Слишком много клиентов - Стаут Рекс - Страница 31
- Предыдущая
- 31/38
- Следующая
– Нет. Звонила миссис Йигер, я сказал, что ты будешь от пяти до шести. Она думает, что ты сведешь ее поглядеть на комнату. Сам выкручивайся.
– Попробую! Когда я заходил утром, вы сказали, что, может, захотите направить меня к Саулу, Фреду или Орри.
– Я считал, что это может понадобиться, но нет. Действуй.
Выйдя к обочине ловить такси, я размышлял о деловом здравом смысле и изящных чувствах Марии. Если вам случится иметь подписанную фотографию человека, у которого вы вымогаете деньги за молчание, вы ее не храните. На фотографии, конечно же, стояло «С лучшими пожеланиями», «Всего самого доброго» или что-нибудь в том же духе, но после того, как дарительница превратилась в жертву, держать ее автограф стало негоже.
14
Ни с мистером, ни с миссис Остин Хаф я не договаривался о встрече, во-первых, потому, что не знал, когда закончу с Мег Дункан, а во-вторых, хотелось бы поговорить с кем-то из них, неважно с кем именно, с глазу на глаз. Вот почему, нажимая на кнопку звонка в вестибюле номера 64 по Райской улице, я не знал, будет ли кто дома. Кто-то был. Замок щелкнул, я открыл дверь, вошел и поднялся по лестнице. Меня не ждали в дверях квартиры, как в прошлый раз, – он стоял у конца второго пролета. Когда я добрался до площадки, он отступил на шаг. Он не обрадовался моему приходу.
– Снова я, – произнес я вежливо. – Нашли вчера жену?
– Что вам надо? – осведомился он.
– Ничего особенного. Задать пару вопросов. Тут кое-что произошло, и это несколько осложняет дело. Вы, скорее всего, знаете – убита девушка, которую звали Мария Перес.
– Нет. Я сегодня не выходил из дома и не читал газеты. Кто эта Мария Перес?
– Кто была . А по радио не слыхали?
– Я не включал приемника. Так кто она была?
– Она была дочерью человека, с которым вы говорили, когда ходили в тот дом на Восемьдесят вторую улицу. Ее тело нашли вчера ночью на Северном речном пирсе. Убита выстрелом между девятью вечера и полуночью. Мистер Вульф хотел бы знать, где вы провели вчерашний вечер. И жена тоже.
– Ни… себе! – сказал он.
У меня глаза полезли на лоб. Он позаимствовал выражение не у Роберта Браунинга, это уж точно, хотя какой-нибудь драматург-елизаветинец вполне мог позволить себе такой оборотик. В елизаветинцах я не силен. Впрочем, откуда бы он это ни почерпнул, передо мной был совсем другой Остин Хаф, не тот, кого я вчера жалел, и дело было не только в словечке, но в лице и всей его повадке. Этот Хаф не просил о милости.
– Стало быть, – заметил он, – вы хотите знать, как жена провела вчерашний вечер? Лучше сами ее спросите. Идемте.
Он повернулся и двинулся по коридору, я пошел следом. Дверь в квартиру была открыта. Передней не было. Небольшая комната была обставлена как гостиная, но стен не было видно из-за книг. Он подошел к двери в противоположной стене, открыл и знаком предложил мне войти. Сделав пару шагов, я остановился как вкопанный.
Он ее прикончил. Не нужно спешить с выводами, как оно нередко бывает, но второй раз за один и тот же день я застал молодую женщину в постели, только теперь она была целиком накрыта, даже с головой. И не одеялом – простой белой простыней, под которой вырисовывались ее формы. Когда мы вошли, она не шелохнулась. Труп трупом. Я стоял и смотрел, но Хаф, обойдя меня, заговорил:
– Дина, это Арчи Гудвин. Вчера вечером убили девушку. – Он повернулся ко мне: – Как ее звали?
– Мария Перес.
Он снова обратился к жене:
– Мария Перес. Она жила в том доме. Гудвин хочет знать, чем ты занималась вчера вечером с девяти до полуночи, и я подумал – расскажи-ка ты лучше ему сама. Вчера он видел тебя там, в том доме, так почему бы ему не посмотреть на тебя сегодня?
Из-под простыни донеслось бормотание, которое я бы не признал за ее голос:
– Нет, Остин, не хочу.
– Захочешь как миленькая. Не начинай все сначала. – Он стоял в двух шагах от кровати. Он их сделал, взял простыню за верхний край и стянул вниз.
Видал я трупы и покрасивее. Правая сторона лица была у нее отнюдь не в порядке, но по сравнению с левой выглядела просто нормально. Глаз заплыл и закрылся, распухшая щека и нижняя челюсть были цвета парной телячьей печенки. Красивые изгибы широких полных губ превратились в воспаленные багровые валики. Дина лежала на спине. Рубашка на ней была на бретельках, без рукавов, и, судя по виду плеч и предплечий, она не могла лежать на боку. Трудно сказать, куда смотрел ее второй глаз.
Все еще придерживая простыню, Хаф повернулся ко мне.
– Вчера я вам объяснил, – сказал он. – Я хотел дать ей понять, что я все знаю, но не мог сам этого сказать. Я боялся того, что затем может произойти. Теперь это случилось. – Он обратился к ней: – Гудвин хочет знать, где ты была с десяти до полуночи. Скажи, и он уйдет.
– Я была тут. – Слова прозвучали неразборчиво, но я понял. – Где сейчас. К девяти часам я уже была такая.
– И муж оставил вас здесь такую?
– Он не оставил. Он был здесь, со мной.
– Чушь! – сказал Хаф, уже мне. – Когда я ушел от вас с Вульфом, я вернулся сюда, она была здесь, и с этого времени я никуда не выходил. Ну вот, вы на нее посмотрели, она вам ответила, теперь можете идти.
– Жена ваша, не моя, – заметил я, – но врача вы к ней вызвали?
– Нет. Когда вы позвонили, я менял лед в грелках.
Я заставил себя взглянуть на нее.
– Может, прислать врача, миссис Хаф?
– Нет, – сказала она.
– Пришлите ей бутылку шампанского, – посоветовал он.
И я прислал. То есть взял да и послал бутылку шампанского, только не ей. Я позвонил Вульфу, доложил о Хаф и сообщил, что направляюсь к миссис Йигер, после чего пошел на Седьмую авеню ловить такси и тут увидел винный магазин. Я зашел и спросил, найдется ли у них бутылка «Дом Периньон». Бутылка нашлась. Я велел доставить ее мистеру Остину Хафу, дом 64, Райская улица, а на карточке написал: «С приветом от Арчи Гудвина». Мне захотелось, чтобы это было от меня лично, поэтому я не стал включать стоимость шампанского в расходы по делу. Мне и по сей день любопытно, отправил ли он бутылку в мусорный бак, выпил сам или поделился с женой.
Отпустив такси на Восточной Шестьдесят восьмой улице перед домом 340 в две минуты шестого, я, прежде чем войти, посмотрел по сторонам. Отсюда все и пошло три дня тому назад. Вон там во втором ряду стояла полицейская машина с водителем Пэрли Стеббинза. За углом была закусочная, откуда я звонил Лону Коэну. Войдя в вестибюль и нажав кнопку, я спросил самого себя: знай я, что нас ожидает, дал бы я Майку Коллинзу сорок долларов сверх положенного? Ответа я не получил, потому что не знал, что нас еще ожидает.
Не представляю, что думал по этому поводу Вульф, но меня в первую очередь интересовало, где была вчера вечером миссис Йигер, а потом уже все остальные. Вдовицы, наследующие имущество убитых мужей, всегда, понятно, заслуживают внимания, но тут было не только это. Она знала, что он не просто ей изменял, а изменял в степени n+1. То, что она не придавала этому значения, было благородно, если соответствовало действительности, и ловким ходом, если она притворялась. Стремление посмотреть ту комнату было естественным, если соответствовало действительности, и опять же ловким ходом, если она ее уже видела – вечером в воскресенье, когда отправилась туда его прикончить. В ее алиби, расписанном газетами, что она была за городом и вернулась только утром в понедельник, полиция, возможно, уже отыскала прорехи. Я это подозревал, потому что Кремер вчера приставил к ней «хвост».
Она была не в постели – очко в ее пользу. Облаченная в форму горничная провела меня под аркой в гостиную раз в шесть больше хафовской, и через пару минут ко мне вышла наша Клиентка Номер Четыре. Остановившись прямо под аркой, она сказала:
– Вы точны. Едем.
Она была в шляпе и палантине, на сей раз не из норки, а из какого-то другого меха.
– Мы куда-то отправляемся? – спросил я, подходя.
- Предыдущая
- 31/38
- Следующая