Исчезающие Девушки (ЛП) - Оливер Лорен - Страница 36
- Предыдущая
- 36/59
- Следующая
Без пятнадцати восемь я подхожу к ресторану, в животе все переворачивается: обе машины, и папы и мамы, припаркованы рядом, словно это просто еще один семейный ужин. Словно я перенеслась назад во времени: сейчас войду и увижу, как отец проверяет свои зубы в отражении полированного ножа, пока мама ругает его; увижу Дару, которая порхает взглядом в салат-баре, сосредоточенно и с художественной точностью выбирая гренки и маринованные зеленые бобы. Вместо этого я вижу лишь маму, одиноко сидящую за столиком. Отец стоит в углу, одна рука на бедре, а вторая прижимает телефон к уху. Пока я смотрю, он, слегка нахмурившись, сбрасывает звонок, и набирает снова. Дара не отвечает. На секунду я чувствую тошноту. Потом во мне поднимается гнев.
Я плетусь вокруг салат-бара, проталкиваясь через обычную толпу посетителей: детей, тыкающих друг друга карандашами, родителей, расслабляющихся с бокалом вина, размером с пивную кружку. Когда я подхожу к столу, папа поворачивается и беспомощно показывает что-то маме жестами.
- Я не могу до них дозвониться, - говорит он. - Я не могу дозвониться ни одной из них.
В этот момент он как раз меня замечает.
- А, вот и ты, - говорит он, подставляя щёку, грубую и пахнущую средствами для бритья. - Я звонил.
- Извини.
Я сажусь на место напротив мамы, рядом с пустым стулом, предназначенным для Дары. «Лучше будет сказать сразу», - думаю я.
- Дара не придёт.
Мама пристально смотрит на меня.
- Что?
Я делаю глубокий вдох.
- Дара не придёт, - повторяю я. - Не нужно оставлять ей место.
Мама по-прежнему смотрит на меня, будто у меня вторая голова выросла.
- Что ты...?
- Йо-ху! Ники! Шэрон! Кевин! Простите меня.
Я поднимаю взгляд и вижу тетю Джеки, двигающуюся к нам, ловко лавируя между столиками, прижимая огромную разноцветную кожаную сумку к груди, чтобы она не слетела и не перебила стаканы. Как всегда на ней были разноцветные крупные украшения («Кристаллы», - однажды поправила она меня, когда я спросила, для чего она носит столько камней), так что она немного смахивала на человеческую версию рождественской ёлки. Волосы у тети Джеки были длинные, доходили почти до половины ягодиц, она их носила распущенными, и они свободно раскачивались.
- Простите, простите, простите, - повторяла она.
Когда она наклонилась поцеловать меня, я уловила запах сырой земли.
- Ужасные пробки. Как дела?
Тетя Джеки на мгновение сжала лицо мамы, прежде чем поцеловать её.
- Я в порядке. - Ответила мама, слабо улыбнувшись.
Тетя Джеки с минуту изучала её лицо, прежде чем отпустить.
- Что я пропустила?
- Ничего. - Отец взмахнул салфеткой и подставил щеку Джеки, точно в такой же манере, как до этого мне; она смачно чмокает в щёку, специально преувеличивая звук, а папа осторожно вытирает её, когда тетя не видит. - Ники только что проинформировала нас, что её сестра не придёт.
- Не сердись на меня, - говорю я.
- Никто не сердится, - беспечно отвечает тетя Джеки, присаживаясь рядом со мной. - Никто не сердится, верно?
Тогда отец повернулся к официантке и жестом заказал еще выпивки. Он уже выпил виски - в стакане остался почти растаявший лед, а на бумажной салфетке отпечатались следы от стакана.
- Я...я не понимаю. - Взгляд мамы был расфокусирован, - верный признак того, что у неё был плохой день и она принимала успокоительные. - Я думала, мы все договорились провести хороший вечер. В семейном кругу.
- Может быть, Ники хотела сказать, - тетя Джеки бросила на меня предупреждающий взгляд, - что Дара еще не приехала. Это её день рождения, - добавляет она, когда я открываю рот, чтобы возразить. - Её любимый ресторан. И она присоединится к нам.
Внезапно мама начала плакать. Эта перемена была неожиданна для меня. Люди всегда говорят в таких случаях, что лица перекашиваются, но мамино - нет; её ярко-зелёные глаза сверкали перед тем, как начали литься слёзы, но в остальном, она выглядела нормальной. Мама даже не пыталась прикрыть лицо, просто сидела и плакала как маленький ребёнок, с открытым ртом, шмыгая носом.
- Мама, пожалуйста, - я дотронулась до её руки, она оказалась холодной.
Люди уже начали пялиться. Мама давно уже не вела себя так в присутствии посторонних.
- Это всё из-за меня, - сказала она. - Это была ужасная идея, тупая. Я думала, что если мы пойдём в «Сержио», это поможет... Я думала, что всё будет как раньше. Но здесь только трое из нас...
- Что это я, нарезанный тофу? - Затараторила тетя Джеки, но никто не улыбнулся.
Гнев начал двигаться во мне с новой силой: вдоль моей спины, по шее, вниз по груди. Я должна была знать, что она сольется. Я должна была знать, что она найдет способ испоганить и этот вечер.
- Это все вина Дары, - выпалила я.
- Ники, - быстро одёрнула тетя Джеки, словно я выругалась.
- Не делай еще хуже, - резко ответил отец; он повернулся к маме и положил руку ей на спину, но тут же отдернул её, будто обжёгся. - Все будет хорошо, Шэрон.
- Все плохо, - и её голос перешёл в рыдания, - вот теперь половина ресторана точно пялилась на нас.
- Ты права, - сказала я. - Все плохо.
- Николь, - отец буквально выплюнул мое имя. - Достаточно.
- Ладно, - сказала тетя Джеки, и её голос прозвучал низко и успокаивающе, как будто она разговаривала с кучкой детей. - Все успокойтесь, хорошо? Давайте все успокоимся.
- Я всего лишь хотела провести приятный вечер. Вместе.
- Перестань, Шэрон.
Отец повернулся так, будто снова хотел дотронуться до нее, но его рука опустилась на стакан виски, который поставила перед ним официантка прежде, чем быстро удалиться. Двойной, судя по размеру.
- Это не твоя вина. Идея была прекрасная.
- Все не хорошо, - повторила я немного громче, нет смысла говорить тише, все уже и так смотрели на нас.
Официант шел к нам с кувшином ледяной воды, но, поймав взгляд мамы, развернулся обратно и скрылся в кухне.
- Нет смысла притворяться. Вы всегда так делали, оба. – Закончила она свою мысль.
Наконец, мама перестала плакать. Она посмотрела на меня, приоткрыв рот; глаза у неё стали теперь мутные и красные, а папа с такой силой схватил стакан, что я не удивилась бы, если бы этот стакан треснул.
- Ники, дорогая, - начала тетя Джеки, но отец перебил её.
- О чем ты говоришь? Делали - что?
- Притворялись, - ответила я. - Делали вид, что ничего не изменилось. Притворялись, что ничего страшного не происходит.
Я смяла свою салфетку и бросила её на стол, внезапно почувствовав смесь отвращения и сожаления, что сама пришла сюда.
- Мы больше не семья. Мы в этом все убедились, когда ты ушел, папа.
- Достаточно, - произнёс отец. - Ты слышишь меня?
Чем сильнее сердился папа, тем тише становился его голос. Сейчас он разговаривал практически шепотом. Его лицо покрылось красными пятнами, будто кто-то его душил. А самое жуткое, что мама была по-прежнему полностью спокойной.
- Она права, Кевин, - невозмутимо сказала она, а взгляд проплыл мимо моей головы.
- А ты, - я не могла предотвратить это, не могла остановиться, никогда еще не была так рассержена; то чувство, когда всё кипит внутри, как будто что-то черное и ужасное, как монстр растёт в груди, и хочется плакать, плакать и плакать. - Ты половину времени находишься на другой планете. Думаешь, мы ничего не замечаем, но это не так. Таблетки, чтобы уснуть. Таблетки, чтобы проснуться. Таблетки, чтобы поесть и таблетки, чтобы не есть много.
- Я сказал - достаточно.
Вдруг отец наклонился через стол и с силой схватил меня за запястье, переворачивая стакан с водой маме на колени. Тетя Джеки закричала. Мама взвизгнула и отскочила назад, роняя с грохотом стул. Глаза отца стали огромными, они были налитые кровью; он так крепко сжал моё запястье, что слезы потекли из глаз. Ресторан погрузился в полную тишину.
- Отпусти её, Кевин, - очень спокойно произнесла тетя Джеки. - Кевин.
- Предыдущая
- 36/59
- Следующая