Разбитая ваза - Стаут Рекс - Страница 19

• Предыдущая
• 19/36
• Следующая

— Вот так фокус, — саркастически отозвался Деймон. — Как думаешь, Коссоу, ты сможешь научиться этому?

Фокс, не обращая внимания на выпад, попросил:

— Дайте, пожалуйста, ту записку, которую вам передала мисс Тьюсар.

Деймон протянул ему конверт, вынул из него листок бумаги и положил его рядом с блокнотом.

— Вот. Какая из моих свастик совпадает с той, которая нарисована в записке от нациста? Конечно, вы заметили разницу.

— Разумеется. Та, что слева.

— Правильно. Это традиционный рисунок свастики, который китайцы веками использовали как символ счастья. Но когда Гитлер решил взять свастику для своей эмблемы, он либо ошибся, либо специально изменил ее — так или иначе, но нацистская свастика та, что справа. Ни один нацист не нарисует свастику так, как она изображена слева. Следовательно, записку мисс Тьюсар прислал не нацист. Это подделка.

— Чтоб мне провалиться! — пробормотал Коссоу. — Можно взглянуть?

Фокс вырвал листок из блокнота и протянул его Коссоу, а записку положил в конверт и отдал Деймону.

— Может быть, это немного вам поможет, — сказал он. — По крайней мере вы не станете терять время, стараясь протянуть ниточку к Берлину или Бунду. И я очень надеюсь, что это не единственная ошибка, которую совершил наш неуловимый хитрец. А в таком случае ваше участие было бы весьма кстати.

Деймон хмуро посмотрел на него:

— Вы слышали, что я приказал выделить двадцать человек для выявления связи с нацистами?

— Да, слышал, — признался Фокс, — и страшно позавидовал. Целая армия, готовая к действиям!

— У вас есть еще какие-нибудь фокусы?

— По правде говоря… — раздумчиво ответил Фокс, — они лучше воспринимаются порознь. Конечно, вы, как всегда, услышите кучу вранья, но, полагаю, не от мисс Моубрей. В случае крайней необходимости она, возможно, и солгала бы, как любой человек на ее месте, но сомневаюсь, что ей есть что скрывать, и я верю ее рассказу о бумажке, в которую был завернут яд. Диего Зорилла — мой друг. Понимаю, что в ваших глазах это не доказывает его непричастности к отравлению Данхэма, но для меня здесь все ясно, если не случится еще чего-нибудь.

Остальных можете держать под подозрением, за исключением миссис Помфрет, но даже в ее случае я не дал бы письменной гарантии.

— Таблицу умножения я знаю. Я имел в виду ваши фокусы.

Фокс отрицательно покачал головой:

— У меня все. Если бы мне пришлось брать на себя расследование, чего я, слава богу, делать не собираюсь, я вынужден был бы начать с чистой страницы. — Он сунул в карманы блокнот и ручку, отодвинул стул и поднялся.

— Куда вы направляетесь?

— Не знаю. Если вы меня отпустите, то домой. Если нет, то, похоже, мне придется присоединиться…

Инспектор недоверчиво хмыкнул:

— Так я вам и поверю! Домой, бросив тут нерешенные вопросы? Мне ли вас не знать. А я вас знаю прекрасно. Вы останетесь здесь. Садитесь. Рядом с Коссоу.

Фокс улыбнулся:

— Я никаких обязательств не даю. Разве что какие-нибудь фокусы придут в голову.

— И я не даю. — Деймон повернулся к полицейскому в форме, сидевшему у двери. — Пригласите миссис Помфрет.

Миссис Помфрет вошла в библиотеку около семи. А когда библиотеку покинул помощник повара, последний из допрашиваемых, было уже за полночь. После того, как за ним закрылась дверь, инспектор Деймон устало выдал длинную очередь крайне выразительных и дурно пахнущих ругательств и уставился красными от усталости глазами на два блокнота, лежавшие перед детективом Коссоу и исписанные от корки до корки.

— Во всяком случае, — вздохнул Фокс, — сандвичи с копченой индюшатиной были хороши.

— Один из этих людей, — пробурчал Деймон, — отравил человека.

Это, разумеется, не было впечатляющим итогом шестичасовой напряженной работы, но дальше этого они не продвинулись. Никто не мог даже сделать предположения, в чьем сердце таилось желание убить Перри Данхэма. Кто-то признался в той или иной степени неприязни, которую к нему испытывал. Удалось установить, что яд положили в виски не после возвращения общества в библиотеку, а в то время, когда все находились в желтой комнате. Но список подозреваемых не стал меньше. Никто не видел, что кто-то подходил к столику с напитками, совершал какие-то подозрительные манипуляции, прикасался к бутылке с бурбоном или просто слонялся рядом, словом, вел себя странно. Короче, если кто-то и видел что-то, хоть в малейшей степени могущее оказать помощь обвинению, он держал это при себе.

Даже Гарда признала, что Дора бросала бумажку не крадучись и не прячась: она открыто подошла к этажерке и бросила ее в сосуд.

Трое — Кох, Дора и Генри Помфрет — с уверенностью утверждали, что Перри не пил до того, как они перешли из желтой комнаты в библиотеку, таким образом, вопрос о том, когда был отравлен бурбон, оставался открытым. Не было твердых оснований говорить, хотя это было весьма вероятно, что цианид подсыпали в бурбон в желтой комнате. Слуги свидетельствовали, что бурбон стоял вместе с другими спиртными напитками в незапертом шкафу в буфетной, и Шефер загрузил столик с напитками и покатил его сразу в желтую комнату. Не было ответа и на вопрос, когда последний раз пили виски из этой бутылки — этого никто твердо не знал.

Единственное действие, которое видели все и которое при обычных обстоятельствах могло бы стать отправной точкой в расследовании, приобрело черты совершенно фантастические: когда очередь отвечать на вопросы в библиотеке дошла до Хиби, все воспоминания о том, как она выбросила бутылку из окна, начисто улетучились из ее памяти. Допросив ее, Деймон лишился дара речи и молча уставился в ее сияющие от радости глаза. Фоксу из чувства сострадания пришлось вмешаться и попросить инспектора отпустить ее.

Приходил полицейский комиссар и, посидев около часа, ушел. Около девяти часов приехал окружной прокурор и уехал лишь в полночь. Из лаборатории и морга поступили более подробные заключения. Сержант Крейг со своим подразделением детективов, закончив работу, уехал. Кое-какие кости пришлось бросить в распахнутую пасть прессы; несколько человек отправили с ключом на холостяцкую квартиру Перри на Пятьдесят первой улице, надеясь, что среди бумаг и вещей, возможно, отыщутся факты, проливающие свет на это дело; выволокли из кровати полицейского капитана, расследовавшего самоубийство Тьюсара, и заставили его срочно приехать к окружному прокурору.

По-прежнему все, что можно было сказать, сказал инспектор Деймон в своей вырвавшейся из уставшего горла фразе: «Один из этих людей отравил человека».

Фокс встал со стула и быстро одернул на себе костюм.

— Итак, — заявил он, — если вы все еще верите, что я не прочь отправиться домой, возьмите показания у меня. Строго говоря, я готов изобразить негодующего гражданина. Хотите?

Деймон отрицательно покачал головой, потер глаза пальцами, поморгал, глядя на сосуд для благовоний, чтобы сфокусироваться, и встал.

— Ладно, — с отвращением сказал он, — давай свои записи, Коссоу. Думаю, что здесь мы уже больше ничего полезного не узнаем. — У двери он спросил у человека в форме: — Где они?

Фокс последовал за ним по коридору через большую прихожую в просторную комнату, которую мистер Помфрет называл собором. Сейчас ей больше подходило название «мавзолей» или даже еще что-то более мрачное, если такое существует. Двое полицейских, сидевших в ее противоположных углах, казалось, тоже заразились царившим здесь унынием. Семь измученных физиономий — супруги Помфрет отсутствовали, — повернулись к дверям навстречу инспектору. Кох сидел на стуле рядом с Хиби Хит, Диего сидел у окна в дальней части комнаты с Беком, Дора вытянулась на диване, Тед Гилл сидел с газетой у лампы, Гарда — у рояля. Кох начал было качать права, но Деймон поднял руку.

— Мы закончили, — кратко объявил он, — вы свободны. Возможно, кто-нибудь из вас или все завтра понадобятся мне снова, я прошу вас находиться по тем адресам, которые вы дали. Города не покидать. Если дамы желают, их проводят домой…

• Предыдущая
• 19/36
• Следующая