиции первым пунктом выпускной церемонии значилось персональное чествование «главного виновника» торжества, символически представляющего всех остальных выпускников и выпускниц.

Номера Один на курсе.

Но его-то как раз в строю и не было.

Отсутствовал лучший из всех.

Лучший не потому, что сын Первейшей и Героя. Заслуженно лучший. Выстраданно. Впрочем, и потому что сын – тоже. Наследственность у него безукоризненная, что ни говори. Боевые гены. С обеих сторон, локосианской и земной…

В одну минуту девятого двадцать семь братьев и сестёр по оружию, лихорадочно перебрав возможные причины его неприсутствия в строю, единодушно пришли к обескураживающему выводу: Лучшего Выпускника загребли полицейские. Из присущей «униформированным» вредности – именно сейчас.

Отчаянно не хотелось верить, что капризная удача отвернулась от него именно сегодня, но подобный вывод был неизмеримо более вероятен, чем обморок от волнения за несколько минут до вручения офицерских «звёздочек».

Никто не мог пожаловаться, что немалый отрезок жизни подрастающей военной элите довелось провести в казарменно-тюремных условиях. Звания предпочитали присваивать полноценным личностям, а не солдафонам с одной извилиной. Печальный многовековой опыт офицерского корпуса и генералитета Земли был проработан, обобщён; люди, формировавшие Академию, сделали соответствующие выводы…

Академия не ставила целью сотворить из будущих высших офицеров тупых биороботов, ограниченных исключительно выполнением функций, непосредственно относящихся к военной службе. Часы отдыха имелись, увольнения с правом выхода за территорию и встреч с семьями также. В пределах Академии разрешалось делать то, что не запрещал внутренний устав, за пределами – всё, что не выходило за рамки цивильных законов. Во «внешнем» мире в свободное от учёбы-службы время курсанты могли вести себя как заблагорассудится, в особенности старшие. Конечно, при условии, что у гражданских не появятся обоснованные претензии… Командование не щадило тех, кто приводил «на хвосте» полицию, и безжалостно сдавало их. Если у курсанта не хватило ума совершить проступок тихонько, не оставляя следов, то он вряд ли быстро сообразит, как выкрутиться из сложного положения в реальной боевой обстановке.

Никем не предвиденная, тягостная, недоумённая пауза, возникшая вместо традиционного мгновения славы Лучшего Выпускника, гордости Академии, гнетущей тишиной заполнила огромный овал плаца…

Как здорово, что он эту ревущую тишину не услышал!

На плацу он сейчас стоять не мог. Вообще стоять не мог. Не потому, что опаздывал, или обеспамятел, или оказался в лапах стражей гражданского правопорядка. Просто потому, что бежал.

За пяток шагов от проёма арки «Т», через которую взводу «0-05» по установленному порядку предписывалось являться в зал, его остановил приказ, отданный напрямую в мозг. Аппаратура ментальной связи в пределах Локоса продолжала действовать исправно, как и ближние планетарные переходы. К одному из порталов, смонтированных в главном комплексе Академии, и требовалось немедленно прибыть.

Приказ по определению требует безотлагательного исполнения. Что бы исполнитель ни думал по поводу «своевременности».

Без трёх минут курсант затормозил на полном ходу, следуя поступившей инструкции, чётко развернулся на сто восемьдесят градусов и скользнул вдоль стены коридора против течения спешащих курсантов, стремившихся поскорее занять свои места.

Инструктаж велел отомкнуть неприметный лючок, расположенный в одной из рекреационных ниш за пышным деревцем, растущим прямо из пола. Он открыл, нырнул, закрыл за собой. Узкий туннель, обнаружившийся за люком, разительно смахивал на вентиляционную трубу; вполне возможно, ею и был.

Парень бежал по тускло освещённой трубе, повинуясь приказу, и чувствовал себя крысой в лабиринте. Позднее, в воспоминаниях об этом забеге, отложенных на хранение в мнемоархив и поэтому ставших доступными, преобладало именно это чувство.

Кроме того, он прекрасно понимал, что прямо в эти минуты его товарищам присваивют офицерские звания, что для его сокурсников и сокурсниц наконец-то начинается полноценная взрослая жизнь, что номеру Два, чистокровной желтокожей землянке из восьмого взвода, наверняка передали положенное ему по традиции право получить «звезду в лоб» первой из трёх с половиной сотен…

Странное дело… Он почему-то совершенно не волновался по этому поводу. Его уже не трогала несвоевременность приказа, загнавшего в трубу. За считанные минуты бега в полумраке с ним что-то произошло. Будто с каждым метром, с каждой секундой, стремительно удаляясь от торжественной церемонии ежегодного выпуска Высшей военной академии, он перерождался.

И абсолютно всё былое, всё, что составляло смысл его жизни половину детства и целиком юность, утратило ценность. Даже получение офицерской звезды ПЕРВЫМ из всех, вожделенное событие, последние месяцы снившееся ему почти каждую ночь…

Вполне вероятно, он давным-давно подозревал нечто подобное. Допускал, что именно ДЛЯ НЕГО долго-долго, целых девять циклов ожидаемый выпуск «просто так» не произойдёт.

Всё-таки он был сыном Первейшей.

Верховной главнокомандующей.

Единоличной правительницы самой большой страны мира.

Ещё он был сыном человека, которого все в этом мире почитали как Героя.

Родился сын после смерти отца, никогда не видел его, знал только по рассказам отцовских соратников и статьям в энциклопедиях. Однако с некоторых пор почему-то ощущал, что родитель в его жизни ещё далеко не все «роли» сыграл. По крайней мере, лишь ролью «зачинателя», и в этом сын был твёрдо уверен, отец не ограничился…

Между прочим, в архивной записи этого забега сохранилось ещё одно смазанное, нечёткое воспоминание. Когда принц выбрался из переплетения технических тоннелей и, строго следуя инструкции, двигался по спиральной галерее, опоясывающей шпиль административного корпуса, в глубине одного из боковых ответвлений ему почудилась ЗНАКОМАЯ фигура. Он не виделся с матерью достаточно давно, но перепутать, принять за неё какую-то другую женщину – никак не мог.

По этой причине бегущий решил, что силуэт матери ему попросту померещился. Естественное желание обделённого лаской и теплом ребёнка – встречаться с мамой почаще – подсознание воплотило в зрительный образ. Но почему именно в те напряжённые минуты?.. Когда у него не было ни малейшей возможности отклониться от заданного приказом курса, чтобы проверить, действительно ли там кто-то стоит…

Тич села на кровати, сдавила руками виски, пульсировавшие болью, которую этот СОН всегда приносил с собой и оставлял после… Унять её не могли никакие лекарства. Можно было только заставить себя забыть о ней. Позабыть сон, позабыть боль. Не вспоминать о войне.

Отбросив одеяло, Тич встала, потянулась, сделала несколько круговых движений головой, так что хрустнули шейные позвонки, и даже не поморщилась, когда в висок (сейчас левый) словно воткнулся длинный острый шип, – только слегка дёрнулся глаз. За более чем два десятка лет она научилась терпеть и пережидала приступы молча. Не набросив на себя даже лёгкой накидки – она всегда спала обнажённой, – девушка отправилась на кухню; призывный сигнал терминала застал её на полпути.

• Предыдущая
• 4/132
• Следующая