Черная моль (сборник) - Адамов Аркадий Григорьевич - Страница 8
- Предыдущая
- 8/153
- Следующая
Вслед за таким началом разворачивались тоже вполне классические и логичные события поиска, разгадки возникшей тайны, события, конечно, сложные, запутанные и опасные, не только могущие волновать читателя своим драматизмом, но и интригующие его, дразнящие все время где-то маячащей впереди разгадкой. Словом, все, как принято в этом увлекательном жанре.
Но в какой-то момент события в повести неожиданно раздваиваются и идут как бы параллельно. Читатель внезапно оказывается лицом к лицу с главным отрицательным героем, основным объектом трудного поиска, он видит того совсем близко, чуть не в упор, различает во всех подробностях не только его страшный или обманчиво привлекательный облик, но и все самые темные и потаенные закоулки его души, самые сокровенные его мысли и намерения. Впрочем, не все. И тут есть один хитрый и, на мой взгляд, эффективный прием, который я не раз использовал.
Да, сюжет, как вы заметили, начинает с какого-то момента развиваться по знакомому уже нам «методу отраженного, или зеркального героя», когда читатель видит обе противоборствующие стороны. Это позволяет детально описать характер и судьбу отрицательного героя, разобраться в обстоятельствах, постараться выявить причины, которые случайно или закономерно сошлись, сцепились столь неблагоприятно, что в результате возникли этот опаснейший характер и эта страшная судьба. На мой взгляд, такое исследование имеет первостепенное значение, и без него я не могу обойтись.
Но не снижает ли этот прием сюжетное напряжение? Нисколько. Напротив, сюжетное напряжение может даже возрасти, ибо читатель видит теперь, сколь, оказывается, силен и опасен враг, какие неожиданные и коварные удары готовится он нанести, сколько причинить бед.
Однако с открытым появлением отрицательного героя может возникнуть иное нежелательное последствие: читатель перестанет быть заинтригованным дальнейшим развитием событий, его уже не будет дразнить скрытая где-то впереди разгадка возникшей тайны, ведь он и ее может узнать, раз он узнает все об отрицательном герое, обладателе этой тайны.
Вот тут-то я и стараюсь использовать тот особый прием, который, как мне кажется, позволяет, все рассказав об отрицательном герое, не отнять у читателя загадочно мерцающую впереди сюжетную тайну.
Да, отрицательный герой ему, читателю, ясен, он в полной мере ощутил его опасность, еще больше насторожился и заволновался от мысли, что этот опасный человек может натворить, сколько бед и несчастий. Но что именно он задумал, что он готовит? Неясно, непонятно! Вот он кого-то запугал, кого-то соблазнил и подчинил себе, что-то эти люди по его приказу уже делают, что-то тайное и опасное, порой читатель даже видит, чем это грозит в дальнейшем, и досадует, что всех этих людей и их подлые поступки пока что не видит положительный герой, не знает всех опасностей, навстречу которым идет и которые видит читатель.
Но и читатель до поры не в силах догадаться, что же все-таки задумал, что готовит главный отрицательный герой, очевидно, что-то необычайно опасное, но что именно? Непонятно. И читатель остается заинтригованным, тайна продолжает маячить где-то впереди и манить его, важнейшее качество жанра в этом случае не теряется.
Так произошло, например, в «Деле «пестрых», где Григорьев появляется много позже, когда произошло уже организованное им ограбление квартиры инженера Шубинского и была убита Люба Амосова, когда Сергей Коршунов и его товарищи из МУРа уже сделали первые шаги в расследовании и первые ошибки. Но для читателя остается полной неожиданностью, что в конце концов выкинул Григорьев и какой подлый план попытался реализовать, хотя смутное ожидание чего-то необычного и опасного все время, мне кажется, дразнит и тревожит читательское воображение.
Нечто подобное было, скажем, и в «Стае», где рассказывается о жуткой судьбе Лузгина и загадочных его поступках впервые лишь в шестой главе, а в третьей описывается только его «стая», которую он сбил. Но некоторые из самых опасных его замыслов и шагов, которые приобретают постепенно все более драматическую окраску, становятся известными читателю, как это и положено, лишь в самом конце повести.
Можно было бы привести подобные примеры и из других книг.
Таким образом, я стараюсь несколько видоизменить, усложнить известный прием «зеркального, или отраженного героя», использовав все его дополнительные, важные для меня, возможности и максимально избавляясь от присущих ему, на мой взгляд, недостатков.
Добавлю еще, что этот, несколько видоизмененный, прием позволяет с особым эффектом реализовать еще одно непременное требование детективного романа: враг должен быть силен и опасен, иначе рассыпается драматургия романа, пропадает интерес, идет игра в одни ворота, в детские поддавки, что порой и случается в некоторых книгах. В лучшем случае читателю становится скучно, в худшем — он перестает верить автору.
Впрочем, дело тут не только в драматургии и читательском интересе, дело в том, что враг этот и в самом деле коварен и опасен, и мы обязаны вступить с ним в борьбу, все общество в целом, все его институты.
И борьба эта особого рода, ибо и враг тут особый, не иноземный захватчик и супостат, а наш, так сказать, «родной», частица собственного народа, волею особых, на редкость неблагоприятных причин и обстоятельств вдруг, потеряв голову, замахнувшийся на свой собственный народ, на окружающих его людей…
Сюжет детектива подобен некоей электрической цепи высокого напряжения, в которую должны быть подключены все события и эпизоды, все поступки героя. Они как бы под током, и потому уход в сторону, «выключение из цепи», ее разрыв недопустимы. А значит, у героя не может быть и никакой самостоятельной от главного сюжета личной жизни.
В самом деле, вспомните. С момента рождения жанра у всех его классиков и великих мастеров герой или вовсе не обременен любовными и даже семейными отношениями, либо на них только намекалось, автор их едва касался. Дюпен у Э. По, Холмс у Конан Дойла, патер Браун у
Честертона, Пуаро у Агаты Кристи, герои Рекса Стаута, Джона Болла, даже симпатяга Мегрэ, правда имевший супругу, однако вовсе не отягощавшую сюжет ни одним самостоятельным поступком или оригинальной мыслью, — словом, почти все западные авторы стремились оставить своего героя один на один с его служебными делами. При этом справедливость требует добавить, что это обстоятельство нисколько не умалило их гигантской популярности у читающей публики.
Спору нет, верен, конечно, известный тезис о том, что и через одни только служебные дела, через работу героя, то есть через ту сферу человеческих отношений, которая вбирает в себя не только по времени, но и по затрате энергии и душевных сил большую часть жизни героя, можно вполне успешно решить все художественные задачи, поставленные перед писателем. Тезис этот с особой очевидностью находит подтверждение в лучших образцах детективного романа.
И все же для меня остается желанным введение, например, любовной линии, относящейся к главному герою романа, вплетение ее в детективный сюжет. Я убежден, что это возможно, весьма интересно и даже полезно.
Попытки такого рода я делал не раз, хотя отнюдь не всегда они оказывались удачными. Дело было новым и трудным. И все же, мне кажется, я был на верном пути, когда, например, в романе «Черная моль» была описана коварная провокация с шапкой и последовавшим за ней анонимным письмом, в котором по легкомыслию и неосмотрительности виноватой оказалась Лена, жена главного героя Сергея Коршунова. И потому она вполне закономерно смогла войти в сюжет романа и ее поступки позволили обнаружить важные грани в характере главного героя. Да и образ самой Лены, ее непростые отношения с некоторыми людьми приобрели сами по себе немалое значение и тоже послужили, как однажды высокопарно выразился один критик, «хорошо высушенными поленьями», которые можно было «подбросить в огонь сюжета».
В повести «След лисицы» Виталий Лосев неожиданно встречает в далеком северном городе во время выполнения опасного и важного задания Светлану, которую уже полюбил, и эта встреча на время изменяет весь ход дальнейших событий. А вынужденная поездка Светланы в конце повести на незнакомую ей дачу позволяет завершить сюжет весьма, как мне кажется, напряженным эпизодом задержания спаснейшего преступника. Однако, вполне закономерно и «заслуженно» введя Светлану в детективный сюжет, я вынужден был в следующей повести о Лосеве протянуть этот роман хотя бы пунктиром, а затем и поженить героев, что свело роль Светланы в дальнейших сюжетах и вовсе к чисто «утепляющей главного героя» и вовсе не обязательной, ибо каждый раз впутывать ее в столь специфичный сюжет не выглядело бы достоверно, равно, впрочем, как и полностью игнорировать ее на протяжении всего сюжета.
- Предыдущая
- 8/153
- Следующая
