Сотовая бесконечность - Вольнов Сергей - Страница 13
- Предыдущая
- 13/132
- Следующая
Ещё бы. Присматривать за людьми приходилось в любых условиях, и чем нередко занимаются мужчины с женщинами (женщины с женщинами, мужчины с мужчинами), оставаясь наедине, она познавала не понаслышке, а, так сказать, непосредственно из первоисточников. А уж что люди при ЭТОМ думают… Тич не была кабинетной крысой или повёрнутым на науке «синим чулком», как полагали дворцовые, судя лишь по стилю её поведения с ними. Хотя свой любовный опыт она приобрела опосредованно, чужими чувствами, руками и прочими частями тел, но это был ЕЁ собственный опыт. Переживания, собранные по крупицам, с миру по нитке, сложились в ПОНИМАНИЕ.
Личность её познала любовь человеческую со всех сторон, во многих проявлениях, всякую – разную и многажды.
Возможно, именно по этой причине Тич никого не торопилась любить реально…
И до сегодняшнего дня девушка не тяготилась этим. Но сейчас какое-то странное ощущение возникло в ней, поселилось где-то под сердцем и теперь мешало сосредотачиваться.
Слишком красивым казался он. Слишком притягательным.
Тич в который раз опустила веки, расслабила тело, одновременно напрягая разум.
Сосредоточилась.
Переключила внутреннее зрение, слух, обоняние… все чувства сконцентрировались на приём.
Теперь она видела, воспринимала мир совсем по-друго–му – переливом красочных ощущений и сгустками ароматных звучащих цветов. Для взгляда, умеющего не только смотреть, но и видеть, не существовало преград… В разноцветном хороводе всплыл, выпукло обозначился золотистый сгусток – портрет Алекса, подаренный его мамой… Он нагревался и пульсировал, подрагивал, разрастаясь. Свечение набирало силу. Окрепнув, золотистый сноп света рванулся и полетел куда-то вдаль, чертя за собой широкую линию.
Вдоль неё скользило проницательное сознание Тич. Она взяла СЛЕД.
И уже не думала о том, чего же в намерениях Амрины было больше: страстного желания не потерять единственного сына или жгучей жажды заполучить непобедимого воина.
Она размышляла, с какой целью, на самом-то деле, первой воительнице Локоса понадобилось жертвовать собственным сыном…
ЧТО в душе человеческой сильнее любви к собственному ребёнку?
Вот в чём вопрос.
Он никогда не видел этого человека. Родственников мужского пола возрастом далеко за сорок у него не было точно. По крайней мере, о существовании подобных родичей-мужчин он ничего не знал. Тётя пятидесяти двух лет у него имелась, да. Старшая сестра матери. Родилась ещё в Советском Союзе, ровно за год до его распада. Бабушку он почти не помнил, та умерла в двадцать шестом, когда ему было пять лет. Мать родную он не помнил тем более, не мог помнить, в четыре месяца от роду у маленького человечка ещё не та память, чтобы фиксировать осмысленные воспоминания. Иногда ему казалось, что он всё-таки удержал ОЩУЩЕНИЯ, что тёплые женские руки, баюкающие его, – это руки мамы, и мягкая грудь, к которой он прижат, – мамина… Но, скорее всего, то была ложная память. Руки почти наверняка – тётины, и груди – её же. Или бабушкины… Малыш не остался сиротой, ему повезло, две женщины усыновили его, когда погибла их дочь и сестра.
А отца у него, по словам тёти, точнее, второй мамы, «никогда и не было». Пунктирно упоминался некий «залётный кобель», поматросивший и бросивший. Тётка и сама на рубеже двадцатых-тридцатых дважды ненадолго сходила замуж, тогда в доме на некоторое время появлялся отчим; хотелось ей дочке и сыну папашу обеспечить, да не сложилось как-то. Родила тётя лишь однажды, совсем юной, тоже от какого-то «залётного» командировочного, так что у старшего рядового РА имелась сестра Надюха, не то двоюродная, не то родная, старше его на тринадцать лет – ноль восьмого года рождения. Ещё где-то в Приморье обреталась некая родственница, дочка бабулиной сестры Нины, но вроде бы бездетная и незамужняя, старая дева. Единственный известный родственник мужского пола – Надюхин сынок, племяш Дениска, четырнадцатилетний подросток. Условным родственником мог бы считаться её же бывший муженёк, Саня, но ему не больше тридцати пяти…
Весь этот расклад прямо-таки развернулся в мыслях противоракетчика, когда ему показали мужчину, что назвался проезжим родственником.
– Здравствуйте, конечно, – сказал он. – Извиняюсь, но вы кто будете? Не припоминаю чего-то…
– И тебе здоровьица крепкого. Мы славяне будем. Как и вы. Таким образом, роднее кровей не сыскать. Родич, родич, не имей сомнений, Алексей… как тебя по батюшке-то записали в метрику?
– Алексеевич… – машинально сообщил солдат. Сумбур возник в мыслях и мгновенно смешал генеалогический расклад. Мужик словно просмотрел пасьянс, разлёгшийся у солдата в голове при взгляде на «родственника», свалившегося невесть откуда.
– То добре. Не держала мамка зла, стало быть… Илия, також Алексеевич, – представился славянин. – Хочешь, зови дядя Илья, схочешь, просто Ильёй. Иные прозванья после прибудут…
«Чудно как-то выражается, – отметил Алексей. – Вроде по-русски, а вроде и не говорят сейчас так». Этот привкус неуловимой экзотичной странности, нездешности, хорошо отпечатался в памяти. Первая встреча с родичем-славянином – сочным эпизодом запечатлелась в череде воспоминаний. Хотя уже очень скоро их набрался целый фургон c немаленьким прицепом, ярких, незабываемых впечатлений.
Мужчина быстро сломал лёд отчуждения и расположил к себе. Было в нём что-то этакое, неуловимо приязненное. Благодаря этому природному свойству уже через несколько минут показалось, что знакомы собеседники лет двадцать и прошагали рука об руку не одну тысячу километров житейских дорог.
– Слышь, Лёха, ты когда впадаешь в задумчивость, становишься сильно похожим на твоего папу, – заявил вдруг дядя Илья. Шла примерно десятая минута знакомства, они уже сидели в уютных креслицах одной из гостевых комнат. На столе исходили паркум чашки с горячим чаем, поданные дежурным по дому; свежее бисквитное печенье и настоящее домашнее смородиновое варенье присовокупил к казённым «Буратино» и яблочному джему неожиданный посетитель… Он будто знал, ЧТО любит солдат!
– На кого?! – Алексей донельзя удивился.
Естественно. Впервые в жизни от другого человека он услышал словосочетание «твой папа». Два этих слова, опять же впервые в его жизни, перевели факт существования отцовской линии предков из абстрактного «залётный кобель» в реальное «ОТЕЦ».
– На твоего папу. Надеюсь, тебе известно, что дети не в капусте материализуются. – Славянин улыбнулся. – И что появление новой жизни происходит в результате… гм, определённого процесса, как правило, требующего непосредственного участия двух разнополых индивидуумов.
Оказалось, что новоявленный родич владеет и вполне современным русским. Говорить он мог на многих других наречиях – но об этом Лёха узнает позднее.
Много всякого-разного он узнает ПОТОМ.
Главное, что удалось совершить «дядюшке» в их первую встречу, – завоевать доверие. По жизни-то Лёха был не особо доверчивым человеком: выросший без отца, «единственным мужиком в доме», он привык во главу угла ставить собственное мнение. Но, как иногда случается с ярко выраженными индивидуалистами, воспитанными исключительно женщинами, – позволив другому человеку всерьёз влиять на себя, они «прикипают» к нему. Вероятно, подустав от внутренних монологов, такие люди вдруг находят в диалоге небывалую доселе новизну ощущений, и это состояние души им начинает нравиться…
Нежданный «родственник» сумел-таки найти с Алексеем общий язык. Не получись у него это, ничему бы не поверил старший рядовой Российской армии. Ни единому словечку. Из вежливости побеседовал бы с «дядей», да и послал бы его, корректно, но целенаправленно.
Гораздо позже Алексей узнал, что, прежде чем явиться в расположение дивизии, «родич-славянин» хорошо изучил всю его биографию. Возможности сделать это у «дяди» имелись отличные – лучше некуда, как мало у кого в этом мире. Поэтому Илья мог выбирать момент, наиболее удачный для знакомства. Появись он на первом-втором году службы, дальше единственного разговора в гостевом доме общение не продвинулось бы. Но возник родич очень вовремя, на исходе третьего.
- Предыдущая
- 13/132
- Следующая
