Охота за головами на Соломоновых островах - Майтингер Кэролайн - Страница 31

• Предыдущая
• 31/85
• Следующая

На наше счастье, всю следующую неделю в Танакомбо лил дождь, и мы смогли заняться приведением в порядок нашего живописного снаряжения.

У Робинзона Крузо все происходило значительно проще, а нам надо было загрунтовать огромный оранжевый брезент. Мы расстелили его на веранде и прокрасили свинцовыми белилами. Поскольку в доме и под домом обитали три пса, трое детей, двое слуг и десяток куриц, то окрашенный нами брезент сохранил великое множество индивидуальных отпечатков. Как только выглянуло солнце, мы перенесли сушку брезента в сад, что вызвало огромный интерес у всех живущих там насекомых. Нам осатанело бороться с ними, и, решив впоследствии закрашивать места с прилипшими насекомыми, мы даже радовались своеобразности новой фактуры брезента.

Горести начались, когда мы принялись за уменьшение малярных кистей. Неприятностей было слишком много, и не стоит их полностью описывать. Труднее всего было правильно связывать волос проволокой и помещать его в бамбуковую палочку, предварительно смазав пучок кисти столярным клеем. Муравьи и другие насекомые, привлеченные соблазнительным запахом столярного клея, немедленно уничтожали нашу работу.

Проявляя терпение, свойственное гениям, мы изготовили несколько очень хороших кистей из старых кисточек для бритья. Волоски были склеены древесной смолой, доставленной нам Пятницей. Такая смола применяется туземцами для приклеивания зубов летучих мышей к копьям. Теперь я располагала длинными кистями на бамбуковых ручках, сделанных из старых копий и стрел, принесенных тем же Пятницей. Мы использовали концы в 18–20 дюймов, и я могла работать, отойдя от полотна, как все великие мастера живописи.

Применяемые художниками масло и скипидар (связующее и сиккатив) очищают и отбеливают разными способами. Даже будучи очень чистыми, они с годами желтеют, а если применять их неочищенными, с их естественной золотистой окраской, то при смешивании с краской они меняют нежные оттенки. Полученные на «Матараме» старые скипидар и льняное масло имели ярко выраженную золотистость, и мы всячески экспериментировали, пытаясь их обесцветить.

Налив бутылки и банки, мы поставили их на солнце, но что удавалось старым живописцам, никак не получалось у нас. Зато нам удалось утопить в масле и скипидаре несколько тысяч насекомых, после чего мы отказались от дальнейших затей.

Воспользовавшись длительным пребыванием «Матарама», производившего погрузку копры на трех близлежащих плантациях, мы сообщили по радио всем плантаторам, что нуждаемся в различных красках. На протяжении целой недели один гонец за другим приносил великое множество банок с красками. В короткий срок мы собрали самую удивительную коллекцию красок для лодок и оконных рам, которую когда-либо можно было увидеть на Соломоновых островах. Большая часть банок была полупустой, в некоторых краска превратилась в густую пасту, что нас вполне устраивало, так как нам нужны были неразведенные краски.

Какие тут были цвета! От ослепительно желтого до ядовито-зеленого; все нестойкие цвета, которые мог создать химик-колорист.

Мы использовали все: с особой тщательностью отцедили олифу и расфасовали краски в металлические баночки из-под сигарет. В доме мы нашли отличный ящик, служивший для перевозки секретной почты во время Первой мировой войны; в нем имелись углубления, в которых отлично помещались баночки с красками.

Затем мы перешли к изготовлению инвентаря. Из кухонного ножа был сделан мастихин, а палитру соорудили из крышки фанерного ящика из-под цейлонского чая; когда палитру покрыли несколькими слоями лака, она приобрела волнующую душу окраску настоящего Страдивари.

Из ящичных брусков мы могли изготовить подрамники, но предпочли прикреплять холст кнопками к чертежной доске. А так как наш маленький переносной мольберт был слишком слабеньким, чтобы выдержать чертежную доску, то было решено ставить доску прямо на землю, прислоняя к дереву. Тут на помощь явился соседний плантатор, проявивший чрезвычайный интерес в оказании содействия Маргарет, руководившей работами по созданию оборудования. Мимоходом замечу, что этот плантатор ухитрился проскакать верхом пять миль со своей плантации к нам, чтобы пригласить Маргарет посмотреть у него в доме старые кисточки для бритья, затем проводить Маргарет и вновь скакать к себе на плантацию за кисточками, чтобы окончательно вручить их в руки Маргарет. Всего в этой истории с кисточками он проделал на коне за день более двадцати миль. Лично я вполне оценила его старые кисточки для бритья. В равной степени мы обе оценили станок-мольберт, сооруженный плантатором с неменьшей затратой энергии.

Честь создания конструкции станка-мольберта принадлежит мне, а плантатор имеет право на благодарность потомков за то, что он изготовил станок в соответствии с замыслом, внеся лишь отдельные технические усовершенствования.

Участие Маргарет в сооружении мольберта сводилось к расточению улыбок и сидению в уголке, в то время как плантатор, вооруженный коловоротом, пилой и стамеской, используя две петли от ящика с инструментами, сооружал Раздвижную раму, похожую на старомодную подставку, применяемую при выбивании пыли или сушке портьер.

Мы горячо рекомендуем такой мольберт всем художникам, отправляющимся писать портреты первобытных людей, особенно если эти художники располагают штатом носильщиков. Если его разломать, мольберт может быть использован на топливо, как добрая сажень дров.

К достоинствам мольберта надо отнести, что холст к нему удобно прикреплять кнопками и легко заменять другим, что избавляет от необходимости таскать массу подрамников. Законченный и высохший рисунок можно свернуть в рулон, предварительно проложив вощеной бумагой во избежание склеивания. Раздвижная рама позволяет пользоваться холстами любого размера, а конструкция позволяет работать сидя или стоя. Особенно горячо такой станок-мольберт рекомендуется для стран, где свирепствуют ураганы, уносящие в воздух обычные мольберты.

Закончив работы по изготовлению безупречного по конструкции инвентаря, я преисполнилась желанием приступить к творческой деятельности.

Деревня, где мы должны были писать портреты, находилась в четырех милях, и плантатор предоставил нам в пользование лошадей и слугу Пятницу.

Задуманная картина была мне совершенно ясна в цветовом и графическом решении. Я даже придумала название — «Женщины-огородницы». Теперь я только нуждалась в женских моделях.

Тема картины была навеяна эпизодом, случившимся поздним вечером, когда мы направлялись обедать к соседнему плантатору. Дорога из Танакомбо на соседнюю плантацию идет вдоль берега, иногда уходит в глубь зарослей и снова возвращается на побережье.

Был час захода солнца, и океан при начавшемся отливе был на редкость спокоен, а облака отражались в зеркально-маслянистой воде. Мы ехали верхом через темные густые заросли и время от времени выезжали на просторное торжество света и покоя. Противоположная часть берега казалась в лучах заходящего солнца сиреневой. Между берегом и полосой отлива образовалась полоска воды, отрезанная от океана узкой отмелью. В этой полоске, как в зеркале, безупречно правильно отражались краски заката. По отмели двигалась процессия местных жителей, больше похожих на странных птиц, чем на человеческие существа. Сходство с птицами им придавали тонкие ноги, раздутые фигуры и странные формы голов.

Чтобы они нас не увидели, мы спрятались в кустарнике. Я отвела мою вечно лягающуюся лошадь в глубь дороги и крепко привязала. Кобыла, на которой ездила Маргарет, отличалась способностью немедленно засыпать на каждой стоянке, а жеребенка я подвела вплотную к кобыле, чтобы он воспользовался внеочередной возможностью покормиться.

Цепочка процессии проходила как раз перед нами, отражаясь в зеркальной воде. Все участники шествия, кроме одного, были женщинами и девочками. Темные пурпурно-коричневые силуэты вырисовывались на фоне неописуемого по красоте солнечного заката, переливавшего идеально прозрачно-розовыми, фиолетовыми, ярко-синими и своеобразно желтыми тонами, столь характерными в сезон тропических дождей для последних минут захода солнца.

• Предыдущая
• 31/85
• Следующая