Не позднее полуночи - Стаут Рекс - Страница 7

• Предыдущая
• 7/48
• Следующая

– Исключено, – сказал я твердо. – Унеси это назад, Фриц.

– Но ведь должна прийти женщина, – простонал Вульф.

– Все это просто предлог. Настоящая же причина заключается в том, что вы терпеть не можете срочной работы, особенно если шансов на успех не больше одного из тысячи. Понимаю, что до полуночи двадцатого апреля вам предстоит жуткая жизнь, но позволю себе напомнить, что не далее как девятнадцатого января сего года, в три часа двадцать семь минут пополудни вы изволили сделать заявление, что если вам когда-нибудь вздумается заказать пиво до обеда, я вправе отменить это, невзирая на ваши протесты, если таковые последуют. Нет, я вас нисколько не осуждаю, есть от чего потерять голову, ведь ясно, что в этой истории нам скорее всего предстоит остаться с носом. Но пиво здесь совершенно ни при чем и пить вы его будете только после обеда. Так что не надо злоупотреблять терпением мистера Бреннера.

Я вышел из-за стола, взял из рук Фрица поднос и отнес его на кухню.

Скорее всего у меня не хватило бы духу лишить его этой последней радости, знай я заранее, какое испытание уготовила ему судьба в лице основательницы и бессменного президента лиги «За естественную женщину», жительницы Лос-Анджелеса мисс Гертруды Фрейзи. Да и сам Вульф, если бы он с самого начала мог предвидеть такое, наверняка бы сразу отказался от этого дела и послал ко всем чертям фирму «ЛБА» вместе со всеми её конкурсантами.

Не берусь описать её наряд – вероятнее всего она просто стащила его из какого-нибудь музея. Что же касается внешности, то было трудно поверить, что такое вообще существует. Внутренние уголки её глаз все время так и норовили встретиться над переносицей, прямо там, где брал начало длинный узкий нос, и временами им это почти удавалось. Из верхней части лица можно было различить лишь небольшой кусочек лба, все остальное скрывали беспорядочные седые космы. Левая половина её рта безудержно стремилась вверх, правая же с не меньшим упорством рвалась вниз, что создавало полное впечатление перекошенного подбородка, хоть и не исключено, что на самом деле он у нее был, как у всех. Она была примерно моего роста и имела широкую размашистую походку.

Выысокая, прямая как палка, она воткнулась ровно посредине между спинкой и краем краснокожего кресла, водрузила себе на колени сумочку, повесила поверх нее руки и заговорила.

– Никак не пойму, какое вообще отношение смерть этого человека имеет к конкурсу. Ну хорошо, пусть убийство. Но ведь в условиях-то не оговаривалось что кому-то вдруг вздумается умереть.

Когда она говорила, то губы её старались двигаться перпендикулярно перекошенной линии рта, челюсти же предпочитали простые движения вверх-вниз. Просто уму непостижимо, чтобы за столько лет – уж никак не меньше шестидесяти – они так и не смогли между собой договориться.

Вульф сделал попытку добиться её расположения.

– Вы совершенно правы, мадам, в условиях конкурса возможность внезапной насильственной смерти действительно никак не предусмотрена. Но ведь конкурс затрагивает не сама эта смерть, а действия полицейских, которые попросили участников не покидать города, пока…

– Ничего себе просьба! Да они мне просто приказали! Они сказали, что если я уеду, меня поймают и арестуют как убийцу!

Я покачал головой. Ясно, что это за штучка. Ни один полицейский шпик и ни один сотрудник прокуратуры ни при каких условиях не мог сказать ей ничего подобного.

– Не стоит обращать внимания, – примирительно проговорил Вульф, – иногда они слишком усердствуют. Впрочем, я хотел поговорить с вами не только о конкурсе, но и о вас лично. Ведь как только будут присуждены призы, сразу же возникнет большой спрос на информацию о победителях конкурса и мои клиенты должны заранее к этому подготовиться. Ваша вынужденная задержка как раз дает нам для этого удобный случай. Мой помощник, мистер Гудвин, будет вести запись. Вы, как я понимаю, замужем никогда не были?

– Ну уж нет. Этого мне еще не хватало… – Она покосилась на мою записную книжку. – Только я хочу знать заранее, что они будут обо мне публиковать.

– Хорошо, у вас будет такая возможность. Вы уже когда-нибудь выигрывали в таких конкурсах?

– В жизни никогда в них не участвовала. Ненавижу все эти конкурсы.

– Понятно. Но ведь в этом-то вы участвовали?

– Конечно, участвовала. Что за идиотский вопрос.

– Да, вы правы, – Вульф был просто сама любезность. – Но согласитесь, это все-таки очень странно – так ненавидеть конкурсы и участвовать в одном из них… Должно быть, у вас были для этого достаточно веские причины?

– Никак не пойму, почему всем нужно совать нос в мои дела. Но причины, конечно, были, и у меня нет оснований их стыдиться. Десять лет назад я основала американскую лигу «За естественную женщину». Сейчас в ней уже много тысяч членов, даже невозможно сосчитать, сколько. Что вы думаете о женщинах, которые мажутся жиром, разрисовывают себя сажей и обливаются всякой вонючей мерзостью, которую делают из дегтя, сгнивших растений и наростов, появляющихся у самцов оленя?!

– Не знаю, мадам, как-то никогда об этом не задумывался.

– Еще бы вам задумываться! Ведь вы же самец! – Взгляд её вонзился в меня. – Ну а вы, молодой человек?

– Даже не знаю… Вообще-то по-разному, – ответил я, – хотя согласен, что нарост звучит не слишком-то эстетично.

– Это и пахнет отвратительно. И они пользуются этой гадостью вот уже почти тридцать веков. Что делала Ева в Эдемском саду, когда у нее пачкалось лицо? Она умывала его свежей чистой водой. А как поступают в этих случаях нынешние женщины? Они втирают в него жир! Вы только взгляните на их губы, на пальцы рук и ног, на ресницы и прочие места! Лига «За естественную женщину» – друг и защитник естественной женщины. Ева была естественной женщиной, и такой её создал Господь. Единственная настоящая красота – это красота естественная. Уж мне ли этого не знать, ведь меня-то Господь обделил этим чудесным даром. Я даже не дурнушка, я просто урод. И те, кому повезло больше, не имеют никакого права марать свою природную красоту. Уж мне-то можете поверить. Я это знаю!

На мгновение её плечи слегка ссутулились, но она тут же снова их распрямила.

– Мне рано открылась эта истина, и с тех пор она служит мне жезлом и знаменем. Хлеб мой насущный я всегда добывала своим собственным трудом, но все-таки смогла, скопить немного денег, и вот десять лет назад я использовала часть из них, чтобы основать лигу. Сейчас нас уже много, больше трех тысяч, но взносы ничтожны, и мы жутко стеснены в средствах. Прошлой осенью, в сентябре, я увидела в газете объявление об этом конкурсе и подумала – уже в который раз подумала, – как безнадежно наше дело, слишком много денег работает против нас, много-много миллионов… Так я сидела, смотрела на эту рекламу и думала, думала – и тут мне в голову пришла одна идея. А почему бы нам не использовать их деньги для наших целей? Чем больше я думала, тем больше мне нравилась моя идея. Большинство членов нашей лиги живет в Лос-Анджелесе или в его окрестностях, в основном это женщины образованные и культурные. Я кое-кого обзвонила сама, те связались с другими, все с большим энтузиазмом встретили мою идею и изъявили готовность всячески мне помочь. Я сама все организовала; ведь чтобы уметь это, необязательно родиться красивой. Через две недели на нас работало уже триста человек. С первыми двадцатью стихами, с теми, что были опубликованы, у нас никаких проблем не было, они все дались нам довольно легко, кроме разве что восемнадцатого. Со вторым туром, полуфинальным, когда нам надо был меньше чем за неделю разгадать пять стихов, оказалось несколько сложней, и это было очень несправедливо, ведь их отправили из Нью-Йорка всем одновременно по почте, стало быть, ко мне они пришли позднее, чем к другим, и к тому же они оказались труднее, намного труднее, но мы все равно их одолели, и я отправила ответы даже на десять часов раньше крайнего срока. Мы и с этим справимся. – Она похлопала по сумке у себя на коленях. – Я в этом нисколько не сомневаюсь. Нисколько не сомневаюсь. Мы их разгадаем, какими бы они ни были трудными. Полмиллиона долларов. Для нашей лиги.

• Предыдущая
• 7/48
• Следующая