Пелагия и Черный Монах - Акунин Борис - Страница 57

• Предыдущая
• 57/76
• Следующая

Тот самый, навсегда врезавшийся в память треск послышался Полине Андреевне и теперь. Снова увиделось, как воочию: из-под чистого, белого подступает темное, страшное, обжигающее и разливается все шире, шире.

Затрепетав, она уперлась руками в грудь соблазнителя, взмолилась:

- Николай Всеволодович, милый, сжальтесь... Не мучайте меня! Нельзя мне этого. Никак нельзя!

И так искренне, по-детски безыскусно это было сказано, что сладчайший искуситель объятья расцепил, сделал шаг назад, шутливо поклонился.

- Уважаю вашу преданность жениху и более не смею на нее покушаться.

Вот теперь Полина Андреевна его поцеловала, но не в губы - в щеку. Всхлипнула:

- Спасибо, спасибо... За... за милосердие. Николай Всеволодович сокрушенно вздохнул.

- Да, жертва с моей стороны велика, ибо вы, сударыня, необыкновенно соблазнительны, особенно с этим вашим синяком. - Он улыбнулся, заметив, что дама поспешно повернула голову вбок и скосила на него глаза. - Однако в благодарность за мою героическую сдержанность по крайней мере скажите, кто сей счастливец. Кому вы храните столь непреклонную верность, невзирая на уединенность места, чувство искренней благодарности, о котором вы поминали, и, прошу прощения, вашу опытность - ведь вы не барышня?

Несмотря на легкость тона, чувствовалось, что самолюбие прекрасного блондина задето. Поэтому - и еще потому, что в этакую минуту не хотелось лгать - Полина Андреевна призналась:

- Мой жених - Он.

А когда Николай Всеволодович недоуменно приподнял брови, пояснила:

- Иисус. Вы видели меня в мирском платье, но я монахиня, Его невеста.

Она ждала чего угодно, но только не того, что последовало.

Лицо красавца, до сего момента спокойное и насмешливое, вдруг исказилось: глаза вспыхнули, ресницы затрепетали, на скулах проступили розовые пятна.

- Монахиня?! - вскричал он. - Христова невеста?

Алый язык возбужденно облизнул верхнюю губу. Издав диковинный, зловещий смешок, преобразившийся Николай Всеволодович придвинулся вплотную.

- Кому угодно уступил бы, пускай. Но только не Ему! Ну-ка, поглядим! Я-то сумел бы защитить свою невесту, а вот сумеет ли Он?

И уже безо всякой нежности, с одной только грубой страстью накинулся на опешившую даму. Разорвал на груди рубашку, стал покрывать лобзаньями шею, плечи, грудь. Предательница-бурка немедленно сползла на пол.

- Что вы делаете? - в ужасе закричала госпожа Лисицына, запрокидывая голову. - Ведь это злодейство!

- Обожаю злодейства! - проурчал святотатец, гладя ее по спине и бокам. Это мое ремесло! - Он снова хохотнул. - Позвольте представиться: Ново-Араратский Сатана! Я прислан сюда взболтать этот тихий омут, повыпускать из него чертей, которые водятся здесь в изобилии!

Собственная шутка Николаю Всеволодовичу очень понравилась. Он зашелся в приступе судорожного, маниакального смеха, а Полина Андреевна вздрогнула, осененная новой догадкой.

Ведь что такое вся эта история с воскресшим Василиском? Чудовищный, кощунственный розыгрыш для впечатлительных дурачков! Женщине подобное лицедейство, рассчитанное на постороннюю публику, не свойственно. Женщине всегда нужен кто-то вполне определенный, кто-то конкретный, а не случайные зрители или случайные жертвы. Тут чувствуется истинно мужская безличностная жестокость, игра извращенного мужского честолюбия. А сколько нужно ловкости и изобретательности, чтобы устроить комедию с призраками и водохождением! Нет, "императрица Ханаанская" и ее тугодумный раб здесь ни при чем.

- Так это всё вы? - задохнулась Полина Андреевна. - Вы...?! Какая ужасная, безжалостная шутка! Сколько зла вы сотворили, сколько людей погубили! И всё это просто так, от скуки? Вы и впрямь Сатана!

Правая щека Николая Всеволодовича задергалась в нервном тике - лицо будто отплясывало какой-то дьявольский канкан.

- Да, да, я Сатана! - прошептали тонкие алые губы. - Отдай себя Сатане, Христова невеста!

Легко поднял женщину на руки, бросил на медвежью шкуру, сам навалился сверху. Полина Андреевна подняла руку, чтобы вцепиться насильнику ногтями в глаза, и вдруг почувствовала, что не сможет - это было стыднее и хуже всего.

Дай мне силу, взмолилась она своей покровительнице, святой Пелагии. Благородная римлянка, просватанная за императорского сына, предпочла лютую смерть грехопадению с красавцем язычником. Но лучше уж биться в раскаленном медном быке, чем позорно обессилеть в объятьях соблазнителя!

- Прости, прости, спаси, - лепетала бедная госпожа Лисицына, винясь перед Вечным Суженым за проклятую женскую слабость.

- Охотно! - хмыкнул Николай Всеволодович, разрывая на ней панталоны.

Но оказалось, что и Небесный Жених умеет оберегать честь Своей нареченной.

Когда Полине Андреевне казалось, что всё пропало и спасенья нет, снаружи донесся громкий голос:

- Э-эй, Чайльд-Гарольд! Вы тут от холода не околели? Вон и дверь у вас расколота. Я вам плед привез и корзину от мэтра Армана с завтраком! Эй, господин Терпсихоров, вы что, еще спите?

Николая Всеволодовича с его жертвы словно ураганом сбросило.

Лицо хозяина башни опять, уже во второй раз, изменилось почти до неузнаваемости - из демонического стало перепуганным, как у нашкодившего мальчишки.

- Ай-ай! Донат Саввич! - причитал удивительный богоборец, натягивая халат. - Ну, будет мне на орехи!

Интересные люди - 2

Еще не поверив в чудо, Полина Андреевна быстро поднялась, кое-как запахнула на себе лоскуты разорванного белья и бросилась к двери.

У кривой изгороди стоял доктор Коровин, привязывая к столбу ворот уздечку крепкого пони, запряженного в двухместную английскую коляску. Донат Саввич был в соломенном канотье с черной лентой, светлом пальто. Взяв из коляски большой сверток и корзину, обернулся, но растерзанную даму (впрочем, инстинктивно отпрянувшую вглубь дома) пока еще не заметил - уставился на лежащего в беспамятстве брата Иону.

- Монаха напоили? - покачал головой доктор. - Всё кощунствуете? Прямо скажем, невелико святотатство, до настоящего Ставрогина вам пока далеко. Право, господин Терпсихоров, бросили бы вы эту роль, она вам совсем...

Тут Коровин разглядел высовывающуюся из-за выступа женщину в неглиже и не договорил. Сначала захлопал глазами, потом нахмурился.

- Ага, - сказал он сурово. - Даже так. Этого следовало ожидать. Ну конечно, ведь Ставрогин большой ходок. Доброе утро, сударыня. Боюсь, мне придется вам кое-что объяснить...

Эти слова Донат Саввич произносил, уже поднимаясь на крыльцо, - и снова не договорил, потому что узнал свою позавчерашнюю гостью.

- Полина Андреевна, вы? - остолбенел доктор. - Вот уж не... Господи, что это с вами? Что он с вами сделал?!

Окинув взглядом избитое лицо и жалкий наряд дамы, Коровин ринулся в комнату. Корзину и плед отшвырнул в сторону, схватил Николая Всеволодовича за плечи и так тряхнул, что у того замоталась голова.

- А это, батенька, уже гнусность! Да-с! Вы перешли все границы! Разорванная рубашка - понятно. Соблазнитель, африканская страсть и всё такое, но зачем женщину по лицу бить? Вы не гениальный актер, вы просто мерзавец, вот что я вам скажу!

Блондин, которого Донат Саввич назвал Терпсихоровым, жалобно воскликнул:

- Клянусь, я не бил!

- Молчите, негодяй! - прикрикнул на него Коровин. - С вами я решу после.

Сам же кинулся к Полине Андреевне, которая из этого странного диалога поняла только одно: как ни был страшен Николай Всеволодович, а владелец клиники, видно, еще страшней. Иначе с чего бы Ново-Араратский Сатана так его испугался?

- Ба, плохо дело, - вздохнул доктор, видя, что дама затравленно от него пятится. - Ну что вы, милая Полина Андреевна, это же я, Коровин. Неужто вы меня не узнаете? Не хватало мне еще одной пациентки! Позвольте, я накину на вас вот это.

Он поднял с пола плед, бережно укутал в него госпожу Лисицыну, и та вдруг разрыдалась.

- Ах, Терпсихоров, Терпсихоров, что же вы натворили, - приговаривал Донат Саввич, поглаживая плачущую женщину по рыжим волосам. - Ничего, милая, ничего. Клянусь, я оторву ему голову и поднесу вам на блюде. А вас сейчас отвезу к себе, напою тонизирующим отваром, сделаю успокаивающий укольчик...

• Предыдущая
• 57/76
• Следующая