Возьми мое сердце - Кларк Мэри Хиггинс - Страница 39

— Мистер Мур, вы желаете заслушать всех присяжных поименно?

— Да, ваша честь...

— Леди и джентльмены, — произнес судья, — ваш старшина заявил, что вы признали подсудимого виновным по всем пунктам. При перекличке каждый из вас обязан встать и сообщить, как он проголосовал: виновен или невиновен.

— Виновен.

— Виновен.

— Виновен... Виновен... Виновен...

Две женщины из присяжных плакали в открытую, озвучивая вердикт. Мертвенно-бледный Грег Олдрич качал головой, словно не веря своим ушам, до тех пор, пока последний из присяжных не повторил суровый приговор.

Судья Стивенс отрывистым голосом подтвердил для протокола, что вердикт принят единогласно. Затем он велел судебному пристану и старшине присяжных принести из комнаты для обсуждения все вещественные доказательства по процессу.

Через минуту они вернулись; Эмили бегло осмотрела улики, предоставленные обвинением, а Ричард Мур — улики со стороны защиты. Оба признали, что все на месте.

И в последний раз судья обратился к составу присяжных:

— Леди и джентльмены, вы предоставили голоса для вердикта, на этом ваше участие в процессе считается завершенным. Благодарю вас от всего судейского корпуса и прочих служащих, связанных с данным разбирательством. Вы потратили много сил. Должен уведомить вас, что по местным судебным законам ни одно лицо, причастное к данному делу, не имеет права вовлекать вас в обсуждение ваших прений по процессу, равно как и вашей роли в общем исходе дела. Также я не советую вам передавать посторонним людям подробности ваших дебатов. Не говорите во всеуслышание ничего, что не стали бы повторять в присутствии остальных присяжных. Позвольте еще раз поблагодарить вас. Вы свободны.

Присяжные поднялись, собираясь уходить, но в этот момент со стула вскочила Элис Миллз.

— А я вас не благодарю! — крикнула она. — Вы рассудили неправильно, вы все! Мою дочь застрелили и оставили умирать, истекая кровью, а ее убийцы нет сейчас в зале суда! Мой зять Грег невиновен! Он не убивал! — В порыве гнева она указала на Эмили. — Ваш свидетель солгал, и вам это известно! Вчера я все прочла на вашем лице. Вы были даже не в силах это отрицать. Вы наверняка понимаете, что это не процесс, а пародия, и ваше сердце полно стыда за участие в ней. Эмили, ради всего святого...

Судья Стивенс постучал по столу молоточком.

— Миссис Миллз, я глубоко разделяю вашу безутешную печаль и скорблю вместе с вами, однако я вынужден настаивать на соблюдении порядка. Позвольте присяжным спокойно покинуть зал суда.

Присяжные, немало впечатленные происшедшим, наконец, удалились. Эмили осталось последнее необходимое действие. Она встала.

— Ваша честь, мистер Олдрич обвинен по трем пунктам: незаконное вторжение, незаконное ношение огнестрельного оружия и убийство. Ему грозит пожизненное заключение. Ввиду этого обвинение считает возможным утверждать, что слишком велик риск побега. Финансовые средства у осужденного, несомненно, имеются. Обвинение ходатайствует об аннулировании залога.

Ричард Мур, с посеревшим лицом, тоже кое-что сказал. Осознавая шаткость своих аргументов, он все же обратился к суду с просьбой позволить Олдричу до вынесения приговора съездить домой, урегулировать нерешенные дела и позаботиться о судьбе своей дочери-сироты.

— Суд согласен с обвинителем в том, что слишком велик риск побега, — заключил судья Стивенс. — Мистер Олдрич должен был заранее предвидеть возможность обвинительного вердикта и сделать необходимые распоряжения накануне. Приговор будет зачитан пятого декабря в девять часов утра. Залог аннулируется. Мистер Олдрич будет взят под стражу.

Мертвенно-бледный Грег Олдрич спокойно повиновался приставу, велевшему заложить руки за спину. Наручники сомкнулись и защелкнулись на его запястьях, но лицо его даже не дрогнуло.

Олдрича увели из зала суда в камеру временного содержания. Напоследок в его память врезались две детали: крайняя обеспокоенность, написанная на лице Эмили Уоллес, и откровенно довольная улыбка прокурора Теда Уэсли.

Вечером того же дня, сославшись на усталость, Эмили не пошла в «Солари» отмечать победное завершение процесса. Она лишь сообщила Теду Уэсли, что хотела бы до его отъезда в Вашингтон пригласить его с супругой на ужин в ресторан. Эмили действительно чувствовала себя выжатой как лимон, но в любом случае не могла представить, как бы праздновала вердикт, оказавшийся роковым не только для Грега Олдрича, но и для его юной дочери, и для матери Натали.

«Вы наверняка понимаете, что это не процесс, а пародия, и ваше сердце полно стыда за участие в ней...» Вновь и вновь она прокручивала в голове обвинение, которое Элис Миллз в отчаянии выкрикнула в зале суда, и сочувствие к матери убитой актрисы мешалось у Эмили с гневом.

Слава богу, что все журналисты остались в зале, и к машине она направлялась одна.

«Я отдала этому процессу семь месяцев своей жизни, — думала Эмили. — Я лишь добивалась справедливости ради необыкновенно талантливого человека, подарившего массу радости стольким людям. И вот этот человек погибает у себя дома от пули незваного гостя... Мое сердце... Что может знать Элис Миллз о моем сердце? Да что я сама знаю о своем сердце? Оно даже не мое собственное... Мое настоящее сердце положили на хирургический поднос и отправили в отходы...»

Садясь в автомобиль, она ощутила, что больше не в силах сдерживать слезы, которые набегали на глаза с момента злобного выпада Элис Миллз. Один из репортеров в общем шквале обсуждений, возникшем после закрытия заседания, предрек ей: «Вас ждет популярность, Эмили. О вас будут много писать. До сегодняшнего дня я даже не догадывался, что вы перенесли пересадку сердца, — это я случайно подслушал. И еще я выяснил, что ваш муж погиб в Ираке. Мои соболезнования...»

«Боже, теперь моя биография просочится буквально повсюду, — размышляла Эмили. — Все эти сплетни по поводу сердца, собственно, меня мало волнуют. Эх, ждал бы меня дома Марк! Я бы что угодно за это отдала. С ним мне все было нипочем...»

Едва Эмили поднялась на крыльцо и открыла входную дверь, как неистовый собачий лай с веранды послужил ей лучшим приветствием и мигом поднял настроение. Она поспешила к своей питомице, мысленно благодаря Бесс за то безоговорочное обожание, с которым она относилась к хозяйке.

В пятницу вечером, через девять часов после объявления приговора, в эфир вышло шоу «В судебных кулуарах». Майкл Гордон начал его с показа драматических событий в суде, в том числе нервных вспышек Кейти Олдрич и Элис Миллз.

— Мы приготовили для вас сенсационную программу, — сообщил ведущий. — Вы услышите мнения не только наших обычных гостей, но и присяжных, вынесших вердикт, и их запасных, которым не довелось участвовать в обсуждении. К ним также присоединится свидетельница последних минут погибшей.

Постоянные гости передачи: отставной судья Бернард Рейли, бывший прокурор Питер Ноулз и криминальный психолог Жоржет Кассотта — единодушно выразили удивление тому факту, что состав присяжных пришел к соглашению. Кассотта призналась, что, учитывая сомнительные показания Джимми Истона, она считала единогласие в данном случае невозможным.

Дороти Уинтерс, разочарованная присяжная из запасного состава, высказала наболевшее, не дожидаясь специального приглашения:

— Я просто вне себя! Такого бы ни за что не случилось, будь я на прениях. Мне бы говорили что угодно — но я все равно осталась бы при своем! Полагаю, судья допустил травлю подсудимого со стороны обвинительницы, когда бедный мистер Олдрич пытался объяснить, зачем ездил на Кейп-Код. Мне вообще кажется, что Натали была недостойна такого мужа. Она наверняка его недооценивала. Ее волновала только собственная карьера, а он все положил на алтарь ее профессии и, как мог, оберегал ее.

Норман Клингер, присяжный под номером три, инженер-строитель лет сорока пяти, качал головой, слушая ее слова.