Алтайские сказки - Гарф Анна Львовна - Страница 12

• Предыдущая
• 12/25
• Следующая

— Кто умер, тот живым не встанет,— вздохнула лиса.— Но дворец тот золотой будет твоим.

Семь дней во дворце Караты-каана свадьбу справляли, на восьмой коней оседлали, поехали к Яланашу.

Лиса вперёд выскочила:

— Я дорогу покажу, за мной следом скачите!

Едет Караты-каан на белом жеребце с четырьмя ушами, едут его богатыри на вороных конях. На рыжем, как золото, жеребце скачет Яланаш. Прекрасная Чайнеш сидит на буланом иноходце.

— Эй, люди,— кричит лиса,— Караты-каан с неисчисли-

мым войском сюда спешит! Скот колите, собольи шкурки тащите!..

Так кричала, пока не охрипла. Всех гостей мясом накормила, собольими шкурками одарила. Устала бедняга, да отдыхать не время ещё. На трёх здоровых, на одной хромой лапе вскарабкалась она к золотому дворцу каана змей.

— Эй, змеи! Яланаш с богатырями, алыпами и героями сюда скачет, сейчас вас всех убьёт! За отца, за мать, за семерых братьев отомстить хочет.

Змеи выползли из золотых нор, из серебряных щелей:

— Что нам делать? Как спастись?

— Ползите на скошенный луг, спрячьтесь в стоге сена.

Злые змеи все до одной заползли в стог. Змеиный каан глубже всех зарылся.

Стукнула лиса кремнём по огниву, высекла искру, подожгла сено, стог вспыхнул, .ч-пые змеи все до одной сгорели.

Побежала лиса навстречу Я.танашу:

— Пожалуйте в ваш золотой дворец! А мне дайте косточку с мясом, если не жалко, и я побегу в .тес к своим деткам.

Взяла кость и убежала. Больше эту лису Яланаш не видал.

Якши болсын! Будь здорова, лиса, лиса-сваха!

КАЕ ВОЛКИ НА АЛТАЕ ПОЯВИЛИСЬ

Жил на Алтае Сюмелу-пай. Он ездил на вороном иноходце, ходил в шубе, крытой чёрным шёлком.

Вот одним белым утром поехал Сюмелу-най на пастбище, захотел он поглядеть на свои стада рогатого скота, на свои табуны всех шестидесяти мастей.

Плавно бенчит вороной иноходец, ван{но сидит в высоком седле Сюмелу-пай. А навстречу ему, верхом на свирепом быке,— алмыс-людоед. Глаза у алмыса — кипящие котлы, зубы — острые ножи.

— О-о! — вскричал алмыс.— Давно, слыхал я, живёт на

еемле, в нашем Алтае славный герой Сюмелу-пай. Не вы ли это будете?

У Сюмелу-пая нижняя губа отвисла, пот со лба течёт, а сам дрожит в своей тёплой шубе.

— Д-да, я Сюмелу-най. Приходите завтра в мой восьмигранный кошемный аил. Я приготовлю для вас лучшее угощение, встречу вас в самой хорошей одежде, на самом быстром коне.

— Ждите. Приду. Однако, если обманете, худо вам будет.

Сюмелу-пай дёрнул повод, ударил девятихвостой плетью вороного иноходца. Как гроза примчался на стойбище, как молния засверкал, как железо загреме.ч:

— Эй, рабы! Навьючьте моё нрисчис-яимое добро на мой бесчисленный скот. Я буду кочевать за семь гор, за девять рек.

Белый скот качнулся, как молодая трава от ветра, табуны тронулись, как вода в ледоход. Народу собралось — чёрный лес!

К вечеру переправились через две реки, через три горы. Сюмелу-пай немного опомнился, губу подобрал, пот со лба рукавом отёр и говорит:

— Эй, приведите ко мне пастушонка, сироту Чимирйка.

Чимирик всегда спал на голой земле, рядом с собаками, ел

из щербатого черепка.

На его ногах обувки нет, на его плечах шубы нет.

Снял Сюмелу-пай со своих плеч шубу, крытую чёрным шёлком:

— Надень эту шубу, Чимирик.

Приказал Сюмелу-пай заседлать лучшего коня:

— Садись в седло, Чимирик.

Сирота-ластушонок в таком высоком седле никогда не сидел, на таком резвом коне не скакал, такой шубы не нашивал. Головы поднять не смеет, повод в руку взять не oтвaн^ивается.

л Сюмелу-най говорит ему ласково:

— На старом стойбище, в моём восьмигранном аиле я оставил стрелу с бронзовым наконечником. Поскачи на стойбище, Чимирик-малыш, дитя моё, привези мне стрелу.

Поскакал Чимирик на старое стойбище, спешился, вошёл в кошемный восьмигранный аил Сюмелу-иая и чуть не упал со страха. Возле костра снал-хранел человек, на человека непохожий, зверь, на зверя непохожий. Стрела с бронзовым наконечником висела в колчане над головой спящего. Чимирик только руку протянул, а спящий уже проснулся. Глаза у него — два кипящих котла, зубы — острые ножи. Чимирик ногой дверь толкнул, выскочил из аила.

— Постой! Погоди, милое дитя! — закричал алмыс тонким голосом.— Глаза твои полны огня, грудь твоя полна ума, дай мне твою правую руку, скажи мне, где хозяин твоей чёрной крытой шёлком шубы, где хитрый Сюмелу-пай?

Чимирик руки алмысу не дал, о Сюмелу-пае ничего не сказал. Прыгнул в седло, хлестнул коня. Но конь с места не идёт, только головой мотает. Оказывается, алмыс схватил коня за хвост, держит, не пускает.

Чимирик спрыгнул на землю и побежал.

Алмыс в три глотка проглотил коня и пустился за Чимири-ком. Бежали сквозь леса, перепрыгивали через ручьи.

Прибежал Чимирик к берегу чёрного озера. Дальше пути пет.

На берегу озера поднимался к небу железный тополь с бронзовыми ветвями. Чимирик спрятался за железный ствол, толщиной в десять обхватов. Алмыс за ним. Так бегали они кругом тополя, алмыс ни на шаг не отстаёт. Вот уже поймал своей когтистой лапой кушак чёрной шёлковой шубы. Но Чимирик вытащил нож из кожаных ножен, рассек кушак. Алмыс с кушаком в руках упал на спину, а Чимирик полез вверх по стволу тополя. Алмыс вскочил, а Чимирик ун{е на самой высокой ветке.

Заохал алмыс, даже заплакал:

— Чуть-чуть опоздал я этого Чимирика за ноги вниз стащить…

Выхватил из-за нояса острый, как молодой месяц, топор и ударил но стволу железного тополя. Два дня, две ночи, не отдыхая, рубил.

На третье утро заскрипел, зашатался железный тополь. Ещё осталось раза два топором ударить, и дерево упадёт, да ноги алмыса уже не держат, руки не поднимаются.

— Устал я,— вздохнул алмыс.— Э, да ладно! Надломленное дерево не выпрямится, Чимирик-малынг никуда не денется. Отдохну-ка я маленько.

Сел на землю, прислонился спиной к стволу и заснул.

А сирота Чимирик смерть свою совсем близко видит. Громко-громко заплакал он.

Вот уже заворчал, заохал спящий алмыс, как проснётся, ударит топором по тополю, и Чимирику конец.

По дну синего неба кружил серый сокол, добычу искал, круглыми глазами кругом смотрел. И увидал на вершине тополя малыша в чёрной шубе.

— Почему ты сидишь здесь, малыш? О чём плачешь так горько?

— Как не плакать? Под деревом спит алмыс-людоед, проснётся и меня съест.

— Где же твои отец и мать?

— Нет у меня ни отца, ни матери. Сирота я, раб Сюмелу-ная. Его скот пасу, кроме двух серых собак, никто со мной не знается.

Сокол распрямил крылья и улетел. Он спешил на пастбище Сюмелу-пая. он искал двух серых собак.

Сколько времени сидел Чимирик на ветке сломанного тополя, сколько времени алмыс под деревом спал, кто знает? Вдруг чёрная пыль с земли к небу поднялась, белая туча с неба на землю упала. И увидал Чимирик двух серых собак, двух своих верных друзей. Язык свисает у них изо рта, как красное пламя, длинные хвосты по земле стелются. Вцепились серые со-

баки острыми клыками в алмыса и потащили его к чёрной воде чёрного озера.

— Слушай, верный наш Чимирик,— сказал старший псс,— мы нырнём вместе с алмысом в озеро, и, если всплывёт чёрно-бурая кровь, смейся, радуйся. Если красная кровь на воде покажется, плачь, горюй.

Собаки бросипи алмыса в воду и сами нырнули.

Чимирик соскочил с дерева, смотрит на воду, ждёт. Вот по-казалась чёрно-бурая кровь. Чимирик подпрыгнул, в ладоши захлопал. Но тут всплыла кровь красная. Загоревал Чимирик, заплакал. Много-долго не прошло, как опять выступила на воде чёрно-бурая кровь.

Чимирик погладил свои щёки и запел:

Льётся, льётся кровь алмыса. Жирная, как масло, чёрная, как яд. Эй, алмыс, людей глотавший. Чёрной смертью погибай!

Как пропел эти слова Чимирик, так и вышли обе собаки из воды.

Молодая скачет, хвостом виляет, а старая сидит, рану на ноге зализывает.

• Предыдущая
• 12/25
• Следующая