Ищейка (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 79

— Кто? — коротко выдохнул Гончая.

— Шон, наш начальник.

Макс издал хриплый не то стон, не то рык. Руки судорожно стиснулись в кулаки, лицо исказила болезненная гримаса. Мужчина сквозь зубы процедил несколько грязных ругательств, потом открыл глаза и мрачно посмотрел на меня.

— Это точно?

Я не выдержал его взгляда и опустил глаза, слабо кивнув.

— Тытхам ра-ат олгар тахтарры Имии-лавар… — пробормотал Гор, сотворив какую-то сложную фигуру пальцами.

— А? — хором обернулись на него мы трое. Неожиданно для самого горца и всех нас непонятная фраза сразу несколько разрядила атмосферу.

— «Отведи от меня свой взор, Ледяной Лорд», — в крайнем смущении перевёл тёмный маг.

— Ледяной Лорд — это в ваших верованиях бог смерти? — уточнил я.

— Практически, — уклончиво ответил горец.

— Убирай своё заклинание, — шумно выдохнул Макс.

— Точно? — подозрительно сощурился даймон.

— Я могу его сломать уже секунды две, но не делаю этого просто потому, что больно будет и мне, и Блэйку. Так что лучше снимай.

Я не стал проверять на практике справедливость этих слов, и заклинание от греха подальше снял.

Ещё минут двадцать, или около того, мы пытались объяснить главе Гончих, почему ему пока нельзя пойти и свернуть шею Шону. Глава Гончих срывался с весёлой злости на с трудом контролируемую ярость, оттуда скатывался в глубокое уныние, а потом и вовсе впадал в ледяное спокойствие желания отомстить. Но потом мы его, кажется, всё-таки уговорили, приободрив заверениями в том, что Макс непременно поучаствует в изничтожении под корень сектантской заразы, и только после этого смогли более-менее спокойно распрощаться.

Впрочем, лично я почти успокоился после того, как снял с Макса заклинание: он уже, совершенно определённо, мог себя контролировать. Действительно страшным был момент в самом начале; ой, не просто так помянул Гор этого своего Ледяного Лорда! Мне тоже захотелось кого-нибудь помянуть, вот только язык будто к нёбу присох. Готов поручиться, что ассоциации с горцем у нас сработали одинаково: глазами Крэга на нас посмотрела бескрайняя ледяная пустыня. Долина Смерти из страшных сказок для взрослых, именуемых мифами. В такие моменты я очень радуюсь, что не могу заглянуть в голову к Максу: уж больно жутко представить, что можно там обнаружить.

— Что будем делать? — преувеличенно бодро поинтересовался я.

— Надо в столицу лететь, — поморщился напарник. — Доложить, что у нас тут происходит…

— И что мы им предъявим? — я хмыкнул. — Доказательств нет, а личное мнение и сомнительный разговор к делу не пришьёшь. Тем более, к такому делу.

— Всё! С меня хватит! — решительно тряхнул головой Гор. — Это вы тут следователи, вы и думайте. А мы люди простые, подневольные, нам не думать, а драться положено!

— Справедливо, — ухмыльнулся Энрике. — А то айда к нам в отдел?

— Идите в Туман с такими предложениями, — шарахнулся Гончая. — Я домой, а вы как хотите! Надо хотя бы перекусить, а то с двух часов сегодня на дежурство.

Попрощавшись, Гор исчез в телепорте. Подумав, мы с Аморалесом последовали его примеру, единогласно решив отложить все дела на утро.

А утром начался ад. И начался он с того, что Шон бесследно исчез; как выяснилось, исчез ещё позавчера. Естественно, в СБК не появлялся, в квартире тоже. Испарился, никому ничего не сказав. Аморалес спозаранку отправился телепортом в столицу, и где-то к обеду, вероятно, начал страшно икать: всем отделом мы костерили его на все лады, именуя предателем и дезертиром. Я в глубине души знал, что он делает нужное дело, которое доверить больше некому — у него, пожалуй, единственного откуда-то нашлись знакомства в СБК. Однако в сложившейся ситуации я крайне быстро устал напоминать себе об этом.

Город будто сошёл с ума, погружаясь едва ли не в массовую истерию. Началось всё достаточно безобидно: пара драк и мелкая кража. Причём участники драк после этого не могли внятно объяснить, почему, собственно, начали друг на друга бросаться; особенно настораживало то, что все участники были исключительно трезвы. Об этом случае мне рассказал стражник, когда я приехал на очередное место происшествия. К вечеру всё Управление едва стояло на ногах от усталости, эксперты рычали на всех пытающихся оторвать их от работы, а следователи напоминали бледные тени.

Всё более-менее утряслось только часам к двенадцати — растерянные граждане последовали рекомендациям не покидать дом без лишней необходимости. У нас на столах к тому времени скопилось сорок одно убийство, причём тридцать восемь из них были раскрыты на месте и попадали под графу «убийство в состоянии аффекта». К тому моменту, как я, плюнув на всё, телепортировался домой, у меня стучало в затылке, чудовищно ломило виски, в глаза будто насыпали раскалённого песка, а в ушах шумело. Точнее, когда я начал прислушиваться к этому шуму, разбирать отдельные голоса и пытаться выделить конкретные слова, я понял, что пора отдыхать.

Вооружившись бутылкой красного орейского, я со стоном рухнул в кресло в кабинете, желая одного — тихо и спокойно умереть.

— Ненавижу эту работу, — пробормотал я в пространство и, закрыв глаза, игнорируя бокал, вульгарно отхлебнул из горла. — Ненавижу!

Наверное, я в какой-то момент задремал; но пробуждение оказалось удивительно приятным: кто-то осторожно массировал мне голову. Мне было абсолютно всё равно, где я и, собственно, кто я, не говоря уже о том, что происходит. Главное, что переставала болеть голова, и даже голоса в голове как-то поутихли…

— Бедненький, — раздалось тихое бормотание над ухом. — Ты же себя так совсем загонишь!

— Это не я, это работа такая, — вяло попытался оправдаться я. Из моих рук забрали бутылку, что таки заставило меня разлепить глаза. Марена присела на подлокотник, глядя с сочувствием. — Привет. Ты давно здесь?

— Часов с восьми, — улыбнулась она.

— А сейчас сколько? — растерянно уточнил я.

— Часа два, — художница пожала плечами. — Или, может быть, три — я не смотрела на часы. Блэйк, иди, ложись спать, а? На тебя смотреть больно.

— Согласен, приятного мало, — я вздохнул. — Спасибо…

— За что? — опешила девушка.

— За массаж. У меня волшебным образом перестала болеть голова…

— Да не за что, — она с улыбкой взлохматила мне волосы. Потом улыбка как-то потухла. — Блэйк, что происходит в городе? Мне страшно.

— Хотел бы я это знать, — покачав головой, я обнял сидящую Марену за талию. — Но ты не бойся, я всё выясню. Обещаю, — мы некоторое время посидели молча. — Пойдём спать?

Проснулся я от тихих звуков плача. Марена почти бесшумно сопела рядом, больше ничьего присутствия в доме не ощущалось, но плач я слышал вполне отчётливо, хотя и приглушённо; как будто кто-то безутешно рыдал в некотором отдалении. Осторожно поднявшись с кровати, чтобы не разбудить рыжеволосое чудо, я тихо натянул брюки и отправился на разведку. В коридоре плач стал отчётливее, и стало понятно, что доносится он откуда-то с нижнего этажа. Терзаемый отвратительными предчувствиями и подозрениями, я принялся спускаться по лестнице. Звук становился всё яснее и яснее… а потом я заметил приоткрытую дверь в гостиную.

По спине пробежал предательский холодок, и, кажется, волосы на затылке предприняли попытку встать дыбом. Долгих несколько секунд я боролся с собственными страхами, стоя в метре от двери, из-за которой слышался детский плач. Я навскидку мог перечислить с полдюжины живых и с дюжину мёртвых тварей, способных издавать такие звуки, причём половина из них подобным образом заманивала неосторожных путников, и многие из них предпочитали селиться в заброшенных домах. Я стоял перед дверью и не мог протянуть руку, чтобы потянуть за ручку, буквально парализованный страхом.

Комнату, погружённую в стазис, не может открыть посторонний. В комнате, погружённой в стазис, не может завестись никакая нечисть, просто потому, что там остановлено время. Нет ни одного существа, на которое не действовал бы стазис. Стазис невозможно нарушить, он не даёт сбоев. И тем не менее дверь приоткрыта, и в комнате явно кто-то есть…